Квартиру эту Екатерина покупала ещё до брака. За наличные. Без ипотек и родительской помощи, потому что ей повезло с мозгами — и с начальником, который однажды сказал:
— Катя, я тебя либо уволю, либо повышу. Уж больно ты с утра злая, как бухгалтерша в ПМС.
Повысил. С тех пор она и пошла вверх. Работала в IT, в отделе кибербезопасности — и хотя на встречах обычно говорили скучное «привет-привет», зарплата позволяла молчать о многом. Включая желание съехать с общаги и, наконец, не слышать, как соседка в третьей комнате снова трет через мясорубку чеснок в три часа ночи. Для духовной практики.
Квартиру Екатерина купила в тихом районе. Трешка. Не «евро», не «смарт», а нормальная взрослая трёшка. С балконом, раздельным санузлом и таким количеством шкафов, что можно было спрятать труп, и никто бы не нашёл. Даже при желании.
Через год появился Игорь.
Он был прост, как сандалии в «Ашане». Смешной, лысеющий, с руками, вечно перепачканными машинным маслом. Познакомились они в шиномонтаже, где Катя решила «по-быстрому» заменить резину. Вместо десяти минут — час, кофе из автомата и предложение:
— У вас, наверное, муж есть… А если нет — можно я вас потом в ресторан не приглашу?
Она рассмеялась. Это был единственный мужчина, рядом с которым ей захотелось не быть сильной.
И через полгода он уже жил в её квартире.
— Только временно, Кать, — сказал он, заходя с двумя сумками и коробкой с инструментами, которую положил прямиком на ковёр. — Пока не подкопим, чтобы взять что-то своё. Я не альфонс, ты же знаешь.
Она знала. Но где-то в глубине души что-то щёлкнуло.
Временно. Это слово затянулось на три года.
Сначала была свадьба. Потом — пандемия. Потом — мама Игоря упала на льду, и «на время» переехала к ним. Ольга Николаевна была женщиной широкой души и таких же взглядов:
— Женщина должна быть при плите. И при муже. А не в этих ваших компьютерах. Сказала бы, что Катя у нас секретарша. Это хотя бы понятно.
Екатерина не возражала. Сначала.
Но когда через полгода мама Игоря всё ещё жила у них, начала сортировать по ящикам её бельё и приговаривать «Ну вот это трусы, а вот это уже претензия», Катя поняла — война неизбежна.
— Ты понимаешь, что у меня не осталось ни одного выходного без твоей мамы? — устало сказала Катя, закрывая ноутбук и бросая взгляд на кухню, где Ольга Николаевна проверяла кастрюли.
— Так она же болеет, — начал Игорь, почесывая шею. — У неё давление. Её нельзя одну.
— Её нельзя оставлять одну. Но жить с ней можно?
— Ну она же не чужая!
— А я?
Слова повисли в воздухе, как жирный кусок пельменя над кастрюлей. Вроде бы и не должно быть неловко — но вот оно, уже капает на душу.
— Кать, ну ты же взрослая, — вздохнул Игорь. — У нас сейчас трудности. Сервис еле выживает, клиентов мало. Папа уже говорил, что надо бы сделать сайт, а ты в этом шаришь. Помоги, а?
Катя встала. Медленно. Как подводная лодка. И с такой же тяжестью.
— Ты хочешь, чтобы я помогла вам с бизнесом. Пока ваша мама жарит лук на моей кухне, а твой брат, который «временно» у нас ночует третью неделю, играет в танки на моём вайфае?
— Ну не кипятись, Кать. Мы же семья.
— Ага. Только вот квартира — моя. В этом уравнении «семья» что-то не сходится.
Она проснулась ночью от того, что кто-то включал свет на кухне. И пошла туда на цыпочках.
Там сидела Ольга Николаевна. Ела шоколадную пасту ложкой, в ночной рубашке с котиками и со взглядом победительницы по жизни.
— Спать мешаю? — спросила она без тени раскаяния.
— Немного, — буркнула Катя. — Всё-таки три часа.
— А ты, может, тоже бы поела что-нибудь сладенькое. А то вся злая ходишь. Женщине полезно. На тебе лица нет, кроме тонального крема.
— Ольга Николаевна, я вас не просила оценивать мой внешний вид.
