Дверной замок щёлкнул неожиданно, резко — как выстрел в тишине.
Марина вздрогнула, расплескав кофе на светлую столешницу кухни. Странно. Андрей на работе, вернётся только к вечеру. Никто не должен был приходить. Никто не имел ключей от их квартиры, кроме…
Шаги в прихожей — уверенные, стремительные. И голоса — женские. Два?
— Ты уверена, что нас не погонят? — спросил один, негромкий, чуть встревоженный.
— Не говори ерунды, Надя! — отрезал второй, властный и до боли знакомый. — Как можно выгнать человека из его собственного дома?
Марина почувствовала, как холодеет спина. Этот голос… Она медленно вышла из кухни.
В прихожей стояла Елена Петровна — её свекровь, которую они не видели уже почти год. Рядом — незнакомая женщина, седеющая, с аккуратном хвостом и настороженным взглядом. У обеих в руках были сумки.
— Вот и она объявилась, — Елена Петровна смерила Марину тяжёлым взглядом. — Что же ты гостей не встречаешь? Или думала, я больше не вернусь?
Марина судорожно вздохнула, пытаясь справиться с волной паники. Свекровь не предупреждала о приезде. Ни звонка, ни сообщения. Ничего.
— Елена Петровна… добрый день, — выдавила она. — Вы… почему не предупредили?
Свекровь фыркнула.
— Предупреждать? О чём? О возвращении в собственную квартиру?
Она сделала шаг вперёд, и Марина машинально отступила. Что-то было не так. Совсем не так. Взгляд свекрови — пронзительный, но… странный, блуждающий.
— Моя квартира, выметайся — я тут раньше жила! — вдруг рявкнула Елена Петровна, и Марина отшатнулась, словно от удара.
— Что?..
— Не притворяйся, что не понимаешь! — свекровь прошла мимо неё в гостиную. — Надя, заноси вещи. Не обращай внимания на эту… квартирантку. Скоро её здесь не будет.
Незнакомка — Надя — бросила на Марину виноватый взгляд и пожала плечами. Замешательство на её лице казалось искренним.
— Вы кто? — севшим голосом спросила Марина. — И что происходит?
Женщина замялась.
— Надя! — крикнула та. — Они всё переставили! Всё не на своих местах! Где мой комод? Где мамина ваза?
Женщина вздохнула.
— Послушайте… — начала она, но Марина перебила:
— Нет, это вы послушайте! Елена Петровна год назад уехала в Крым к родственникам. Добровольно, по собственному желанию. Эта квартира принадлежит нам с мужем. И я требую объяснений — кто вы и почему привели сюда мою свекровь в таком… странном состоянии?
Из гостиной донёсся звон разбитого стекла и крик:
— Где мои вещи? Куда вы всё дели?!
Надя бросилась на звук. Марина — за ней, чувствуя, как пульсирует в висках. Что происходит? Почему свекровь ведёт себя так, будто эта квартира принадлежит ей? Почему не узнаёт? И кто эта странная женщина, которая явно что-то скрывает?
Елена Петровна стояла посреди гостиной, сжимая в руке осколок разбитой вазы. Глаза — сухие, горящие, почти безумные.
— Вот! — она ткнула осколком в сторону Марины. — Вот она, воровка! Это она всё украла! Мои вещи, мою квартиру!
— Елена Петровна, — спокойно начала Надя, — давайте присядем. Вы устали с дороги.
— Не устала я! И не собираюсь сидеть в присутствии воровки!
Свекровь рванулась к Марине, но женщина перехватила её руку — мягко, но крепко.
— Отдайте мне это, Елена Петровна. Осколок острый, вы поранитесь.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза — как в поединке. Потом свекровь обмякла, словно из неё выпустили воздух.
— Устала, — пробормотала она. — Очень устала…
Надя помогла ей сесть в кресло, осторожно забрала осколок.
