— Ты опять сама себе придумала проблемы, Лер. Ну отдохнёт мама недельку-другую, подумаешь. Дом всё равно пустует, — лениво отозвался Павел, уткнувшись в телефон.
— Паш, ты сейчас серьёзно? Это дом моей бабушки. Мой. Я в него год вкладывала. Сама. Одна. С тобой, напомню, мы тогда временно «делали паузу». И ничего он не пустует — я тут живу.
— Ну да, живёшь… между заказами и сторис, — буркнул он. — Интернет-магазин — это же не работа, а хобби с деньгами.
Валерия сжала кулаки, чтобы не запустить в него ближайшую кружку. Стекло, керамика — всё, что попадалось под руку, вызывало соблазн. Но ей было жалко посуду. В отличие от мужа.
— А мама не может поехать в санаторий, как все нормальные пенсионерки?
— У неё давление. Ей море надо. Солнышко. Йод.
— У неё язык острый, как бритва, — выдохнула Валерия. — И она считает меня комнатной девочкой. В прошлом году я ей просто подушку не так положила — и она объявила, что воспитывала сына не для того, чтобы он спал на «задворках».
Павел отложил телефон и уставился на неё с видом уставшего гения, которого вызвали с дачи, потому что кто-то не может открыть банку с огурцами.
— Да это всё твои комплексы. Мама — женщина с характером. Но она добрая. Просто ты воспринимаешь всё в штыки.
— Когда она в прошлом году намыла зеркало моим шампунем и сказала, что «с этим у тебя хотя бы какая-то польза», это тоже я восприняла в штыки?
Он встал, демонстративно почесал затылок и направился в коридор. Оттуда донёсся его «нейтральный» голос:
— Короче, она приедет в пятницу. Я предупреждал. Если тебе это настолько неприятно, можешь поехать к Светке. У неё как раз Андрей в командировке. Поболтаете, вино, девчачьи разговоры.
— А ты? — крикнула Валерия, уже чувствуя, как накатывает эта мерзкая волна бессилия и ярости. — Ты со своей мамочкой тут вдвоём?
— Ну а что. Мы всё равно с ней ближе, чем ты с ней, — и захлопнул дверь ванной.
Ну всё. Это уже не просто звоночек. Это пожарная сирена.
Раиса Петровна приехала, как императрица Екатерина: в белой шляпе, с чемоданом, будто переселяется на зимовку, и с непрекращающимся потоком команд.
— Валерочка, открой! Тут сквозняк, а у меня шея болит!
— Павлик, сынок, ну неси чемодан, что ты стоишь, как изваяние?
— А где полотенца? И почему в спальне нет вазы? У меня такие красивые пионы были…
Валерия встретила её с сухой вежливостью, которую можно было спутать с безразличием, если быть особенно слепым.
— Полотенце в ванной. Ваза уехала на дачу. Как и всё, что раздражает меня в этом доме.
— Я тоже раздражаю? — с укоризной спросила Раиса Петровна, опускаясь в кресло, будто на трон.
— Нет. Вы — вдохновляете на подвиги. Я сегодня уже мысленно купила билет до Камчатки.
Павел фыркнул.
— Ты же хотела уединения у моря. Вот и считай: мама — это практика терпения. Буддизм. Новая ступень.
— Ступень? Сейчас как дам — ступень будет у тебя под глазом, — Валерия склонила голову, изобразив покой, хотя внутри неё уже горело целое здание.
Раиса Петровна прислушалась к ним, покачала головой и строго заявила:
— Семья — это когда уступают. Когда женщина — хранительница очага. А не вот это вот… бизнес в интернете, баночки, коробочки, стори́сы, понты…
— Раиса Петровна, я храню свой очаг. Вы же туда с огнём и бензином лезете.
Она улыбнулась и включила телевизор на полную громкость.
На третий день Валерия поняла: или она, или Раиса Петровна. Одного потолка им не хватит.
Каждое утро начиналось с замечаний: почему кофе не так сварен, почему полотенце не свежее, почему сын Павлик так похудел (отвратительная еда), почему Валерия в халате, а не в приличном домашнем платье, как воспитанная женщина, почему у неё короткие ногти — «ну хоть маникюр-то, ты же баба, в конце концов».
На пятый день Раиса Петровна сказала:
— А я вот думаю, Валерочка… Может, я поживу у вас до конца августа? Павлик не против. А мне тут хорошо. Воздух, спокойствие, вид из окна. Душа отдыхает.