— А я и не оцениваю. Я говорю. Как мать. Хотя ты меня такой не считаешь, конечно. У тебя же всё своё — и квартира, и деньги, и ноутбук. Только мужа своего ты теряешь, Катенька. А ведь он тебе ещё пригодится. Время у всех идёт. Даже у тебя.
Это был первый момент, когда Екатерине захотелось разбить что-то. Например, банку с пастой.
Но она развернулась и молча ушла. Потому что знала: если она сейчас заговорит — этого разговора уже не отвратить. А пока ей нужно было понять главное.
Почему в её квартире она чувствует себя чужой?
Через неделю она поставила ультиматум.
— Либо мы с тобой делаем ремонт, покупаем диван, на котором будут спать гости, либо все, кто у нас живёт, уходят. Это не общежитие. Это мой дом.
Игорь посмотрел на неё как на сломанный мотор.
— Ты что, хочешь выгнать мою маму?
— Я хочу, чтобы моя жизнь не выглядела как бюджетный санаторий в Анапе. Я устала. Я зарабатываю на троих, готовлю, стираю, слышу упрёки и… я хочу дышать. В своей квартире.
— Понял, — тихо сказал он. — Значит, не семья. Значит, хозяйка квартиры. Вот и всё.
Он ушёл на сервис. Без поцелуя. Без «пока». Просто — вышел и хлопнул дверью.
А через два дня к ней пришёл Андрей Петрович.
Один. С пустыми руками.
— Здрасьте, Катя, — сказал он, вставая в дверях, как сломанный шкаф. — Сын упрямится. Баба его сгубит. Но ты ведь умная. Помоги. Мы тебе за это… ну, не знаю. Скидку на ТО сделаем.
Она хотела хлопнуть дверью.
Но не сделала этого.
Потому что у неё был план.
И в этом плане они все — не входили.
Отлично, продолжаем. Вот Глава 2 — конфликт входит в пиковую фазу. Жизненно, драматично, с иронией, как просил. Диалогов много, эмоций ещё больше.
Глава 2. Кто в доме хозяйка
Воскресенье с утра выдалось слишком тихим.
Катя, как обычно, встала по будильнику. Потому что выходной — это не повод превращаться в мешок с лицом. Да и привычка. Она налила себе кофе, включила музыку на колонке — и только села на диван, как в комнату заглянула Ольга Николаевна.
— Это у вас так музыка звучит? А у нас, между прочим, давление скачет.
Катя отпила кофе.
— У кого «у нас»?
— У меня и Игоря. Мы вообще-то тут живём.
— Вот об этом я и хотела поговорить, — спокойно сказала Катя и нажала паузу на колонке. — Мне нужно, чтобы вы съехали. Через неделю. Не больше.
Молчание было таким густым, что можно было намазывать его на хлеб.
— Катя, ты сейчас серьёзно? — с оскорблённой ноткой в голосе переспросила свекровь. — После всего? Мы же семья.
— У меня семья — это когда уважают границы другого человека. Когда не роются в его нижнем белье и не спрашивают, где он покупает бюстгальтеры, чтобы «наконец-то взять себе нормальный». У вас — это, может, и нормально. У меня — нет.
Ольга Николаевна вспыхнула, как турка на огне.
— Вот она, московская штучка! Всё ей не так. Моя мама с нами жила до самой пенсии, и никто не жаловался. А сейчас что? Сын тебе не нужен? Мать его тебе не нужна? Только квартира нужна, да?
— Квартира — моя. И больше месяца я с вами жить не собираюсь. Это моё решение. Подчёркиваю: решение. Не просьба.
Она не кричала. Не повышала голос. Говорила ровно, как в Zoom-собрании с партнёрами из Лондона. Только сейчас перед ней сидела не коллега, а свекровь, уверенная, что хозяйка в доме — она.
Ольга Николаевна ушла, громко хлопнув дверью комнаты. Через минуту из-за неё выглянул Игорь.
— Ты с ума сошла, Кать? Что ты устроила?
— Устраивать — это твоя мама, когда в три ночи моет ванную «по-настоящему». А я — наводю порядок. Ты либо с ней, либо с головой. Выбирай.
— Я выбираю не жить по приказу.
— Хорошо, — сказала Катя. — Тогда пакуйте вещи.
К вечеру они не разговаривали.
По квартире витал запах гнева, нервов и протухшего борща — то ли мама решила «не выбрасывать, он ещё нормальный», то ли это просто символично. Катя забралась в спальню, закрыла дверь и вбила в телефон:
Юрист по выселению родственников. Консультация бесплатно.
