Я сидела за круглым дубовым столом, который помню ещё с детства, и медленно размешивала сахар в своей кружке. Семейные встречи всегда были для меня особенными — вот уже пять лет, как мама с папой ушли, а традиция собираться по воскресеньям так и осталась. Правда, теперь мы встречались в моей квартире, в той самой трёхкомнатной, где прошло моё детство.
— Галя, а ты не думала о том, чтобы поменять жилплощадь? — небрежно бросил Сергей, мой племянник, откинувшись на спинку стула.
Двадцать восемь лет, высокий, с тёмными волосами и пронзительными серыми глазами — копия своего отца в молодости. Только характер… характер у него был совсем другой. Жёсткий. Расчётливый.
— О чём ты говоришь? — удивилась я, поднимая глаза от кружки.
— Да вот, мы с Таней думаем… — он взглянул на свою жену, которая сидела рядом и кивнула в знак поддержки. — Нам бы побольше места для детей. А ты тут одна живёшь в такой большой квартире.
В комнате повисла тишина. Даже часы на стене будто перестали тикать. Я почувствовала, как что-то холодное медленно растекается по груди.
— Родня сказала, что ты и в однушке проживёшь, а трёшка нам нужнее, — без тени сомнения сказал он, словно речь шла о перестановке мебели, а не о моей жизни.
Лидия, моя младшая сестра, сидела напротив и молчала, разглядывая свои ногти. Я ждала, что она что-то скажет, заступится за меня. Но она лишь пожала плечами, когда наши глаза встретились.
— Ну не обижайся, Галочка, — наконец произнесла она тихо. — Ты же и правда одна… А у Серёжи семья растёт.
Воздух в комнате стал густым, как кисель. Я чувствовала, как сердце колотится где-то в горле. Пятьдесят семь лет жизни, и вот так — в одном предложении — меня записали в никому не нужные.
— Но это же… это же мой дом, — прошептала я, сама не веря, что произношу эти слова.
— Конечно, тётя Галя, — мягко улыбнулась Таня, наклоняясь ко мне через стол. — Мы же не выгоняем тебя. Просто подумай — тебе ведь и правда много места не нужно. А мы бы тебе помогли с переездом, подыскали что-то подходящее.
Подходящее… Словно я была старой мебелью, которую нужно пристроить в угол поменьше.
— Мы даже готовы доплатить, если понадобится, — добавил Сергей великодушно. — Правда, немного, но всё же.
Немного. За квартиру, в которой прошла вся моя жизнь. За стены, которые помнили мой первый шаг, первое слово, выпускной бал. За окна, из которых я провожала маму на работу и встречала папу с дачи.
Я встала из-за стола на негнущихся ногах.
— Извините, мне нужно… — голос предательски дрожал. — Схожу на кухню.
В кухне я оперлась руками о подоконник и долго смотрела во двор. Внизу играли дети, их весёлые голоса доносились сквозь закрытые окна. Обычная воскресная картина, которую я наблюдала десятки лет. Но сегодня всё было по-другому.
— Галя, ты чего? — в дверях появилась Лидка.
— Как вы можете? — развернулась я к ней. — Как ты можете так со мной?
— Да что такого-то? — она села на табуретку, поправила юбку. — Серёжка прав ведь. Тебе столько места зачем? Ты же замуж больше не выйдешь…
Последние слова ударили как пощёчина. Не выйду замуж. Значит, и жить мне толком не для чего. Значит, и места много не надо.
— Лида, это мой дом, — тихо повторила я.
— Был мамин с папиной, — пожала плечами сестра. — А теперь по справедливости должен достаться тем, кому больше нужен.
По справедливости…
Неделю спустя Сергей появился с коробками.
— Тётя Галя, мы решили пока пожить тут немного, — объявил он, даже не спрашивая разрешения. — Квартиру свою сдаём. А так посмотрим, как устроимся.
Как устроимся. В моей квартире.
Таня прошла мимо меня с детскими вещами в руках, кивнула:
— Надеюсь, вы не против, если мы детскую в вашей комнате обустроим? Там светлее всего.