— А у меня, между прочим, начался тик под глазом, — сказала Валерия, и её голос был ровный, как лезвие ножа. — Думаете, просто так?
Раиса Петровна крякнула.
— Это у тебя с нервов. От твоей этой… независимости. Баба одна не должна жить. Сама себя измотала.
Павел на это хмыкнул и буркнул:
— Мама права. Ты всё время как на войне.
— Знаешь, что самое интересное, Паш? — Валерия повернулась к нему и медленно убрала волосы за ухо. — Что да. Как на войне. Только фронт у меня почему-то дома.
В тот вечер она написала Светке:
«Ты говорила, у тебя там ремонт не закончился? Всё ещё ищете, где отсидеться? Приезжай ко мне. Всей своей футбольной командой. И собакой. Поживём-посмотрим, как Раиса Петровна справляется с уединением у моря»
Светка ответила смайлом и: «Я в игре».
Пока что Раиса Петровна ещё не знала, что на горизонте — буря. Настоящая. С ревущими детьми, бегущими соплями и ногами в обуви по диванам. С мужем Светки, который работает из дома и орёт в Zoom. И с одним слегка невменяемым лабрадором, у которого хроническая страсть к тапкам.
Но Валерия уже улыбалась. А это всегда к беде. Только не для неё.
На шестой день утренний штиль сорвало, как с якоря.
Раиса Петровна в белом махровом халате сидела на веранде и мела хлебные крошки со стола, приговаривая:
— Я вот думаю, Валерочка, тебе бы курсы пройти. Хозяйственности. Женственности. А то что это у нас — кофе горький, полы липкие, взгляд усталый. Муж-то у тебя ещё ничего, его бы удержать…
— Раиса Петровна, — Валерия кивнула, ставя перед ней чайник. — Через пятнадцать минут приедет моя двоюродная сестра. Со всей своей командой.
— С кем? — напряглась свекровь, как собака, услышавшая запах чужого.
— С мужем, четырьмя детьми и собакой. Они у нас поживут немного. Им надо отсидеться от ремонта.
— Что значит поживут? Здесь? У нас?
— Ну конечно. У меня же «дом у моря». «Пустует». «Жалко, чтоб простаивал». Вы сами это говорили. Вот — спасаю родню. Благородно, правда?
Раиса Петровна как-то мелко заморгала. Даже челюсть чуть отпустилась.
— Дети… четыре?.. Собака? Вы с ума сошли?
— Нет, что вы, — Валерия тепло улыбнулась. — Я, как вы учили — уступаю. Близким помогаю. Семья — это же главное, правда?
— Павел?! — голос её сорвался. — Ты слышал, да?! Ты будешь с этим жить?!
Павел выглянул из спальни, заспанный, с подушкой на голове, и пробурчал:
— Мне в офис через час, не орите, пожалуйста.
— Ну вот, — Валерия пожала плечами. — Прекрасный командный дух у нас, Раиса Петровна. Уютное гнёздышко.
И тут у калитки заорал мотор. Дом сотрясся от визга тормозов. Светка въехала, как на танке: в старом «УАЗике», битом жизнью, но с характером. В машине — гвалт, детские вопли, зажатая между кресел собака по кличке Тёма и младший ребёнок, который ел огурец, держа его обеими руками, будто микрофон.
— Привет, любимая! — орала Светка, не вылезая. — Мы не с пустыми руками — у нас своя мультиварка и раскладушка! Где наша спальня?
Раиса Петровна вжалась в спинку кресла, как будто под ней началось землетрясение.
— Этого… этого… нельзя… Это же дом… здесь же… я…
— Раиса Петровна, вы с Павлом в спальне, Светка с мужем в гостевой, дети — на матрасах в зале. Вы же хотели семейного тепла? Вот оно. На всех хватит.
Раиса Петровна встала.
— Я поеду в гостиницу.
— Ну так езжайте. Конечно. Только сезон, всё занято. Но, может, на трассе у поста ГАИ что-то найдётся. Там дядя Слава будку держит, сдаёт койко-место и пыльные подушки.
— Ты издеваешься?! — вскинулась свекровь.
— Я учусь у лучших. Вы же сами говорили — «юмор — это смазка в семейной жизни».
Через два часа Раиса Петровна сидела на веранде, прижав к себе чашку с ромашковым чаем, как штурвал. Вокруг гудел ад.
Мальчики играли в догонялки по участку, старшая девочка закатывала истерику, что ей не дали телефон. Лабрадор Тёма вырвал подушку с кресла и убежал в кусты, устроив себе логово.
