— Анька приехала! — раздался крик из кухни.
Мама выглянула в коридор, вытирая руки о фартук. Глаза её потеплели, но тут же как будто подернулись инеем.
— Явилась всё-таки, — она окинула дочь взглядом с головы до ног. — К нам, простым смертным.
— Привет, мам.
Анна мягко обняла Валентину Павловну, почувствовав, как та напряглась. Казалось бы, что может быть хуже! Но за спиной уже послышались шаги.
— О, сестрёнка! — В коридор вышла Ирина, старшая, всегда рассудительная, правильная. — На своих шпильках умудрилась не поскользнуться по нашему льду? В вашем элитном районе, наверное, дорожки-то посыпают!
— Ирин, ну хватит, — Анна улыбнулась, стараясь не замечать колкости. — Я так соскучилась.
Ей хотелось сказать, что ничего не изменилось, что она всё та же Аня. Что она по-прежнему может часами болтать с сестрой на кухне и что она все так же обожает мамины пирожки. Но в воздухе висело что-то колючее, непривычное.
— Тётя Аня? — на пороге комнаты появилась Оля, племянница, выросшая на глазах. — Ой, какая ты стильная!
Анна улыбнулась единственному человеку, который, кажется, искренне обрадовался ей. А может, просто не успел обрасти этой непроницаемой скорлупой обиды?
— Ничего себе, какой запах! — Анна подняла голову, жадно втягивая воздух. — Мам, ты готовила свой фирменный пирог?
— Может, уже за стол? — вместо ответа сказала Валентина Павловна. — А то остынет всё.
У вас когда-нибудь бывало такое чувство, будто вы попали в комнату, где все говорят на странном языке? Вроде знакомые слова, но смысл ускользает. Анна чувствовала именно это, глядя на самых родных людей. Тех, кто должен был радоваться её успехам больше всех. А вместо этого…
— Уж не за содержанку тебя приняли в этой твоей «силиконовой конторе»? — ляпнула Ирина, накладывая салат.
За столом повисла тяжелая пауза. Анна медленно отложила вилку и посмотрела на сестру. В глазах Ирины плескалось что-то похожее на торжество — задела, зацепила, уколола.
— Всё, что у меня есть, я заработала сама, — спокойно ответила Анна. — Три года училась по ночам, брала проекты за копейки, чтобы набрать портфолио. А теперь веду пять крупных клиентов.
— Ой, да ладно, — Ирина демонстративно закатила глаза. — Как будто мы не знаем, какие там «клиенты» в интернете. Расскажи нам, неразумным, что там за чудеса такие, где деньги просто с неба падают?
Оля, племянница, подняла голову от тарелки:
— А я вот тоже хочу в интернете работать! Тёть Ань, возьми меня к себе, а? Ну пожалуйста!
Анна тепло улыбнулась племяннице:
— Оль, сейчас много возможностей. Могу показать курсы, с которых я начинала. Там даже есть бесплатные.
— Фу, курсы! — скривилась девушка. — Мне бы сразу работу. Там же просто посты писать, картинки выкладывать. что там сложного?
Мать молча наблюдала за разговором, изредка поджимая губы. Анна чувствовала на себе её взгляд — тяжелый, оценивающий.
— А я вот тридцать лет в одном кабинете сижу, — с нажимом произнесла Ирина. — И ничего, не жалуюсь. Зато стабильность, уважение. А не эти ваши интернеты, где сегодня густо, завтра пусто.
Анна хотела возразить, что маркетинг — это системная работа, требующая аналитического склада ума и постоянного обучения. Что она вставала в пять утра, чтобы до работы на рынке успеть прочитать пару глав учебника. Что первый год её заработок был даже меньше, чем на рынке. Но что-то подсказывало — не услышат. Не захотят услышать.
А теперь самое интересное — через неделю Оля действительно написала ей. Просила «устроить на удалёнку». Анна, помня неловкий семейный ужин, всё же решила дать племяннице шанс и пригласила на стажировку.
— Олечка, первое задание простое, — Анна терпеливо объясняла по видеосвязи. — Проанализировать аккаунты конкурентов, выписать основные темы постов. Справишься?
— Конечно! — уверенно кивнула племянница. — Сделаю лучше всех!
Через три дня, так и не получив отчет, Анна позвонила сама.
— Ой, тёть Ань, я забыла совсем! У меня тут дела были. Давай завтра?
История повторялась четыре раза. Оля то «забывала», то делала задание наполовину, то опаздывала на созвоны.
— Слушай, ну это же скучно, — жаловалась она. — Я думала, ты мне сразу нормальную работу дашь, а не эту ерунду!