В моей комнате. Где стоял мамин туалетный столик, где висели наши семейные фотографии, где у изголовья кровати до сих пор лежала последняя книга, которую читал папа перед смертью.
— Но я там сплю, — растерянно пробормотала я.
— Ну так переходите в маленькую, — весело отозвался Сергей. — Там как раз одному человеку нормально.
Одному человеку. Как будто я уже не член семьи, а временный жилец.
Первую неделю я ещё пыталась сопротивляться. Робко напоминала, что это всё-таки моя квартира. Но каждый раз слышала в ответ:
— Тётя Галя, ну не будьте жадиной. Мы же семья!
Семья… А я, получается, кто?
Постепенно я начала чувствовать себя чужой в собственном доме. Сергей переставил мебель в гостиной под телевизор, который привёз свой — огромный, современный. Таня заняла всю ванную своими баночками и флакончиками. Дети бегали по квартире, оставляя игрушки везде, где им заблагорассудится.
— А что вы так рано ужинаете? — удивилась Таня в первый же день. — Мы привыкли в восемь есть.
И я стала ужинать в восемь. Хотя всю жизнь ела в шесть.
— Тётя Галя, а можно телевизор потише? — просил Сергей. — Дети спать ложатся.
И я убавляла звук до минимума, едва слыша любимые передачи.
— Галина Петровна, вы не могли бы с утра пораньше в душ сходить? — деликатно попросила Таня. — А то нам с детьми неудобно ждать.
И я стала вставать в пять утра, чтобы успеть помыться до того, как проснётся семья племянника.
Прошёл месяц. Сергей и Таня обживались всё больше. В прихожей появились их пальто и куртки, детские коляски и самокаты. В холодильнике — их продукты, разложенные так, словно моих там и не было никогда.
— Тётя Галя, а вы не думали о том, чтобы всё-таки найти себе что-то поменьше? — осторожно поинтересовалась Таня однажды вечером. — Мы тут уже почти как дома обжились.
Почти как дома. В моём доме.
— Да и ипотеку проще будет оформить, если квартира официально на нас переписана, — добавил Сергей, не отрываясь от телефона. — Для детей же стараемся.
Для детей. Всё для детей. А я, видимо, уже не в счёт.
В эти дни я часто сидела на кухне по вечерам, когда все ложились спать, и смотрела на фотографии на холодильнике. Мама с папой на даче. Мы с Лидкой в детстве. Семейные праздники, где все улыбались и обнимались.
Когда это всё изменилось? Когда я стала обузой для собственной семьи?
Однажды утром, выходя из ванной, я услышала разговор на кухне.
— …да она и не против особо, — говорил Сергей. — Привыкла уже. Главное — аккуратно всё оформить.
— А если откажется подписывать? — это был голос Тани.
— Да куда она денется? — засмеялся племянник. — Мы и без неё всё решим. Всё равно по наследству нам достанется.
По наследству. Значит, они уже считали меня покойницей.
Я тихо прошла в свою комнату — теперь уже действительно в ту маленькую, куда меня переселили, — и села на кровать. Руки дрожали, в ушах звенело.
Всё равно по наследству им достанется…
В этот момент что-то внутри меня словно переключилось. Пятьдесят семь лет покорности, согласия, желания всем угодить — и вот результат. Меня считают мертвецом, который просто ещё не лёг в гроб.
Нет.
НЕТ!
Я встала, подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Обычная женщина средних лет. Не красавица, но и не страшилище. Живая. Очень живая. И у меня есть полное право на собственную жизнь.
В тот же день я набрала номер риэлторского агентства.
— Алло? Добрый день. Мне нужно продать трёхкомнатную квартиру. Срочно.
Голос не дрожал. Руки были твёрдыми. Впервые за долгое время я чувствовала себя хозяйкой собственной судьбы.
Риэлтор — женщина средних лет по имени Анна — приехала уже на следующий день. Она внимательно осмотрела квартиру, делая пометки в блокноте.
