Когда Ирине стукнуло сорок два, у неё появилось два достижения, которыми она могла гордиться: первое — она научилась делать борщ как у покойной бабушки, а второе — унаследовала от этой самой бабушки двухкомнатную квартиру в сталинке на Профсоюзной. Кирпич, потолки высокие, дубовый паркет — такая уже редкость, что местные риелторы при слове «наследство» начинали тереть руки и моргать чаще.
Она не спешила с переездом. В старой бабушкиной квартире пахло нафталином, и это — как бы странно это ни звучало — её успокаивало. К тому же муж, Виктор, был не в восторге от идеи переезда.
— Всё-таки мы тут живём десять лет, — ворчал он, бросая взгляд на шкаф-купе с дверцей, которая всё время застревала. — Устроились, ремонт делали…
— Ты не делал. Я делала. А ты тогда футбол смотрел и говорил, что у тебя «поясница». До сих пор вспоминаю с дрожью, — парировала Ирина, собирая очередную коробку с вещами.
Виктор вздыхал и уходил курить на балкон. Ему, конечно, хотелось жить получше, но с комфортом, без лишних телодвижений. А в наследство Ирина въехала с головой. Поменяла окна, привезла мебель, начала обживать. Словом, ожила. Вот только с появлением новой квартиры оживилась и одна мадам, которую Ирина предпочитала видеть исключительно на семейных праздниках. Наталья Петровна.
Мать Виктора.
Когда Наталья Петровна впервые появилась в новой квартире, у неё была с собой коробка конфет, запах дорогих духов и выражение лица, как будто она зашла не в гости к невестке, а на место преступления.
— Ммм… Ну, неплохо, неплохо, — протянула она, скользя взглядом по стенам. — Потолки высокие… А батареи чугунные? Надо менять. Ты, Ирин, не знаешь, это уже не модно.
— Зато тепло, — спокойно ответила Ирина, включая чайник.
— А ты знаешь, я когда в сорок восьмом на Щукинской жила, у нас там такие же были. Только тогда у всех были. А теперь… кому как повезёт, — она хмыкнула, села на край дивана и с нажимом добавила: — Хорошо, когда родня оставляет. Надёжнее, чем государство.
Ирина не ответила. Просто поставила чашки на стол. Молча. Так же, как и мать Виктора молча обошла квартиру второй раз. Заглянула в ванную, поводила пальцем по подоконнику, проверила, не скрипят ли двери.
— Знаешь, Витя говорил, вы всё на тебя оформили, да? — почти невзначай произнесла Наталья Петровна, прижимая ладонь к спинке стула. — Это хорошо. Главное, чтоб потом не было недоразумений. А то у меня знакомая… Вот тоже наследство получила. А потом выяснилось, что муж развёлся, и всё — привет.
Ирина чуть дольше обычного мешала сахар в чашке.
— У нас с Витей всё в порядке, Наталья Петровна, — сказала она, не поднимая глаз. — Не переживайте.
— Да я не переживаю! — воскликнула свекровь и засмеялась с такой ноткой, что можно было подумать — она уже не переживает, а скорее предвкушает. — Я просто говорю. Вы молодые, всё у вас впереди… А квартира хорошая, ничего не скажешь.
Диалог был закончен. Точнее, начат.
Через пару дней Виктор стал странно себя вести. Пропадал по вечерам, возвращался молчаливым, раздражённым. Ирина не сразу поняла, в чём дело, но потом пазл начал складываться.
— Ир, а ты не думала… Ну, просто вот теоретически… если вдруг что… может быть, лучше было бы квартиру оформить на нас двоих? — спросил он как-то вечером, когда Ирина гладила постельное бельё.
— Что «если вдруг»? — с подозрением уточнила она.
— Ну, мало ли. Мы же семья. Всё общее. А вдруг… ты, например, надумаешь её продать. Без меня.
Ирина выключила утюг.
— Это ты сейчас сам додумался или кто-то тебе в уши надул? Потому что ты у меня не из тех, кто заботится о юридической безопасности.
Виктор почесал затылок.