Анна пыталась объяснить, что маркетинг — это не только красивые картинки в соцсетях. Что это цифры, аналитика, стратегии. Что без базовых навыков никуда.
Через месяц на Анну обрушился звонок от сестры.
— Что, выгнала Ольку? — без предисловий набросилась Ирина. — Вот ты нас всех обогнала, теперь из тебя только зависть прет! Боишься, что она тебя обойдет?
— Ира, она сама ушла, — устало ответила Анна. — Я дала ей простые задания, а она…
— Задания у неё, видите ли! — перебила сестра. — Решила над родной племянницей поиздеваться? Могла бы и помочь по-родственному!
В семейном чате начали появляться странные сообщения. То мем про «зазнавшихся родственников», то ссылка на статью «Как успех меняет людей». Мама молчала, но Анна замечала, как та отводит глаза при встрече, словно боится увидеть в дочери что-то чужое, незнакомое.
Однажды, проходя мимо открытой двери кухни, Анна услышала разговор матери с сестрой:
— Да просто вся эта работа ей в голову ударила, — говорила Ирина. — Раньше была нормальная, а теперь всё ей не так, всё не этак. Манерная стала.
— Да, другая совсем, — вздохнула мать. — Не наша уже.
Эти слова обожгли Анну как кипяток. «Не наша». Два простых слова, а больно так, словно выдернули что-то из груди. Всё, чего она добилась — своим трудом, своим упорством — вдруг стало причиной отчуждения от самых близких людей.
И это еще не всё. На день рождения матери, когда Анна подарила ей золотые серьги (о которых Валентина Павловна мечтала уже лет десять), та вместо радости словно съежилась:
— Дорого, наверное. Зачем так тратиться?
А после, когда все сидели за столом, негромко сказала, глядя куда-то в сторону:
— Мы тебя раньше понимали, а теперь ты как будто не наша.
Эти слова — «ты как будто не наша» — стали последней каплей. Анна сидела, сжимая в руках бокал с соком, и чувствовала, как внутри что-то ломается, трескается, рушится. Вся эта любовь к семье, вся эта потребность в их одобрении, вся эта вера в то, что близкие должны радоваться твоим успехам.
— Мам, — тихо произнесла она. — А какой ты хочешь меня видеть?
Валентина Павловна растерялась:
— Ну, обычной. Как раньше.
— Обычной — это какой? — Анна сделала глоток. — Уставшей после рынка? В растянутой кофте? Без копейки в кармане?
— Зазналась совсем! — вмешалась Ирина. — Мать тебе слово, а ты ей десять! Мы тебя вырастили, выучили, а теперь нам от тебя что? Только хвастовство?
Анна медленно поставила бокал на стол. Сделала глубокий вдох.
— Я выросла здесь, в этой квартире, — начала она. — И я всегда думала, что вы будете радоваться, если у меня что-то получится. Если я вырвусь из нищеты, из этой бесконечной круговерти «от зарплаты до зарплаты». Я думала, вы поддержите.
— Да кто ж не поддержит? — фыркнула Ирина. — Но ты же теперь нос задираешь!
— Чем? — голос Анны дрогнул. — Тем, что привожу маме продукты? Тем, что оплатила ей лечение зубов? Тем, что Олю пыталась научить тому, что сама три года учила?
Оля, сидевшая в дальнем углу со смартфоном, вскинула голову:
— А что я сделала не так? Ты просто давала какие-то скучные задания, вместо того чтобы…
— Вместо чего? — перебила Анна. — Вместо того чтобы сразу дать тебе зарплату в сто тысяч просто потому, что ты моя племянница? Так работа не делается, Оля!
Анна почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Внутри бурлила обида — колючая, горькая, разъедающая. Три года она работала как проклятая. Три года недосыпала, пахала, училась, сжав зубы. Три года доказывала — в первую очередь самой себе, — что может начать с нуля. И ради чего? Чтобы её родная мать сказала: «ты как будто не наша»?
А ведь она мечтала когда-то забрать маму к себе. Купить ей квартиру ближе к своей. Вместе путешествовать. Вместе наслаждаться тем, что наконец-то можно не считать копейки до получки.
— Знаешь, — произнесла Ирина с каким-то мрачным удовлетворением, — мы тут все как-то без твоих подачек жили. И дальше проживём. А ты езжай в свой элитный район, к своим воображаемым клиентам!
Анна встала из-за стола. Окинула взглядом комнату — такую знакомую и такую внезапно чужую. Посмотрела на мать — та сидела, опустив глаза.
— Мам, — Анна сглотнула ком в горле. — Ты тоже так думаешь? Что я изменилась в плохую сторону?