— Хорошее расположение, — одобрительно кивнула она. — Ремонт свежий. Документы в порядке?
— Всё в порядке, — твёрдо ответила я. — Квартира моя, оформлена по наследству.
— Отлично. Думаю, найдём покупателя быстро. А вы уже присмотрели что-то для себя?
Я задумалась. А что я действительно хочу? Где хочу жить? Как хочу жить?
— Покажите мне что-нибудь… уютное, — попросила я. — Не очень большое, но светлое. Желательно рядом с парком.
Анна улыбнулась:
— Знаете, есть у меня одна двушка. Небольшая, но очень милая. В доме с консьержем, во дворе детская площадка, а напротив — Сокольнический парк. Хотите посмотреть?
Когда мы ехали смотреть квартиру, я впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на предвкушение. Не страх, не тревогу — именно предвкушение чего-то нового, неизвестного, но безусловно хорошего.
Квартира оказалась именно такой, как я мечтала. Светлая, с большими окнами, из которых был виден парк. Кухня небольшая, но удобная. Гостиная с балконом. Спальня уютная, как будто созданная специально для меня.
— Беру, — сказала я, не торгуясь.
Анна удивлённо подняла брови:
— Может, ещё подумаете? Посмотрите другие варианты?
— Не надо. Это моё.
Моё. Впервые за долгое время я произнесла это слово и имела в виду именно то, что сказала.
Оформление документов заняло две недели. Всё это время я молчала. Сергей с Таней продолжали обживаться, строить планы, обсуждать, как лучше сделать ремонт в «их» квартире.
— А балкон можно было бы застеклить, — размышлял Сергей. — Детям игровую там устроить.
— И кухню расширить, — добавляла Таня. — Стенку снести между кухней и гостиной.
Они говорили об этом при мне, как будто я была частью интерьера — присутствую, но на решения не влияю.
В пятницу вечером пришли документы на новую квартиру. В понедельник у меня была назначена встреча с покупателями трёшки. Всё было решено.
В субботу утром я сидела на кухне и пила кофе, когда в комнату ворвался Сергей.
— Тётя Галя! — возбуждённо закричал он. — Вы представляете, какие деньги просят за хорошие квартиры? Мы тут с Таней посчитали — лучше уж здесь остаться. Вы не против?
Не против. Он даже не спрашивал — он сообщал.
— А я вот думаю, — медленно произнесла я, отставляя кружку, — что вам пора съезжать.
Сергей замер.
— Что?
— Съезжать. Завтра. Квартира продана.
Тишина была такой плотной, что казалось, её можно разрезать ножом.
— Как… продана? — растерянно пробормотал Сергей.
— Обычно. Нашёлся покупатель, заплатил деньги, оформили документы. В понедельник подписываем окончательные бумаги.
— Но… но вы же не можете! — В голосе племянника появились истерические нотки. — Это же… это же наше семейное гнездо! Мы же договорились!
— Мы ни о чём не договаривались, — спокойно ответила я. — Вы сообщили мне своё решение. А теперь я сообщаю вам своё.
В комнату вбежала Таня.
— Что случилось? Что за крики?
— Твоя тётушка квартиру продала! — зло бросил Сергей.
Таня побледнела:
— Как продала? А мы? А дети?
— А вы найдёте себе другое жильё, — невозмутимо ответила я. — Как и планировали изначально.
— Тётя Галя, ну вы что! — Таня заплакала. — Мы же семья! Мы же не чужие!
Семья. Не чужие. Интересно, когда они обсуждали, как поделить мою квартиру без моего участия, они тоже считали меня семьёй?
— Конечно, не чужие, — согласилась я. — Поэтому я даю вам целые сутки на сборы. Чужим дала бы два часа.
Сергей метался по комнате как зверь в клетке:
— Вы не имеете права! Я обращусь в суд! Это принуждение!
— Обращайтесь, — пожала плечами я. — Квартира оформлена на меня, я собственник. Имею полное право распоряжаться своим имуществом.
— Но мы же вложились! Мы же делали ремонт!