— Ну… мама просто сказала, что…
— А, ну теперь ясно, — Ирина подняла руки. — Наталья Петровна сказала! Тогда конечно! Оформим, перепишем, может, сразу на неё запишем? А что — человек пожилой, пусть поживёт на Профсоюзной, чай заслужила.
— Не перегибай, — Виктор нахмурился. — Она просто переживает за нас.
— Она переживает за свои долги, — с холодной яростью сказала Ирина. — Думаешь, я не знаю? Мне Галя с пятого этажа сказала, её брат в банке работает. Наталья Петровна в микрофинансовую влезла. Триста тысяч. Три разных займа. Под двадцать процентов. Угадай, для кого готовится плацдарм?
Виктор замер.
— Это бред какой-то… — пробормотал он, но уверенности в голосе не было.
— Нет, Витя, это не бред. Это реальность. Моя квартира. Моя бабушка. И мои нервы. Так что если ты хочешь жить спокойно — выбирай: либо мы, либо театр одного актёра под названием «Мама сказала».
На следующий день Наталья Петровна снова пришла. Без предупреждения.
— У меня был путь, я подумала — заскочу, — сказала она, стоя в дверях, как хозяйка. — Кстати, я вчера в интернете читала, что теперь в Москве на жильё новое налоги растут. А ты, Ирин, подумай. Оно тебе надо?
— Да что вы говорите? — улыбнулась Ирина. — А я читала, что на пенсионеров в кредитах тоже что-то растёт. Как это — проценты? Вот оно вам надо?
Наталья Петровна сморгнула.
— Я смотрю, ты ото всех всё знаешь.
— А вы — от всех всё скрываете. Но не получается.
Молчание.
— Ты с Виктором ещё поговори, — с нажимом добавила свекровь. — Мужик он. Ему нужно чувствовать себя хозяином. А не постояльцем у тёщи.
— У бабушки. Не у тёщи. И квартира моя. Так что пусть чувствует, как умеет, — сказала Ирина, резко поворачиваясь к плите.
Наталья Петровна встала, взяла сумку.
— Ладно, — сказала она, будто ставя шах. — Посмотрим, кто тут кого.
— Да, — ответила Ирина спокойно. — Посмотрим.
Дверь закрылась. А в чайнике уже кипела вода.
Ирина долго смотрела в окно, пока на фоне домов не стемнело окончательно.
Через две недели Ирина уже не ставила чайник, когда Наталья Петровна появлялась в дверях. Она просто открывала — без звонка, без стука. Ключ был у Виктора, а у Виктора — язык без костей.
Ирина впервые заметила: в этой квартире стены глушат звук, но не эмоции. И чем ближе Наталья Петровна к кухне, тем крепче у неё сжимались челюсти.
— Я как раз к чаю, — весело сообщила свекровь, снимая пальто, как будто зашла в пансионат, где её ждали с манной кашей. — Как хорошо, что дома! А то вечно ты в своих кабинетах.
— Работаю, Наталья Петровна. Кто-то же должен зарабатывать, чтобы другие могли кредит погашать, — ответила Ирина, не глядя.
— Ты опять про это? — с видом усталости в голосе Наталья Петровна села за стол. — Какие долги? Какие кредиты? Кто тебе вообще рассказал?
— А это неважно. Важно, что я теперь знаю. И что вы тут — не просто бабушка, пришедшая на чай, а потенциальный временный собственник жилья по версии вашей личной стратегии.
Наталья Петровна смерила её взглядом. Тонким, холодным, как скальпель.
— Ирин. Давай по-человечески. Я же понимаю, ты устала, тебе тяжело. Ну зачем ты так говоришь? Мы же одна семья. Витя — мой сын. И он тебе не чужой. А квартира… ну, неужели жалко на него оформить?
— Жалко — нет. Глупо — да, — спокойно бросила Ирина. — Особенно зная, что у вас на носу просрочка, а его уже два раза вызывали на работу с вопросами: не планируете ли вы взять кредит под залог недвижимости?
— Он сам должен решать, что ему делать! — повысила голос Наталья Петровна. — Он мужчина, а ты…
— А я — человек, у которого есть документы и нотариус, — перебила Ирина. — Хотите квартиру? Заработайте. Или ждите, пока я умру. Хотя и тогда, между прочим, есть наследники, и вы — не в списке.