— Аня, отойди от бассейна! — орал Светкин муж Андрей, хватая по пути ребенка. — А то опять воду будешь хлебать, как в прошлый раз!
— Я не хлебала! Это меня Вовка толкнул! — орала Аня, пуская слюни и кулаки.
— Валерия, скажи им! Скажи, что это невыносимо! — взвизгнула Раиса Петровна, хватаясь за голову. — Здесь невозможно находиться!
— А вы думали, интернет-магазин — вот что невыносимо? — холодно уточнила Валерия. — Добро пожаловать в реальность. А ещё я могу уехать. В смысле, совсем. У вас тут хватит рук. Павел, мама, Светка, Андрей, дети. Справитесь.
— Ты что, серьёзно?! — вскочил Павел, наконец осознав, куда всё катится.
— Более чем. Аренду я плачу вовремя, дом мой, тишины ноль, нервов — минус сто. Зато мама твоя в тепле и при морском воздухе.
Раиса Петровна посмотрела на неё с каким-то новым выражением. Не злым. Не раздражённым. Скорее… человеческим.
— Я… может, действительно… в гостиницу… — пробормотала она, впервые сбившись с темпа.
Позже, за ужином, когда дети наконец угомонились, Валерия сидела с бокалом вина и слушала, как Светка травит байки.
— …и прикинь, я ему говорю: «Если ты ещё раз поставишь носки на микроволновку, я вызову экзорциста!» А он такой: «Это не микроволновка, это духовка!» — и оба угараем.
— Вы сумасшедшие, — смеялся Андрей. — Я же просто сушил их. Летом всё быстро!
— Вот и Раиса Петровна думала, что быстро. А тут дети, шум, собака… — тихо вставила Валерия.
— Я вам мешаю, да? — вдруг произнесла Раиса Петровна, глядя в свою тарелку.
— Мешаете? — Валерия усмехнулась. — Раиса Петровна, вы — украшение этого дома. Без вас не было бы этого увлекательного сюжета. А я вообще люблю драму. Особенно, когда её можно разрулить.
Раиса Петровна вздохнула.
— Я поеду завтра. В санаторий. Звонила в Анапу. Есть номер. Трёхразовое питание, массаж. Не хочу мешать.
— Вы уверены? — Павел явно не ожидал такого разворота.
— Уверена. Вы тут… сами.
— Мудрое решение, — Светка подняла вилку, как бокал. — На вашем месте я бы сбежала ещё при слове «Тёма».
Собака, как по команде, чихнула и выползла из-под стола с носком на зубах.
Раиса Петровна встала и пошла собираться. Больше она ни с кем не спорила. Только остановилась у выхода, глянула на Валерию и тихо сказала:
— Ты не такая, как я думала.
— Я и сама не знала, какая я. Пока вы не приехали, — ответила Валерия, не моргнув.
Ночь выдалась неожиданно спокойной. Дети заснули, Тёма устроился в ванной, Павел ушёл в спальню молча. Валерия сидела на кухне и думала. Не радость. Не злость. Просто тишина. После урагана.
Завтра Раиса Петровна уедет. А послезавтра, возможно, придётся решать кое-что посерьёзнее. Например, вопрос Павла.
Потому что дом можно очистить. А вот отношения… — это другой фронт. Но и там, кажется, пора начинать наступление.
Утро было мрачным, хотя солнце жарило как по заказу. Валерия проснулась от тишины — и эта тишина её насторожила.
На кухне Светка тихо варила кофе, что-то бормоча про «кастрюли не того диаметра», дети ещё спали, собака Тёма, кажется, обиделась на весь мир за то, что её вчера выгнали из спальни, и теперь дрыхла в кладовке.
А Раисы Петровны не было. Совсем.
— Она ушла? — спросила Валерия у сестры.
— Уехала в шесть утра. Оставила записку. Мол, «в этом доме я чувствую себя чужой. Пусть молодёжь живёт как хочет». И добавила: «Желаю всем найти своё место. Я поехала искать своё». Даже пафосно, по-своему красиво.
— Интересно, — задумчиво сказала Валерия. — А ведь я, наверное, добилась, чего хотела.
Светка посмотрела на неё, отпила кофе и пробормотала:
— А Павел?
— А что Павел?
— Ну ты его не видишь, что ли? Он сник. Сидит третий день в телефоне, по вечерам бухтит сам с собой, вчера ночью вышел во двор — сидел в гамаке как проклятый, глазами в небо.