— Какой ремонт? — удивилась я. — Вы переставили мебель и повесили свои фотографии. Это называется «переехать», а не «сделать ремонт».
Весь день они пытались меня переубедить. Сергей кричал, Таня плакала, дети бегали по квартире, не понимая, что происходит. А я сидела в своей маленькой комнате, складывала вещи в коробки и впервые за долгое время чувствовала себя совершенно спокойной.
Утром в воскресенье они съехали. Грузили вещи в спешке, хлопали дверцами, что-то забывали и возвращались. Сергей так и не попрощался со мной. Таня подошла в последний момент:
— Галина Петровна, ну неужели вы нас совсем выгоняете? Мы же могли бы как-то договориться…
— Таня, — тихо сказала я, — когда вы планировали мою жизнь без меня, вы тоже хотели договариваться?
Она опустила глаза и ушла.
В понедельник я подписала все документы и получила ключи от новой квартиры. Деньги за старую поступили на счёт в тот же день.
Переезжала я в среду. Вещей оказалось не так много — в основном одежда, книги и несколько особенно дорогих сердцу фотографий. Всё остальное — мебель, посуда, бытовая техника — было куплено заново.
И знаете что? Мне понравилось выбирать. Понравилось идти в магазин и думать: «А что я хочу? Какой диван мне нравится? Какие шторы подойдут именно мне?»
Оказалось, у меня есть вкус. Оказалось, я люблю светлые тона, мягкие ткани, живые цветы на подоконнике. Оказалось, мне нравится тишина по утрам и возможность включить музыку вечером.
Новая квартира преобразилась за неделю. Она стала не просто жильём — она стала домом. Моим домом.
Первый месяц Сергей звонил каждый день. Сначала ругался, потом просил, потом угрожал, потом снова просил. Я не отвечала на звонки. Лидка тоже пыталась со мной связаться, но после нескольких коротких разговоров, в которых она в основном упрекала меня в эгоизме, я перестала брать трубку и от неё.
Зачем мне нужны люди, которые видят во мне только проблему, которую нужно решить?
А у меня началась новая жизнь.
Я записалась на танцы. Латиноамериканские. В пятьдесят семь лет — и на танцы! Поначалу было страшно — вдруг засмеют, вдруг скажут, что я слишком старая. Но оказалось, что в группе есть женщины и старше меня, и все очень дружелюбные.
Инструктор — молодой парень по имени Денис — сказал в первый же день:
— Забудьте про возраст. Музыка не знает, сколько вам лет. Тело не знает. Знает только голова, и мы её сейчас отключим.
И правда — когда звучала музыка, когда тело начинало двигаться в ритм, возраст исчезал. Я была просто женщиной, которая танцует. Живой, чувствующей, радостной женщиной.
Потом я записалась в клуб живописи. Акварель. Всегда мечтала научиться рисовать, но всё было некогда — то работа, то родители, то домашние дела. А теперь время было. Моё время.
Преподавательница — пожилая дама с удивительно молодыми глазами — сказала:
— Не бойтесь ошибок. В искусстве нет правильно и неправильно. Есть только ваше видение мира.
Моё видение мира… А у меня, оказывается, оно есть. Я рисовала парк за окном, дождь на стёклах, свои цветы на подоконнике. Неумело, конечно, но с таким удовольствием, какого не чувствовала уже много лет.
Соседи в новом доме оказались приветливыми. Консьерж — добродушный дядя Вася — всегда интересовался, как дела, помогал с тяжёлыми сумками. Женщина из соседней квартиры, Марина, пригласила на кофе и рассказала, что тоже недавно развелась и начала жизнь заново.
— Знаешь, — сказала она, — первое время было страшно. А потом вдруг поняла — я же могу всё! Хочу — встаю в пять утра, хочу — в полдень. Хочу — смотрю комедии, хочу — мелодрамы. Хочу — ем мороженое на завтрак. Свобода — она же во всём.
Свобода. Да, это было именно то слово, которое описывало мои ощущения.