Молчание сгустилось. Минута. Две.
— Ты слишком уверенная, — тихо сказала свекровь, вставая. — А мир любит наказывать таких. Уверенных.
— А я люблю чай с бергамотом, — отрезала Ирина. — Только его вы уже не дождётесь.
Вечером Виктор пришёл поздно. Пахло пивом и чем-то горьким, как от несвежих воспоминаний.
— Нам надо поговорить, — буркнул он, снимая куртку.
— Это ты говоришь как муж или как адвокат матери?
Он сел за стол. Смотрел в пустоту, как будто там были ответы.
— Ир, ты всё не так понимаешь. Мама просто хочет нам помочь. Она говорит, что у неё есть связи, знакомые… Если бы ты оформила квартиру на нас обоих, мы бы могли взять кредит, открыть бизнес. Салон, например. Или франшизу. У тебя же давно мечта была. Ты хотела уйти из офиса.
Ирина вздохнула. Медленно.
— Ты сейчас серьёзно? Кредит? Под мою квартиру? Чтобы я отдала её, чтобы вы влезли ещё в один долг? Салон? Виктор, я тебя умоляю, ты максимум что умеешь — это брить щетину на своём лице и то через раз. Какой салон?
— А ты не хочешь развиваться, вот и всё! — резко сказал он. — Тебе удобно. Квартира на тебе, всё на тебе, ты решаешь, ты командуешь. А я — что? Пес в будке?
— Пес, который слушает маму, — отрезала она. — Тебя же не волнует, что будет со мной, если вы всё сольёте. Главное — попробовать. А вдруг повезёт. Вот только мне не семнадцать лет, чтобы играть в «вдруг».
— Да ты просто боишься! — вскочил он.
— Да. Бояться за квартиру — нормально. Знаешь, что ненормально? Что я боюсь своего мужа. Потому что он — марионетка с мамиными словами в голове.
Он резко стукнул кулаком по столу. Стук был громким, но бессмысленным. Как всё, что он делал в последние месяцы.
— Хватит! — вскрикнул он. — Либо ты оформляешь половину квартиры на меня, либо…
— Либо что? — Ирина подошла ближе. — Ты уйдёшь? Угрожаешь? Серьёзно?
Он молчал.
— Вот и всё, Виктор. Мы на финише.
На следующий день она пришла в МФЦ.
Подала документы на развод.
Без крика, без истерик, без длинных сообщений в WhatsApp.
Потом зашла в аптеку. Купила валерьянку. Для себя.
И презервативы. Для будущего.
Вечером дома было тихо.
Слишком тихо.
Но это была её тишина. Честная. Без фальши, без манипуляций, без громкой тени матери Виктора, проникающей в холодильник и семейные разговоры.
Смс от него пришла в 22:14:
«Ты серьёзно? Мы же семья…»
Она долго смотрела на экран, а потом ответила:
«Семья — это когда ты не делаешь больно тому, кого любишь, даже по просьбе мамы».
На следующий день Наталья Петровна снова пришла. Но теперь — в пустую квартиру.
Виктор жил у неё.
А Ирина впервые проснулась утром — в своей, полной одиночества, но абсолютно честной квартире. С ощущением, что проиграла бой, но выиграла войну.
Ирина выключила звук на телефоне.
Семнадцать пропущенных.
Четыре сообщения от Виктора.
Одно — голосовое.
Три — от Натальи Петровны. В духе «раз ты такая, то пусть теперь жизнь тебя учит».
Учить? Пусть попробует.
У неё уже была «училка» — та самая свекровь, которая пыталась выдать семейный шантаж за заботу.
На третий день одиночества Ирина начала дышать. Не метафора — буквально. Без чувства, что за спиной кто-то дышит ей в затылок и сверяет количество квадратных метров в наследственной квартире.
На пятый день — она впервые улыбнулась.
Никто не просил «перевести счётчик», не предлагал «всё оформить по-братски», не влезал с тупыми советами вроде «ты же умная, вот и поступи правильно».