На утро ей позвонил Дмитрий.
Брат Игоря, вечный пацан в тридцать пять, который всё ещё называл отца «бате», а себя — «мужиком». Он работал с Игорем в автосервисе, но больше пил кофе, чем чинил машины.
— Кать, ты чего творишь? Мама рыдает, папа злится, Игорь молчит. Это всё из-за тебя?
— Ну да. Я вообще богиня хаоса. Ещё ураганы запускаю по утрам с балкона.
— Хватит прикалываться. Ты же раньше нормальная была. Приехала, всех околдовала, и теперь из квартиры выгоняешь. Мы тебе что, чужие?
— Именно.
— Да ты офигела. Зажралась на своих айтишных деньгах. А мой брат — он тебя любил, между прочим. До сих пор любит. Просто терпит твои закидоны.
— Пусть полюбит кого-то, кто не будет зарабатывать за троих. А ты, Дим, не лезь. У тебя-то что? У тебя даже ключей от квартиры нет.
— Ты подумаешь, хозяйка! Напридумывала себе, что ты тут главная.
— Нет, Дима. Не придумала. Я тут и есть главная. По документам, по квитанциям и по жизни.
Он бросил трубку.
Через два дня всё стало хуже.
Ольга Николаевна развернула контрнаступление. Она начала выкидывать Катину еду из холодильника («Я проверила сроки — небезопасно»), переставила её обувь («Чтобы не было лишнего в прихожей»), и однажды вслух сказала при Игоре:
— Некоторые женщины приходят в дом и думают, что теперь всё принадлежит им. А квартира — это ещё не вся жизнь. Её можно и потерять.
Игорь промолчал.
И это было хуже, чем крик.
— Ты не видишь, что она меня выживает? — спросила Катя вечером. — Или тебе удобно быть между двух женщин, которые тебя любят и хотят тащить в свою сторону?
— Я вообще не знаю, чего ты хочешь. То ты просишь, чтобы все ушли, то жалуешься, что одна. Мы просто хотели помочь. Сделать тебе уют.
— Уют? Вы поставили кресло твоего отца в спальню. Оно пахнет пивом и хлоркой. Это не уют. Это тюремная камера с бабушкиной обивкой.
Он ушёл на ночь. Сказал, что «переночует у отца, чтобы все остыли». Но Катя поняла — остыл он сам. Только не к ситуации. К ней.
На следующий день она позвонила нотариусу.
— Здравствуйте, мне нужно подготовить документы на аренду жилья. Временно. Родственники мужа живут у меня, но я их не регистрировала. Хочу сделать всё официально. Пусть платят или съезжают.
— Это ваша квартира?
— Моя. До брака. Куплена на мои деньги.
— Тогда вы вправе поступать, как хотите. Можем сделать всё за три дня.
Катя почувствовала вкус воздуха впервые за много месяцев.
И тогда она решила устроить финальный ужин.
— Я решила, что нужно поговорить, — сказала она, ставя на стол бутылку вина и два блюда. — По-человечески. Без крика.
— А почему без меня? — удивилась свекровь, появляясь в дверях.
— Потому что вы меня не слушаете. А Игорь — возможно, ещё может.
Ольга Николаевна фыркнула, но ушла.
Игорь молча налил себе вина.
— Я не враг твоей семьи, — начала Катя. — Я просто устала. Это не была семейная жизнь. Это был квест на выживание. Я хочу быть замужем, а не замученной.
— А я хочу жену, которая поддерживает, а не диктует.
— Тогда ищи такую. Но не в моей квартире.
Он вздохнул.
— Знаешь, Катя… Я всё это время думал, что ты нас приняла. А ты просто терпела. До первого перегруза.
— Неправда. Я надеялась. Что у тебя хватит сил встать рядом со мной. А не спрятаться за маму.
Он ушёл в ночь. Уже без «переночую».
Утром она нашла записку.
Катя. Мы уехали. Спасибо за всё. Прощай.
Подписи не было. Но она знала — написал Игорь.
На кухне было пусто. Даже шоколадная паста исчезла.
И впервые за долгое время — было тихо.
Очень тихо.
Только теперь — по-настоящему.
Прошло две недели.