Три месяца спустя Сергей появился у моей двери. Постарел, похудел, в глазах была какая-то обречённость.
— Тётя Галя, можно войти?
Я пустила его. Мы сели в гостиной, он долго молчал, разглядывая обстановку.
— Красиво у вас, — наконец сказал он. — Уютно.
— Спасибо.
— Тётя Галя, я… я хотел извиниться.
Я не ответила, ждала продолжения.
— Мы с Таней тогда… мы не подумали о ваших чувствах. Решили всё за вас, не спросив. Это было неправильно.
— Было, — согласилась я.
— Вы можете нас простить?
Я долго молчала. Могу ли я простить? Наверное, могу. Обида — это такой тяжёлый груз, носить его всю жизнь не хочется.
— Могу, — сказала я наконец. — Но это не значит, что всё вернётся как было.
— Я понимаю. Я просто… хотел, чтобы вы знали — мы раскаиваемся. И мне очень жаль, что так получилось.
Он встал, направился к двери, потом обернулся:
— А вы… вы счастливы?
Я задумалась. Счастлива ли я?
Утром я просыпаюсь, когда хочу. Завтракаю тем, что мне нравится. Смотрю передачи, которые мне интересны. Хожу туда, куда хочется. Общаюсь с людьми, которые меня ценят.
Да, наверное, я счастлива.
— Да, — ответила я. — Счастлива.
Сергей кивнул и ушёл. Больше он не приходил, но иногда звонил — не с просьбами или требованиями, просто узнать, как дела. Мы разговаривали вежливо, но без особой теплоты. Какие-то отношения восстановились, но прежними они уже никогда не будут.
Лидка тоже пыталась наладить контакт. Приезжала в гости, ахала от моих рисунков, восхищалась, как я хорошо выгляжу.
— Ты прямо помолодела, — говорила она. — И похудела. И вообще — такая… живая стала.
Живая. Да, это очень точное определение.
Но и с Лидкой отношения изменились. Я больше не стремилась ей угодить, не искала её одобрения. Мы могли встречаться, общаться, но на равных. И если мне что-то не нравилось в её словах или поведении, я говорила об this прямо.
Как-то она начала жаловаться на свою жизнь, на мужа, на работу, на то, что денег не хватает.
— Может, тебе стоит что-то изменить? — предложила я. — Найти новую работу, заняться чем-то интересным для себя?
— Легко сказать! — махнула рукой Лидка. — Мне уже за пятьдесят, кому я нужна?
— Мне тоже за пятьдесят, — спокойно ответила я. — И ничего — живу, развиваюсь, получаю удовольствие от жизни.
— У тебя деньги есть от продажи квартиры, — буркнула сестра. — А у меня что?
— У тебя есть то же, что и у меня — жизнь. И выбор, как её прожить.
Лидка обиделась и ушла раньше времени. Но я не стала её удерживать, извиняться, упрашивать. Каждый человек сам отвечает за своё счастье.
Прошёл год. Я освоила танго — оказалось, это ещё прекрасней, чем латина. Мои акварели стали гораздо лучше — даже преподавательница хвалила. А ещё я записалась на курсы итальянского языка. Всегда мечтала поехать в Италию, а теперь, когда свободного времени стало больше, эта мечта не казалась невыполнимой.
В день рождения — мне исполнялось пятьдесят восемь — я устроила себе праздник. Не ждала, что кто-то организует, не надеялась на подарки от родственников. Просто купила красивое платье, сходила в салон красоты, заказала столик в хорошем ресторане и пригласила новых подруг с танцев и рисования.
Мы сидели за красиво сервированным столом, смеялись, рассказывали истории из жизни, строили планы на будущее. И вдруг я поняла — вот оно, то самое ощущение семьи, которого мне так не хватало. Не кровное родство, а духовная близость. Люди, которые ценят меня такой, какая я есть, а не пытаются переделать под свои нужды.
— Галя, а расскажи, как ты решилась на такие перемены? — спросила Марина. — Ведь наверняка было страшно?