Валентина Павловна молчала. Потом едва слышно произнесла:
— Ты просто стала другая. Непонятная мне.
Что-то оборвалось внутри. Глухо, с тупой болью. Как будто лопнула струна, которая всё время держала её привязанной к этому дому, к этим людям.
— Ладно, — Анна расправила плечи. — Я поняла. Простите, что разочаровала вас своим успехом.
Она вышла в коридор, быстро собрала сумку. Вышла, не оглядываясь, не прощаясь. В машине её накрыло. Слёзы хлынули потоком — горькие, обжигающие щёки.
Всё это время она пыталась всем доказать — она всё та же Аня. Только с другими возможностями. С другой жизнью. Но теперь понимала — нет пути назад. Семья не простила ей движения вперёд.
Телефон разрывался от звонков. Она не брала трубку. Через час пришло сообщение от мамы: «Ты всегда была такой гордой. Вся в отца». Ещё через полчаса позвонила Оля: «Тёть Ань, я не хотела тебя обидеть!»
Но Анна уже приняла решение. Она включила диктофон и произнесла, глотая слёзы:
— Мне сорок пять. Я всю жизнь пыталась быть удобной дочерью, сестрой, тётей. Соответствовать чьим-то ожиданиям. А сегодня я поняла, я больше не хочу. Не хочу оправдываться за свой успех. Не хочу доказывать, что достойна лучшей жизни. Не хочу чувствовать себя виноватой за то, что не осталась на рынке. Я просто хочу быть собой. Даже если это кому-то не нравится.
Она остановила запись. Посмотрела на экран телефона — мамино сообщение всё ещё светилось там. «Вся в отца» — это должен был быть упрёк. Отец ушёл от них, когда Ане было пятнадцать. «Слишком гордый», как говорила мама. Но сейчас эти слова почему-то отозвались в ней чем-то новым. Может быть, она действительно в отца? И, может быть, это не так уж плохо?
Она завела машину. Дворники мерно скользили по лобовому стеклу, смахивая редкие снежинки. Анна глубоко вдохнула и произнесла вслух:
— Мне сорок пять. И я только начинаю свою настоящую жизнь.
Месяц спустя. Анна собирала команду для нового проекта. Нашла замечательного дизайнера-фрилансера из Питера, договорилась с копирайтером, наняла таргетолога. Впервые за всю карьеру она чувствовала уверенность не только в том, что делает, но и в том, кто она есть.
Телефон мигнул уведомлением. Оля.
«Тёть Ань, можно тебе позвонить?»
Анна помедлила, но набрала номер племянницы.
— Тёть Ань, — голос Оли звучал непривычно тихо. — Прости меня, пожалуйста. Я ничего не поняла. Бабушка с мамой говорят, что ты зазналась, а я теперь вижу — ты просто крутая. И всё сама сделала.
Анна вздохнула, чувствуя, как что-то внутри оттаивает.
— Олечка, что случилось?
— Я нашла твои первые посты, статьи. Ты ведь правда начинала с нуля, да? И сама всему училась?
— Конечно, сама. А ты думала, меня кто-то за ручку вёл?
— Нет, просто, — Оля замялась. — Мама говорила, что в интернете все обманывают. Что ты просто удачно выскочила замуж или нашла богатого спонсора.
Анна невесело усмехнулась.
— И поэтому ты не хотела учиться? Думала, я тебе просто работу в два клика устрою?
— Ага, — честно призналась Оля. — Прости, пожалуйста. Я теперь поняла. И я на курсы записалась. Сама.
Сердце Анны дрогнуло. Может, не всё потеряно? Может, стоит попытаться ещё раз?
Но когда через неделю пришло приглашение на очередной семейный ужин, она не поехала. Вместо этого отправилась на конференцию по маркетингу, где её пригласили выступить с докладом. «Как я построила карьеру с нуля в 42 года» — так называлась её презентация.
После выступления к ней подошла женщина с короткой стрижкой и умными глазами.
— Спасибо вам! Мне тоже сорок пять, и я только начинаю. Все твердят — поздно, куда ты лезешь. А вы — живое доказательство, что никогда не поздно.
Анна улыбнулась:
— Знаете, самое сложное — это не освоить новую профессию. Самое сложное — перестать бояться осуждения. Особенно от близких.
Вечером она сидела на террасе кафе. В телефоне — непрочитанные сообщения от сестры, три пропущенных от мамы. Оля прислала селфи с курсов. Анна ответила только ей.
Жизнь продолжалась. Без оглядки на чужие ожидания, без чувства вины за свой успех.