Квартира дышала свободой. На кухне снова пахло кофе, а не «утренней кашей с сердцем». Зеркала блестели. Зубные щётки — ровно одна. Ни чужих кружек, ни шапок с пумпонами, ни носков, которые почему-то появлялись в её бельевом шкафу.
Катя шла с работы поздно. Она не боялась возвращаться домой — теперь это действительно был дом, а не перевалочный пункт для родственников с детским максимализмом.
Игорь не звонил. Не писал. Ольга Николаевна — тем более. Даже Дима, с его «Ну чо, не серчай, мы ж свояки» — замолчал. Видимо, стратегия «пусть сама приползёт» захлебнулась, когда выяснилось, что никто не ползёт.
Катя однажды спросила себя, скучает ли она. И ответ пришёл сразу:
Нет.
Она скучала по той иллюзии, что семья — это когда тебя принимают. Поддерживают. Но если семья — это «терпи, потому что так надо», то с этим она закончила. Окончательно.
Вечером раздался звонок в домофон.
Она бросила взгляд на экран: «Неизвестный».
— Кто?
— Это Игорь.
Катя выдохнула сквозь зубы.
— И зачем ты пришёл?
— Поговорить.
— В WhatsApp не работает?
— Там не видно глаз. А у меня, между прочим, красивые.
Катя нажала кнопку. Не из-за глаз — из любопытства. Через минуту он стоял в дверях. В джинсах, в чёрной куртке, небритый, с мятой улыбкой.
— Похудел ты, — сказала она, прислонившись к косяку.
— А ты похорошела.
— Ну, квартира проветрилась.
Он прошёл внутрь, как будто снова стал здесь своим. Посмотрел на полки, проверил глазами, что нет новых мужских ботинок. Убедился. Уселся.
— Я не за этим, — сказал он, уловив её взгляд.
— За чем?
— Вернуть кое-что.
Катя скрестила руки на груди.
— Ты о чём?
— О квартире.
— О-о-о, началось.
Он поднял ладони, будто в плену.
— Не в том смысле. Я не претендую. Я даже… наоборот. Я принёс тебе документы. Мы у нотариуса были. Мы с мамой подписали отказ от любых претензий. Даже за коммуналку, которую платили. Всё тебе. Юридически. Абсолютно.
Он достал папку. Катя замерла.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Мы… Ну, я… понял. Это была твоя территория. А мы пришли как в супермаркет — взять всё, не спросив.
Она села напротив.
— А мама твоя тоже это поняла?
— Скажем так… она сейчас живёт у брата. И общается с подругами. Разбирается в себе. Или, как она сказала, «лечит нервы после айтишницы с амбициями».
Катя усмехнулась.
— Ну хоть кто-то теперь понимает, кто я.
— А я пришёл… Не только с бумагами.
Он посмотрел на неё.
— Я хочу, чтобы ты вернулась. Не к нам. Ко мне.
Катя молчала. Долго.
Потом подошла к окну. Открыла. Вдохнула.
— Понимаешь, Игорь… ты ушёл. Молча. Без разговора. Без прощания. Ты не просто оставил квартиру — ты оставил меня там, где я тебя больше не жду.
Он встал.
— Но я исправился. Я готов быть с тобой, только с тобой. Без мам, без брата, без борща в кастрюле с декабря.
— Слишком поздно, Игорь. Я себя нашла. И больше терять не хочу.
— Мы можем всё начать заново. Я тебя люблю. По-настоящему. Без «но».
Она посмотрела ему в глаза.
— Я себя тоже люблю. Вот только впервые за много лет. И если ты действительно меня любишь… не мешай мне жить.
Он кивнул. Помедлил. Взял папку, положил на стол.
На прощание улыбнулся — честно, с грустью. Без обиды.
И ушёл.
Катя закрыла за ним дверь. Заперла на замок. И вдруг — заплакала. Но не от боли.
От облегчения.
Она никому больше ничего не должна.
На следующий день она продала автомобиль, купленный им в браке. Денежная доля Игоря — переведена. Без скандала. Без драм. Просто SMS.
Вот и всё.
Вечером она зарегистрировалась на сайте недвижимости.
Двухкомнатная. Центр. Вид из окна. Свежий ремонт.
Она не искала новую квартиру.
Она искала новую себя.
И знала — теперь никто не скажет, что она должна привыкнуть, потерпеть, понять.
Никому. Ни за что.