— Сейчас принесу воды, — тихо сказала она Марине и вышла.
Марина осталась один на один со свекровью, которая вдруг показалась ей старой и беззащитной. Тонкие руки, покрытые пигментными пятнами. Ещё такие аккуратные, но уже заметно поредевшие волосы, собранные в пучок. И глаза — мутные, как затянутое ряской озеро.
— Зачем ты это сделала? — вдруг спросила Елена Петровна, глядя в пространство перед собой.
— Что сделала? — растерялась Марина.
— Увела его у Ирочки. Она так его любила…
Марина почувствовала, как пересыхает в горле. Ирина — первая девушка Андрея. Они встречались ещё в университете, но расстались задолго до появления Марины. Елена Петровна всегда относилась к ней прохладно, но никогда не говорила прямо…
— Я никого не уводила, — тихо сказала Марина. — Андрей и Ирина расстались за долго до нашего знакомства.
Свекровь повернула к ней голову — движение какое-то дёрганое, кукольное.
— Врёшь! — прошипела она. — Ты заставила его бросить её! Заставила жениться на себе! Хотела мою квартиру получить? Не выйдет!
Входная дверь распахнулась — на пороге стоял Андрей.
— Мама!
Елена Петровна вздрогнула, вгляделась в него — лицо вдруг просветлело.
— Игорь! Наконец-то ты вернулся!
Марина замерла. Игорь — отец Андрея. Умер двадцать лет назад.
Андрей беспомощно глядел на мать. Потом — на Марину, на вернувшуюся с водой Надю.
— Простите, — выдохнул он. — Я всё объясню…
Это было похоже на дурной сон.
Они сидели на кухне — Марина, Андрей и загадочная Надя. Елена Петровна наконец уснула в их спальне — усталость и что-то ещё, что незаметно подмешала женщина в воду, сделали своё дело.
— Я не знал, как сказать, — глухо произнёс Андрей, не поднимая глаз. — Всё случилось так внезапно…
— Что случилось, Андрей? — холодно спросила Марина. — Почему твоя мать, которая якобы в Крыму, заявилась к нам домой с ключами? Почему называет тебя именем твоего отца? И кто эта женщина?
Андрей поморщился, словно от боли.
— Мама не в Крыму, — тихо сказал он. — Она… в пансионате. Последние десять месяцев.
— Пансионате? — Марина нахмурилась. — Каком ещё пансионате? Ты говорил…
— Я врал, — оборвал он её. — Врал тебе всё это время.
Женщина откашлялась.
— Меня зовут Надежда Викторовна. Я медсестра из пансионата. Елена Петровна находится под нашим наблюдением с диагнозом…
Она замялась, бросила взгляд на Андрея.
— Деменция, — хрипло произнёс он.
Мир покачнулся. Марина ухватилась за стол.
— Деменция? — переспросила она, не веря своим ушам. — Но почему ты мне не сказал? Почему соврал про Крым?
Андрей поднял на неё глаза — покрасневшие, с отчаянием на самом дне.
— Потому что не хотел признавать. Не мог. Это же мама, Марина. Она всегда была такой… сильной. Железной. Директор школы, гроза всего района. А тут…
Он осёкся, сглотнул.
— Я надеялся, что в пансионате ей станет лучше. Что это временное явление, последствия стресса или что-то ещё… Что она вернётся — прежней.
— Но она не вернётся, — тихо сказала Надежда Викторовна.
— Деменция необратима, — продолжила медсестра. — Можно замедлить процесс, но не остановить и тем более не повернуть вспять. Елена Петровна будет… уходить. Всё дальше и дальше.
— Но как она оказалась здесь? — спросила Марина. — С ключами от нашей квартиры!
Надежда Викторовна виновато опустила глаза.
— Это моя вина. Елена Петровна нашла старые ключи, которые хранила в своих вещах. Сказала, что хочет домой. Я не должна была… но она была так настойчива. Так убедительна. Сказала, что просто хочет показать мне свою квартиру, а потом мы вернёмся в пансионат. Она была уж очень настойчива.
