Татьяна вышла из стоматологии в девять вечера. За день приняла тринадцать пациентов и одну благодарность в виде баночки мёда от бабушки, которой вырвала зуб. В маршрутке пахло курицей гриль и безысходностью. Её трясло от усталости, как старую стиральную машину на отжиме.
Ключ в замке провернулся с привычным скрипом, как будто сама дверь кряхтела от скуки. Татьяна сняла туфли и едва не наступила на аккуратно поставленные мужские ботинки — новые, лаковые. Павел приехал. Чудесно.
Из кухни доносился голос свекрови. Натянутый, как колготки после новогоднего застолья.
— Она уже сколько лет на этой своей машине ездит. Всё равно скоро менять, а пацану хоть будет на чём кататься. Ты, как муж, вообще собираешься принимать решения или опять будешь сидеть, как мебель?
Татьяна застыла в коридоре. Сердце застучало. То ли от обиды, то ли от желания заехать кому-нибудь этой самой «мебелью» по голове.
— Мам, ну ты же знаешь Таньку… Она у нас гордая. Типа «сама заработала». Я-то ей говорил — семейное имущество общее. А она нос воротит.
— Да я бы на твоём месте давно уже сам дарственную оформил! Она ж в браке куплена! Всё можно через суд!
Татьяна не выдержала. Вошла в кухню.
— Добрый вечер, родные! А что тут у нас? Семейный совет за спиной? Или собрание акционеров без миноритария?
Светлана Григорьевна вздрогнула и скривилась, как будто у неё прямо сейчас в стакане чай закипел.
— Мы просто обсуждаем, как помочь Павлу. Он взрослый мужчина, а без машины сейчас никуда. А ты, как член семьи, могла бы войти в положение.
— Я как член семьи, — Татьяна положила сумку на стол, — в день прохожу по пятнадцать человек. И да, на эту машину я заработала сама. Пока ваш сынок писал в своих блокнотиках великий бизнес-план, как открыть автомойку в Питере.
Павел вышел из комнаты. В руках у него был банан, в глазах — банальное безразличие.
— Тань, ты чё кипишуешь? Мне же не насовсем. Просто пока не оформлю свою. Ну, максимум год.
— Год, Павел, это не «просто». Это примерно сорок тысяч километров и сто двадцать нервных срывов, если ты будешь парковаться, как обычно.
Дмитрий встал. Высокий, с уже начинающей лысеть макушкой и шрамом на подбородке — когда-то она находила его обаятельным.
— Тань, ну зачем ты начинаешь? Мы же нормально просим. Никто у тебя машину не отбирает. Просто дарственная временная. Потом переоформим обратно.
— Ага, и квартира в ипотеке «временная», и брак наш, похоже, тоже. Всё временное, кроме твоей мамы на моей кухне.
— Я между двух огней! — вскинулся Дмитрий. — С одной стороны — ты, со своими принципами, с другой — моя семья! У нас родной брат без колёс, а ты из-за этой коробки железа чуть ли не семью рушишь!
— Не я её рушу. Это ты выбрал быть мебелью, как твоя мама сказала. А я — не интерьер. Я человек. С паспортом. И с машиной, которую не отдам. Всё. Точка.
Светлана Григорьевна грохнула чашкой о стол.
— Вот она — благодарность! Мы тебя в семью приняли, как родную. А ты… Стерва. Деньги зарабатывает — всё, царица! А Павлу что — под забором спать?
— Лучше под забором, чем за мой счёт. Он не инвалид. Ноги есть, руки есть. На заводе места не заняты.
Павел фыркнул.
— Я что, лузер какой? Работать на заводе? Мам, ты слышала, она реально это говорит!
— Да вы тут все уже давно в одном спектакле! — выкрикнула Татьяна. — А я в этом цирке клоуном больше не работаю.
Тишина навалилась, как зимняя шапка на уши. Сильная, вязкая, с запахом остывшей котлеты.
Татьяна медленно подошла к тумбочке, достала ПТС, ключи, паспорт.
— Машина — моя. Покупка подтверждена. Деньги — мои. Никаких дарственных не будет. Если попробуете без меня оформить — увидимся в суде. Там я вам и стоматологическую страховку выбью.
— Угрожаешь? — сквозь зубы бросила свекровь.
— Предупреждаю. Угроза — это когда вы мне снова звоните в восемь утра с вопросом, когда внуков родим. Вот это страшно.