Я отпила глоток вина и задумалась. Страшно… Да, конечно, было страшно. Но ещё страшнее было представить, что я так и проживу остаток жизни, чувствуя себя лишней в собственном доме.
— Знаешь, — медленно начала я, — в какой-то момент я поняла, что у меня есть выбор. Можно было дальше терпеть, оправдываться, искать компромиссы. А можно было взять ответственность за свою жизнь в свои руки.
— И ты выбрала второе, — кивнула Елена, моя подруга из клуба живописи.
— Выбрала. И знаете что? Оказалось, что мир не рухнул. Родственники не умерли от того, что я перестала им угождать. А я, наоборот, ожила.
Мы говорили до поздней ночи. О мечтах, о планах, о том, как важно не растворяться в чужих ожиданиях. Когда я возвращалась домой, на душе было так светло, как давно не бывало.
Дома меня ждал сюрприз — на столе лежал конверт, а рядом небольшая коробочка. Открыв конверт, я увидела открытку от Дениса, моего инструктора по танцам:
«Дорогая Галина Петровна! Поздравляю с днём рождения! Вы — наша самая трудолюбивая и вдохновляющая ученица. Мне бы хотелось предложить вам участие в любительском конкурсе танцев. Подумайте — у вас действительно есть талант!»
В коробочке лежала изящная брошь в виде танцующей пары. Я долго рассматривала её, поворачивая на свету. Конкурс… В пятьдесят восемь лет выступать на сцене перед людьми. Ещё год назад эта мысль показалась бы мне абсурдной. А сейчас…
Сейчас она казалась захватывающей.
На следующий день я пришла в танцевальный зал раньше обычного. Денис репетировал с одной из пар, но когда увидел меня, подошёл.
— Ну что, решились? — улыбнулся он.
— Расскажите подробнее, — попросила я. — Что это за конкурс? Что нужно будет делать?
— Это городской фестиваль любительских танцев. Ничего профессионального, просто люди, которые любят танцевать, показывают то, чему научились. Разные возрастные категории, разные стили. Очень дружелюбная атмосфера.
— А партнёр? Мне ведь нужен партнёр?
— Есть у меня на примете один человек, — загадочно улыбнулся Денис. — Владимир Сергеевич. Он немного старше вас, недавно овдовел, но танцует прекрасно. Очень интеллигентный, образованный человек.
Владимир Сергеевич… Мужчина. Партнёр. Когда в последний раз в моей жизни появлялся мужчина? Кажется, лет двадцать назад, и то ненадолго.
— Хотите с ним познакомиться? — предложил Денис. — Он сегодня придёт на вечерние занятия.
Я почувствовала, как сердце забилось чаще. Волнение, предвкушение, лёгкий страх — всё смешалось в один коктейль эмоций.
— Хорошо, — кивнула я. — Познакомьте.
Владимир Сергеевич оказался высоким мужчиной с седыми, ещё густыми волосами и умными карими глазами. Рукопожатие у него было крепкое, голос — приятный, низкий.
— Очень приятно, Галина Петровна, — сказал он. — Денис много рассказывал о вас. Говорит, у вас прекрасное чувство ритма.
— Благодарю, — смутилась я. — А вы… вы давно танцуете?
— Лет пять. Жена привела когда-то, сказала — хватит торчать за компьютером, пора размяться. — Лицо его на мгновение стало грустным. — Она ушла два года назад. Но танцы… танцы я бросать не стал. Они помогают.
Помогают. Да, я понимала, о чём он говорит.
Мы потанцевали несколько медленных композиций. Владимир Сергеевич танцевал действительно хорошо — уверенно, но не навязчиво, чувствуя ритм и настроение музыки. С ним было легко, комфортно.
— Что скажете о конкурсе? — спросил он, когда музыка закончилась. — Попробуем?
— Попробуем, — решилась я.
Подготовка к конкурсу заняла два месяца. Мы встречались три раза в неделю, разучивали номер, отрабатывали движения. Постепенно я привыкла к Владимиру Сергеевичу — или Володе, как он попросил называть его.