— И вы ей поверили? — не удержалась Марина.
— Люди с деменцией бывают очень… хитрыми, — тихо ответила медсестра. — Иногда они сами верят в то, что говорят. Елена Петровна действительно считает, что эта квартира — её дом. Что она всегда здесь жила.
— Но это не так, — возразила Марина. — Мы с Андреем живём здесь уже пять лет.
— У деменции своя логика, — перебила Надежда Викторовна. — Недавние воспоминания стираются первыми. Елена Петровна могла забыть, что переехала, что вы здесь живёте. Для неё сейчас… другое время. Другая реальность.
Марина покачала головой, пытаясь осмыслить всё это. Свекровь, которую она знала — властная, язвительная — исчезла. На её месте появилась растерянная пожилая женщина, которая не узнаёт собственного сына, путает его с покойным мужем .
— И? — спросила она.
Андрей беспомощно пожал плечами.
— Не знаю. Надежда Викторовна говорит, что маме больше нельзя оставаться в пансионате. Она стала… агрессивной. Опасной для себя и других.
— Вашей маме нужен постоянный уход, — подтвердила медсестра. — В идеале — сиделка. Специалист, который знает, как обращаться с такими пациентами.
— А если… если мы не можем позволить себе сиделку? — тихо спросил Андрей.
Марина вскинула голову. Они вполне могли позволить — Андрей получал прилично, да и у неё была неплохая зарплата. Но она поняла, о чём он на самом деле спрашивает: «А если мы не хотим забирать её к себе?»
— Есть государственные пансионаты, — осторожно начала Надежда Викторовна. — Но условия там… специфические. Ваша мама привыкла к другому уровню комфорта.
Андрей провёл рукой по лицу.
— Ей нужен дом. Но я не знаю, как мы…
— Нет, — резко перебила Марина. — Мы не будем это обсуждать сейчас. Ты всё равно ничего не решишь без моего согласия. А сейчас я не готова его дать.
Она встала, чувствуя, как дрожат колени.
— Пойду проверю, как она.
Ночь прошла тяжело. Елена Петровна дважды просыпалась с криками — не понимала, где находится. Андрей метался между спальней и диваном, на котором они с Мариной устроились. А Марина лежала, глядя в потолок, и думала.
О том, что человек — это его память. Его история. Его прошлое. Что бывает, когда это отнимают?
Утром Марина нашла Надежду Викторовну на кухне.
— Вы ведь понимаете, что дальше будет только хуже, — тихо сказала медсестра. — Болезнь прогрессирует. Сейчас Елена Петровна хотя бы иногда бывает… собой. Но со временем эти «просветления» станут всё реже.
Марина молча кивнула. Вчера вечером, когда свекровь ненадолго пришла в себя, они вдруг заговорили о литературе. И впервые за пять лет знакомства Марина увидела в ней не врага, а увлечённого, интересного человека. Неужели всё это время под маской холодной, высокомерной свекрови пряталась родственная душа?
— Сколько у неё времени? — тихо спросила Марина.
— Физически? Может прожить ещё десять-пятнадцать лет. Но её личность, её «я»… это угаснет гораздо раньше.
В дверях кухни появился Андрей — помятый, с красными глазами, но явно принявший какое-то решение.
— Я нашёл выход, — сказал он без предисловий. — Мамина квартира. Она пустует уже год. Найму сиделку. Мама будет жить там. Где ей будет… спокойнее.
Марина и Надежда Викторовна переглянулись.
— Это не решит проблему, — осторожно начала медсестра. — Деменция — это не просто потеря памяти. Это и нарушение поведенческих функций. Елена Петровна не сможет жить одна, даже с сиделкой на полдня. Она может уйти из дома, оставить включенным газ, воду…
— Значит, я буду жить с ней, — отрезал Андрей. — Часть времени. Буду ночевать там. Проверять, всё ли в порядке.