— Ты вообще женщина? — процедил Дмитрий. — Ты хоть раз думала о семье?
— Семья — это не когда на тебе едут, а ты улыбаешься. Это когда тебя уважают. А ты, Дима, давно стал… ну, не мужем, а менеджером в чужом проекте под названием «Павлик без машины».
И с этими словами Татьяна ушла в спальню. Села на край кровати. Глаза щипало. Внутри всё вибрировало, как при сварке. Но плакать не хотелось.
Хочется уехать. Куда угодно. Хоть в Рыбинск. Лишь бы подальше от этих троих и их делёжки моей жизни по частям.
На тумбочке замигал телефон. СМС от мамы:
Таня, ты там как? Папа нашёл старую дачу, можно будет тебе оформить. Главное — держись. Мы с тобой.
Уголки губ дрогнули. Вот она, настоящая семья — где не спрашивают, сколько стоит твоя машина, а просто спрашивают, как ты.
Она легла, не раздеваясь. За стенкой снова начался спор. Но теперь это уже не касалось её. Где-то там, в коридоре чужих желаний, шла война. А она — вышла из состава.
И впервые за много лет — чувствовала себя свободной.
Татьяна проснулась рано, будто организм сам хотел встать, прежде чем к ней снова кто-нибудь вломится с идеей, как «всё порешать». На кухне было тихо. Ни шороха. Наверное, уехали. Слава Богу. Она поставила чайник и плюхнулась на табурет.
На столе лежал желтый конверт. Почерк — такой, будто писал человек, который видел ручку в последний раз в 2003 году. Татьяна взяла письмо.
«Татьяна Сергеевна, добрый день. Пишет вам Сергей Олегович. Мы с вами когда-то были близки. Возможно, вы не захотите мне ответить, но всё же: я слышал, что у вас проблемы с мужем и квартирой. У меня есть предложение. Позвоните, если захотите обсудить. 8-925…»
Она чуть не уронила кружку. Сергей. Тот самый Сергей. Первый. Единственный, кого она действительно… ну, неважно. Была молодость, был роман, был глупый страх. Они расстались, потому что он уехал. А она осталась. У неё были сессии, работа, бабушка с давлением. У него — Лондон и MBA. Они не потянули расстояние.
А теперь он где-то нашёл её адрес? Или, чёрт побери, маму расспросил?
Она села за стол, как будто это был допрос.
— Какая ты, Таня, была идиотка. Да, он уехал, но ты ведь тогда не дала даже шанса. Всё сама, сама, сама. Вот и досама себе семью, где свекровь спит на твоей подушке, а муж — на своей маме.
Раздался звонок в дверь. Сердце сжалось. Надеялась, глупая, что это Сергей. А это, конечно, реальность.
На пороге стоял молодой человек в форме — юрист. Не коп, но от формы веяло неприятностями.
— Добрый день. Вы Татьяна Сергеевна?
— Ну, допустим.
— Это вам. — Он протянул конверт и лист.
— Что это?
— Претензия от Дмитрия Алексеевича и Павла Алексеевича. Требование о добровольной передаче транспортного средства на основании совместного нажитого имущества. Предлагается решить вопрос без суда.
— Ого. А где подпись Светланы Григорьевны? Как координатор семейного беспредела?
— Э… Я всего лишь курьер. До свидания.
Она закрыла дверь и засмеялась. По-настоящему. Дико, надрывно, с хрипотцой.
— Ах вот вы как. Через бумажки пошли. Ну-ну.
Через полчаса Татьяна уже сидела у своей старой подруги Кати, адвоката, которая, как сама говорила, «разводила людей лучше, чем шампанское на свадьбе».
— Ты не поверишь. Они реально хотят через суд забрать мою машину. Мою, понимаешь? Я её купила ДО того, как Димон вообще вспомнил, что он мужик. Когда он ещё кофе разливал в коворкинге.
Катя только хмыкнула.
— Слушай, да они и квартиру могут сейчас попробовать делить, если совсем с катушек слетят. Ты же знаешь, Света не из тех, кто отступает. Это ж та ещё мадам.
— Я жила с ней под одной крышей. Я знаю больше, чем хотела бы. У неё даже манная каша в кастрюле пахнет упрёком.