Оказалось, он бывший инженер, на пенсии занимается переводами технических текстов. Живёт один, детей нет. Любит читать, ходить в театры, путешествовать.
— А вы? — спросил он однажды, когда мы пили кофе после репетиции. — Расскажите о себе.
Я рассказала. О работе бухгалтером, о родителях, о сестре и племяннике. О том, как решилась изменить жизнь.
— Смелый поступок, — одобрительно кивнул Володя. — Не каждый на такое решится.
— А что было делать? Доживать в углу до естественного конца?
— Многие именно так и поступают. Смиряются, терпят, надеются, что всё как-нибудь само собой наладится.
— Само собой ничего не налаживается, — возразила я. — Если хочешь изменений — меняй сам.
— Золотые слова, — улыбнулся он. — А знаете, мне с вами очень комфортно. Вы такая… живая. Настоящая.
Настоящая. Интересно, что он имел в виду?
— А как бывает ненастоящая? — спросила я.
— Много как. Люди играют роли, надевают маски, изображают то, что от них ожидают. А вы просто есть. Такая, какая есть. Без притворства.
Возможно, он был прав. После всего пережитого у меня не осталось сил на притворство. Зачем изображать кого-то другого, когда можно быть собой?
День конкурса наступил неожиданно быстро. Я проснулась с утра с ощущением, что сегодня что-то важное должно произойти. Не само выступление — а что-то ещё, что изменит мою жизнь.
На конкурс я пришла в новом платье — элегантном, но не вычурном, в тон которому купила туфли на небольшом каблуке. Володя встретил меня у входа, очень красивый в тёмном костюме.
— Волнуетесь? — спросил он.
— Немного. А вы?
— Тоже. Но это хорошее волнение. Азартное.
В зале было много людей. Пары самых разных возрастов готовились к выступлению. Атмосфера действительно была дружелюбная — все друг друга поддерживали, давали советы, делились опытом.
Наш номер был в середине программы. Когда объявили наши имена, я почувствовала, как ноги стали ватными.
— Всё будет хорошо, — тихо сказал Володя, беря меня за руку. — Просто танцуйте так, как мы репетировали. Не думайте о зрителях.
Мы вышли на середину зала. Зазвучала музыка — медленная, чувственная композиция, под которую мы разучивали наш танец. И вдруг всё волнение исчезло. Была только музыка, только движение, только мы двое в этом прекрасном танце.
Я не помню, как мы танцевали. Помню только ощущение полёта, лёгкости, радости. Помню, как Володя крепко держал меня, как мы двигались в идеальном единстве. Помню аплодисменты, которые, казалось, не кончались никогда.
Мы не заняли первое место — и не собирались. Мы получили что-то гораздо более ценное. Мы получили признание, восхищение, поддержку. Но главное — мы получили невероятное удовольствие от того, что делали.
— Спасибо, — сказала я Володе, когда мы сидели за столиком в кафе после конкурса. — За всё. За танец, за поддержку, за…
— За что? — мягко спросил он.
— За то, что помогли мне почувствовать себя женщиной.
Он взял мою руку в свои ладони:
— Галя, а вы не думали о том, чтобы… ну, не знаю, как это правильно сказать… чтобы мы не только танцевали вместе?
Сердце пропустило удар. Я поняла, о чём он говорит, и вдруг осознала, что мне этого хочется. Хочется иметь рядом человека, с которым можно разделить не только танец, но и жизнь.
— Думала, — тихо призналась я. — И знаете что? Мне кажется, это хорошая идея.
Он улыбнулся — той особенной улыбкой, которая говорит больше всяких слов.
Через полгода мы поженились. Тихо, без пышных торжеств — просто расписались и устроили небольшой праздник для близких друзей. Володя переехал в мою квартиру, и оказалось, что двушка вполне подходит для двоих.
Сергей на свадьбу не пришёл — ещё не был готов принять изменения в моей жизни. Лидка пришла, но держалась несколько отстранённо. Зато друзья из танцевального клуба и курсов живописи создали такую атмосферу тепла и радости, что никого больше и не требовалось.