— А как же я? — тихо спросила Марина. — Как же… мы?
Андрей сел за стол, сжал руки в замок.
— Мы справимся, Мариш. Это не навсегда… — он осёкся, метнул виноватый взгляд на Надежду Викторовну.
Когда медсестра вышла, Марина и Андрей остались один на один.
— Ты уже всё решил, — тихо сказала Марина. — Даже не спросив меня.
— Это моя мать, — так же тихо ответил он. — Теперь, когда она нуждается во мне, я должен просто сдать её в казённый дом?
— Никто не говорит о казённом доме! Есть хорошие частные пансионаты…
— Как тот, откуда она сбежала?
Марина стиснула зубы.
— Она не сбежала. Она заставила медсестру привезти её сюда. Это разные вещи.
— Не в этом суть, — Андрей покачал головой. — Она там несчастна. Она хочет домой.
— Но у неё уже нет дома! Она нашу квартирой считает своей — вырвалось у Марины. — Есть только мир в её голове, который давно не существует! Муж, который умер двадцать лет назад! Сын-подросток, которого уже нет! Она живёт в прошлом, Андрей. И никакая квартира, никакой уход не вернут её в настоящее.
Андрей вздрогнул.
— И что ты предлагаешь? Просто… бросить её?
— Я предлагаю не разрушать нашу жизнь! — Марина почувствовала, как по щекам текут слёзы. — Твоя мать никогда не принимала меня. Всегда смотрела свысока, сравнивала с твоей бывшей, делала замечания… А теперь я должна отдать тебя ей? Видеть тебя только мельком — уставшего, измотанного? Это нечестно, Андрей. Нечестно по отношению к нам.
Он закрыл лицо руками.
— Я знаю, — глухо произнёс он. — Знаю, что нечестно. Но я не могу иначе, Мариш. Это моя мать. И она… она умирает. Не телом — разумом. С каждым днём её становится всё меньше. И я должен быть рядом, пока она ещё хоть немного помнит, кто она.
В кухне повисла тяжёлая тишина.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Делай, как считаешь нужным. Но и я приму решение. Своё.
Она встала и вышла из кухни. Ноги сами понесли её в спальню — туда, где спала Елена Петровна.
Свекровь не спала. Сидела на кровати, перебирая какие-то фотографии.
— Здравствуйте, — тихо сказала Марина.
Елена Петровна подняла голову.
— Здравствуй… — она нахмурилась. — Прости, не помню твоего имени.
— Марина.
— Марина, — свекровь кивнула. — Красивое имя. Морское.
Она похлопала по кровати рядом с собой.
— Садись. Посмотри, какие фотографии я нашла. Это Андрюшка в детстве. Смешной такой…
Марина сглотнула комок в горле и присела рядом. На старом снимке улыбался мальчик лет восьми — щербатый, кудрявый, с огромными удочками наперевес.
— Рыбак, — с нежностью произнесла Марина. — Весь в отца. Игорь же тоже любил рыбалку.
Свекровь вдруг посмотрела острым, цепким взглядом.
— А ты откуда знаешь про Игоря? Кто ты?
Марина замерла. «Не спорить. Не разубеждать».
— Я подруга семьи, — повторила она привычную уже ложь. — Вы сами мне рассказывали про мужа.
— А, — свекровь расслабилась. — Да, наверное. Я сейчас… забываю иногда.
Она провела рукой по лбу — жест такой беспомощный, потерянный.
— Иногда просыпаюсь и не понимаю, где я. Чей это дом. Какой сейчас год. Страшно…
У Марины сжалось сердце. Впервые она видела в свекрови не врага, не соперницу — просто испуганную пожилую женщину.
— Понимаешь, Марина, — вдруг сказала Елена Петровна совершенно ясным голосом, — я знаю, что со мной происходит. В моменты просветления — знаю. Мой разум… уходит. И я ничего не могу с этим поделать.