— Значит, вот что. Во-первых, никаких разговоров без юриста. Во-вторых, начни фиксировать всё. Письма, угрозы, звонки. В-третьих…
— Сергей написал, — тихо сказала Татьяна.
Катя застыла.
— Тот Сергей?
— Угу.
— Что хочет?
— Помочь. Типа есть предложение. Похоже, знает, что я сейчас не в шоколаде.
Катя сложила руки.
— Танюха. Ты сейчас на мине сидишь. Не хватало ещё и романтики с прошлого фронта. Хотя… если он с деньгами…
— Да при чём тут деньги…
— А при том. Иногда деньги — это лучший романтический жест. Особенно когда твой нынешний муж хочет отжать у тебя «Кию» через суд, чтобы отдать младшему брату с интеллектом авокадо.
Татьяна взяла телефон.
— Знаешь, Катя. Я ему позвоню. Только не из слабости. А чтоб напомнить себе, что меня когда-то любили не за технику и квадратные метры.
Катя улыбнулась.
— Только не влюбляйся опять. Второй раз уже не будет такой прически, как у тебя в двадцать три.
Сергей пригласил её в ресторан. Не дорогой, не пафосный. Просто уютный. Где музыка не орёт, а столы не липнут. Он постарел. Но был всё тот же — прямой, внимательный, с этой привычкой наклонять голову, когда слушает.
— Рад, что пришла, — сказал он. — Я бы не написал, если бы не слышал от общей знакомой… ну, что у тебя тяжёлый период.
— Спасибо, что написал. Честно. Я сначала думала, ты ошибся адресом. А потом — что издеваешься.
— Ни то, ни другое. Я серьёзно. Таня… я всегда знал, что ты будешь сильной. Но даже у сильных бывают моменты, когда им нужна поддержка. Я готов помочь. У меня есть один объект. Квартира. Не элитка, но с ремонтом. Ты могла бы…
— Не надо. — Татьяна поставила бокал. — Спасибо, но не надо. Я справлюсь. Я не хочу быть чьим-то проектом.
Сергей посмотрел на неё с грустью.
— Ты всё ещё воюешь. Даже когда никто не нападает.
— Потому что уже нельзя расслабляться. Мне нельзя. Ты ушёл тогда, помнишь? А я осталась. Здесь. В этих битвах. С квартирами, с кредитами, с «да ты же женщина».
— Может, пора выбрать не сражение, а себя?
Они долго молчали.
Вернувшись домой, Татьяна обнаружила Дмитрия. Он сидел на диване, как будто здесь снова жил. Рядом стояла Светлана Григорьевна, держа в руках коробку с документами.
— Мы пришли договориться, — начала она. — Но если ты продолжаешь свою линию…
— Вы пришли с юристом? — перебила Татьяна. — Нет? Тогда идите домой.
— Это наш дом! — выкрикнул Дмитрий. — Мы в браке, эта квартира оформлена на меня, между прочим!
— Только потому, что ты убедил меня переписать её, когда я лежала после операции. И поверь, это я тогда ошиблась. Но теперь — всё. Я больше не ваша дочка, не ваша корова, не ваша лохушка.
— Пошла ты! — вскрикнула свекровь. — Павлик получит эту машину. И ты ещё пожалеешь, что так себя вела!
Татьяна подошла к двери, открыла её, как официантку в дорогом ресторане:
— Дорогие, выход здесь. А шоу окончено.
И когда они, шипя и ворча, вышли, она захлопнула дверь.
А ведь Сергей прав. Иногда надо выбрать себя. И не бояться.
Зазвонил телефон. Катя.
— Ну что, ты подумала насчёт развода?
Татьяна посмотрела в окно.
— Да. Подала сегодня. Только не сказала.
— Ты серьёзно?
— Ага. В этот раз — не дарственная. Это свобода. Без права передачи.
Суд назначили на четверг. Утро выдалось серым и вязким, как овсянка без сахара. Татьяна шла к зданию суда с папкой в руках и железом внутри. Катя, как адвокат, уже была внутри. Дмитрий стоял у входа с какой-то худосочной девчонкой в спортивках — «новая пассия», по версии слухов. Светлана Григорьевна рядом, при параде, с выражением на лице, как будто пришла за наследством царя. Павел отсутствовал. Видимо, занят делом жизни — «кататься на самокате по чужим границам приличия».
Татьяна подошла к Катиной скамье. Юристка кивнула:
— Ничего не говори. Просто сиди красиво. Они, по ходу, думают, что ты сюда пришла просить прощения.