— Знаете, что меня больше всего поражает? — сказала Елена, поднимая бокал шампанского. — То, как вы изменились за эти два года. Вы стали совершенно другим человеком.
— Не другим, — поправила я. — Просто настоящим. Я наконец-то стала той, кем всегда была внутри, но не решалась показать.
— За настоящих людей! — провозгласил Денис. — За тех, кто не боится быть собой!
Все подняли бокалы. Я смотрела на эти лица — добрые, искренние, радостные — и понимала: вот она, моя настоящая семья. Не та, что связана кровными узами, а та, что объединена взаимным уважением и любовью.
Вечером, когда гости разошлись, мы с Володей сидели на балконе и смотрели на парк. Деревья качались на ветру, где-то вдалеке играли дети.
— Жалеете о чём-нибудь? — спросил муж.
— О чём жалеть? — удивилась я. — Разве что о том, что не сделала этого раньше.
— А если бы сделали раньше, мы бы не встретились, — заметил он.
Это была правда. Каждый наш шаг привёл нас именно туда, где мы есть сейчас. И сейчас было прекрасно.
Прошло ещё два года. Мы с Володей много путешествовали — съездили в Италию, где я практиковала свой итальянский, побывали в Испании, где танцевали фламенко на улицах Севильи. Я продолжала рисовать, он переводил, мы вместе ходили в театры и музеи.
Отношения с родственниками постепенно наладились. Сергей женился во второй раз, купил собственную квартиру, стал более зрелым и ответственным. Иногда мы виделись, и эти встречи проходили вполне мирно.
Лидка тоже изменилась — вдохновившись моим примером, она записалась на курсы массажа и открыла небольшой салон красоты. Дела пошли хорошо, она повеселела, помолодела.
— Ты знаешь, — сказала она мне как-то, — я долго на тебя сердилась. Думала, что ты нас предала, семью разрушила. А теперь понимаю — ты просто показала, что можно жить по-другому.
— Можно, — согласилась я. — И нужно, если прежняя жизнь не приносит радости.
— Я тебя так благодарна, — неожиданно сказала сестра. — За урок. За пример.
В этот момент я поняла, что моё решение изменило не только мою жизнь. Оно стало толчком для изменений в жизни других людей. Иногда нужно кому-то одному решиться на поступок, чтобы показать остальным — это возможно.
Сейчас мне шестьдесят лет. Володе — шестьдесят четыре. Мы продолжаем танцевать, я продолжаю рисовать, мы продолжаем открывать для себя новое. В планах — поездка в Грецию и изучение греческого языка.
Знаете, что самое главное я поняла за эти годы? Что никогда не поздно начать жить настоящей жизнью. Что семья — это не только те, с кем ты связан кровными узами, но и те, кто принимает тебя таким, какой ты есть. Что счастье — это не то, что происходит с тобой, а то, как ты реагируешь на происходящее.
Вчера позвонил один из моих бывших коллег. Рассказал, что его дочь разводится и не знает, как дальше жить.
— Посоветуй ей поговорить с Галиной Петровной, — сказал он кому-то в трубке. — Она знает, как начать жизнь заново.
Как начать жизнь заново… Оказывается, я уже стала экспертом в этом вопросе.
И знаете что? Мне это нравится. Нравится быть примером для других. Нравится показывать, что возраст — это просто цифра, а настоящая жизнь начинается тогда, когда ты перестаёшь бояться быть собой.
Когда племянник Сергей сказал мне тогда: «Родня сказала, что ты и в однушке проживёшь, а трёшка нам нужнее», он не мог предположить, что эти слова станут точкой отсчёта моей новой жизни. Той жизни, которую я выбрала сама. Той жизни, которой я горжусь.
И знаете, что я ему ответила бы сейчас?
«Да, Серёжа, я могу прожить и в однушке. И в двушке. И даже в комнате. Потому что дом — это не стены, а то, что у тебя внутри. А внутри у меня теперь столько места, что хватит на любую квартиру.»