— Да. Потому что у него мама уехала, а я — осталась. А ему надо, чтобы было наоборот. Чтобы я была фоном, без шума, без слов, без требований. Чтобы мама рулила, а я — мыла полы и варила борщ.
Светка кивнула.
— Ну и что будешь делать?
— Не знаю пока. Но что-то делать придётся.
Павел объявился к обеду. Сел за стол молча, с телефоном. На тарелку с пастой посмотрел как на мёртвую лягушку.
— Ты что, не голодный? — спросила Валерия.
— Да не… просто не ел с утра. Давит как-то.
— Давит?
Он пожал плечами.
— Ну… ты же видишь. Всё как-то… не так. Мама уехала, в доме цирк. Светка — норм, но… Мы с тобой как будто на разных планетах.
— Да. Это ты верно заметил. И, кстати, если уж на то пошло, я не на твоей планете, а в своём доме. А ты в моём.
Он вздрогнул.
— Ты что, начинаешь опять?
— Нет, я заканчиваю. Мне надоело жить на минном поле. Каждый день угадывать, доволен ли ты, довольна ли твоя мама, не наступила ли я кому-то на эго. А между прочим, мой собственный человек — это я. И я у себя дома.
— Так, стоп. Ты что предлагаешь?
— Я предлагаю тебе решить: ты хочешь быть с женой или с мамой? Потому что одновременно, как показала практика, не выходит.
Павел замер. Потом медленно отодвинул стул.
— Ты выгоняешь меня?
— Я предлагаю тебе взрослое решение. Подумай. Дома тебе никто больше на шею не сядет, я не готова быть сиделкой для твоих родственников. И если ты сам не понимаешь, что здесь твоя семья — значит, нам не по пути.
— А дети? — бросил он, уже в дверях.
— Какие дети?
— Ну, может… потом?..
— Павел, — Валерия встала. — Сначала — семья. Потом — дети. А у нас нет даже первого.
Павел уехал. Тихо. Без скандала, без чемоданов. Просто собрал ноутбук, сел в машину и махнул рукой. Оставил за собой шлейф одеколона и недоговорённых слов.
Светка вечером открыла бутылку вина.
— Ты уверена?
— Да.
— А как дальше?
— А дальше — тишина. Света. Я так устала от этой войны. У нас было как в плохом спектакле: я — плохая, свекровь — великая женщина, он — между молотом и сковородкой. Хватит. Мой дом — не пансионат и не окоп. Я просто хочу жить. В тишине. И чтобы никто не делал мне одолжений.
Светка выпила, помолчала и вдруг сказала:
— А ты знаешь, ты была ему как мама. Только не любимая, а… функциональная. Типа «постирай, приготовь, выслушай, не мешай». А теперь у него ни одной «мамы» не осталось.
Валерия усмехнулась:
— Пусть заведёт себе собаку.
Тёма, как по команде, вильнул хвостом и облизал ей руку.
Через неделю в доме стало легко. Дети адаптировались, Светка убралась на веранде, посадила бархатцы. Даже соседка тётя Галя, вечно злая, вдруг заговорила как человек: «Ой, а у вас тишина теперь. Даже не верится. Какой воздух!»
Однажды на почту пришло письмо. Конверт был плотный, с санаторного курорта. Внутри — открытка с видом на море и подписью:
«Валерия, здравствуй. Я подумала — возможно, я была к тебе несправедлива. Наверное, слишком хотела быть нужной, но делала это, как привыкла — через давление.
Теперь понимаю — тебе не нужна свекровь с контролем, тебе нужна свобода.
И ты её взяла. Это заслуживает уважения.
Я тут хожу на дыхательные практики и массаж. Очень полезно.
Если вдруг ты решишь, что хочешь мира — напиши.
Просто напиши.
Раиса Петровна.»
Валерия поднесла открытку к свету. Улыбнулась.
— Что там? — спросила Светка.
— Признание. Почти. От Раисы Петровны.
— Ого.
— Да. Всё-таки она не железная.
— А Павел?
— Павел написал позавчера. Спросил, можно ли приехать «просто поговорить».
— И?
— Я сказала: пусть сначала поживёт у мамы. Если выдержит — тогда поговорим.
Спустя две недели Валерия сидела у окна, попивая кофе. Солнце било в стёкла. В доме пахло лавандой. Где-то во дворе дети кричали, что устроили «базу», и Тёма лаял, изображая охранника.
Жизнь текла. Без Раисы Петровны. Без Павла. Но с ощущением, что она снова — своя.
И что главное — не удержать чужих. А не потерять себя.