— Пусть думают. Я пришла выносить приговор.
Когда судья вошёл, всё стихло. Зал не дышал. Дело о разделе совместно нажитого имущества. Основной предмет спора — автомобиль «KIA Rio», 2021 года выпуска. Стоимость — 960 000 рублей. Дмитрий настаивал, что машина куплена в браке, и должна быть разделена. Татьяна утверждала, что приобрела её на собственные средства до брака, что может подтвердить выписками, справками и даже распечатками из WhatsApp, где она обсуждала со своей подругой кредит и первую страховку.
— Татьяна Сергеевна, — начал судья, — вы предоставили документы о покупке автомобиля до заключения брака. Ваша позиция — сохранить машину за собой. Вы уверены, что не хотите мирного соглашения?
Татьяна встала. Говорила чётко, но с надрывом в голосе. Не от слабости — от силы, которая устала молчать.
— Уважаемый суд. Эта машина — это не просто авто. Это мои ночные смены, это мои дежурства, это мои руки, в мазях и мозолях. Это первый шаг, который я сделала к свободе. А теперь меня заставляют отдать его… человеку, который в этой жизни не сделал ничего, кроме как удачно родился в семье, где мама решает, кому какие игрушки раздать. Это не про машину. Это про уважение. Про границы. Про меня.
Судья посмотрел на Дмитрия:
— Ваша позиция?
Тот поднялся, поправил галстук, натянул улыбку.
— Мы полагаем, что имущество было приобретено в браке. А значит…
Катя вскочила:
— У нас есть справка из банка, выписка по дате кредита и нотариальное заявление, сделанное ДО регистрации брака. Это имущество — не совместно нажитое.
Судья кивнул.
— Материалы приняты. Заседание переносится для вынесения решения. Следующее слушание — в следующую пятницу.
После заседания Светлана Григорьевна подошла к Татьяне. Говорила тихо, но с такой злостью, что воздух между ними густел.
— Ты думаешь, победила? Думаешь, одна справка спасёт тебя? А как ты будешь жить дальше, а? Одна? Без сына, без мужа, без поддержки?
Татьяна выдержала взгляд. Потом наклонилась и почти прошептала:
— Лучше одна, чем со всей вашей поддержкой на шее, как гиря из бетонной заботы.
Светлана зарычала:
— Ты никогда не была нашей. Только пользовалась.
— Я была с вами. А вы — со мной только когда вам что-то было нужно.
Через неделю суд признал автомобиль собственностью Татьяны. В зале было тихо, как на похоронах. Дмитрий стоял с потухшим взглядом. Светлана не пришла. Слишком больно проигрывать в игре, где привыкла выигрывать. Девчонка в спортивках ушла сразу после оглашения решения, не попрощавшись.
Татьяна вышла из здания, как будто не с машины сняли арест, а с души. Сергей ждал у машины.
— Поздравляю. Ты это сделала.
— Спасибо, что приехал.
— Ну а как же. Я обещал быть рядом.
— А ты, случаем, не хочешь прокатиться?
Он улыбнулся. Но Татьяна посмотрела на небо. Внутри было странное чувство — не победы, а просто… облегчения. Как будто наконец-то кто-то выключил фон из чужих голосов.
— Поехали, но только по правилам, — сказала она, — теперь я знаю, как это важно.
Через месяц она переехала. В старую, но светлую однушку. На ипотеку. Без мужа, без свекрови, без мемов про «женщину за рулём». Сама.
Сергей иногда приезжал. Без давления. Без намёков. Просто быть рядом. Иногда — на кофе. Иногда — починить розетку. Иногда — просто помолчать. И в этих молчаниях было больше уважения, чем во всех криках прошлого.
Однажды Павел написал в мессенджере:
«А что, если бы ты просто подарила тачку — может, мы бы не поссорились так?»
Она удалила сообщение. Без ответа. Некоторые письма не заслуживают даже прочтения.
А потом, однажды утром, она проснулась, сварила кофе, посмотрела в окно и подумала:
«Если бы я тогда подписала дарственную… я бы подписала себе приговор. А сейчас — я жива. И это уже победа».
Финал.
Прощание с чужими ожиданиями — это начало своей настоящей жизни.
Без свекрови. Без драмы. Без дарственных.
Только ты. И твой руль.