Марина застыла. Свекровь смотрела на неё — без тумана в глазах, без мутной поволоки. Смотрела прямо, осознанно.
— Вы… помните меня? — выдохнула Марина.
Елена Петровна улыбнулась — горько, виновато.
— Конечно, помню. Ты жена Андрея. Моя невестка. Та, которую я никогда не принимала.
У Марины перехватило дыхание.
— Почему?
— Потому что боялась, — просто ответила свекровь. — Боялась, что ты заберёшь его у меня. Что он будет любить тебя больше, чем меня. Глупо, правда?
Она покачала головой — с лёгкой самоиронией.
— Мне всегда не хватало любви. Всю жизнь. Игорь умер, друзей настоящих не было — только коллеги, ученики… Один Андрюшка и остался. И я вцепилась в него. Не отпускала. Даже когда нужно было.
— Откуда вы…
— Знаю, что у меня деменция? — Елена Петровна усмехнулась. — Я же была директором школы. Я умею замечать. Наблюдать. Анализировать. Вот и заметила, как начала… сыпаться. Забывать имена, путать даты, терять нить разговора… Сначала списывала на возраст, усталость. Потом поняла — это серьёзнее.
Она вздохнула.
— Заставила Андрея отвезти меня в платный пансионат. Не хотела быть обузой. Думала, так будет лучше для всех. Но там… так одиноко, Марина. Так пусто. Я не помню, почему сбежала оттуда. Почему заставила медсестру привезти меня сюда. Но, наверное, мне просто нужен был… дом.
Марина смотрела на свекровь — кто эта хрупкая, мудрая женщина с печальными глазами?
— Андрей хочет забрать вас к себе, — тихо сказала Марина. — В вашу старую квартиру. Нанять сиделку.
— А ты?
— А я… не знаю, смогу ли с этим жить.
Елена Петровна кивнула.
— Я понимаю. Это тяжело — когда в твою жизнь врывается старуха, которая то помнит себя, то нет. То оскорбляет тебя, то плачет, как ребёнок… Я бы на твоём месте тоже сомневалась.
Она вдруг взяла Марину за руку — осторожно, бережно.
— Но знаешь, что самое страшное? Не забыть, кто ты. А забыть, кого ты любишь. Я уже не всегда узнаю Андрея. Иногда принимаю его за Игоря. Иногда — за чужого человека. И это… больно. Больнее всего на свете.
Марина почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— Я боюсь, — прошептала Елена Петровна. — Обещай, что будешь напоминать мне, кто я. Даже когда я сама это забуду.
— Обещаю, — сказала Марина. И сама не поняла, откуда взялись эти слова.
Елена Петровна улыбнулась — светло, благодарно. А потом её взгляд вдруг помутнел, уплыл куда-то вдаль.
— Кто ты? — спросила она настороженно.
Марина мягко сжала её руку.
— Я Марина. Ваша невестка.
Через две недели в их квартире появилась кровать для Елены Петровны. Медсестра приходила днём, пока Марина и Андрей были на работе.
Однажды вечером, укладывая свекровь спать, Марина нашла на тумбочке тетрадь. На первой странице неровным почерком было написано: «Когда я забуду, кто я, прочтите мне это». И дальше — десятки страниц с воспоминаниями. Имена, даты, события. Как клубок ниток Ариадны, брошенный в лабиринт забвения.
Последняя запись гласила: «Моего сына зовут Андрей. Его жену — Марина. Я не всегда была к ней добра. Это моя вина. Скажите ей, что я прошу прощения. И что я благодарна — за то, что она осталась. Даже когда меня уже почти не будет».
Марина закрыла тетрадь, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Иногда нужно потерять целый мир, чтобы обрести новый. Даже если в этом мире тебе отведено совсем немного времени.
Согласны?