На седьмой — случилось.
— Открывайте, Ирина Сергеевна, — голос был знакомый. Омерзительно знакомый. — Это по поводу квартиры.
Она открыла.
На пороге стояла Наталья Петровна с папкой, а за её спиной — невысокий, лысоватый мужчина в куртке и с печатью риэлтора-шахматиста на лице. Лоб в складках, в руках — какие-то бумаги.
— Что это? — спокойно спросила Ирина, хотя по позвоночнику уже пробежали мурашки.
Как та самая кошка, которая чует, что в подъезде кто-то рассыпал валерьянку — и ждёт беды.
— Вот, — свекровь вытянула руку, — оценка квартиры. Мы посоветовались, и Виктор решил, что ему всё-таки положено половина. И даже если ты оформляла её по наследству, это было во время брака. Так что… будем делить.
— Вы это серьёзно? — медленно, по слогам, переспросила Ирина.
— А ты думала, мы вот так всё оставим? — Наталья Петровна усмехнулась, как будто выигрывала в домино. — Ты решила нас вышвырнуть, развестись, выставить дурой? Ничего. Мы — семья. А у семьи — имущество общее.
Риэлтор что-то открыл. Начал рассказывать:
— Значит, по рыночной стоимости квартира идёт как двухкомнатная в районе ЦАО, но с оговоркой, что…
— Стоп, — перебила Ирина, — а вы кто, простите?
— А я… я консультант. Меня Виктор просил. Ну… помочь вам. С продажей. А то если всё равно будете продавать, лучше сразу и пополам. Всё по-человечески.
— Подождите, — подняла она руку. — То есть… вы пришли ко мне домой, чтобы заставить меня продать квартиру, которую я получила по наследству, оформить половину на человека, с которым развожусь, и сделать это при поддержке его мамы?
Они молчали.
— Вижу, логика вам не родная сестра, — усмехнулась Ирина. — Вы вообще слышите, что несёте?
— А мы уже подали в суд, — с гордостью выдохнула Наталья Петровна. — На раздел имущества. И не пытайся давить, мы всё знаем. Даже если наследство, оно в браке, значит, совместно нажитое!
— Ох… — Ирина тяжело вздохнула, — знаете, я раньше думала, что тупость — это как простуда: лечится. Но теперь понимаю — это наследственное. Вам с сыном на двоих одну голову хватило.
Риэлтор шагнул назад.
— Я, пожалуй, пойду. Удачи вам… разбирайтесь.
— Останьтесь! — рявкнула Наталья Петровна.
— Нет-нет, я в такие шоу не ввязываюсь, — ответил он и растворился за дверью.
На следующий день Ирина пришла к юристу.
Он посмотрел на документы, пожал плечами:
— Пусть подают. Квартира по наследству? Через нотариуса? До раздела брака не оформлялась на двоих?
— Нет, конечно.
— Ну тогда пускай тратят свои деньги на суд. Это займёт пару месяцев. Вы за это время можете сменить замки и выписать его отсюда.
— А он что? Может прийти?
— Нет. Если вы подали на развод и есть заявление, а он не собственник — вы имеете право на охрану жилища. Полиция будет на вашей стороне.
— А мама его?
— Тоже самое. Она никто. Ни по паспорту, ни по закону.
Ирина кивнула. И впервые за последние полгода ощутила не тревогу, а спокойствие с привкусом мести.
Виктор позвонил на следующий вечер.
— Ну что ты творишь? — начал он сразу. — Зачем это всё? Мы же просто хотели… чтобы ты была не одна. Чтобы всё было по справедливости.
— По вашей справедливости? — усмехнулась Ирина. — Так у вас справедливость, как у шулера: пока не проиграл — кричит, что по-честному.
— Ты же знаешь, мама просто волнуется. Она…
— Ага. Особенно когда в МФЦ подделывает твои подписи, чтобы начать оформление без меня.
— Это она так, по глупости.
— Нет, это она по привычке. А ты — по слабости. Знаешь, Виктор, я жалею не о разводе. Я жалею, что вообще за тебя вышла.
— Ты жалеешь?! Да ты без меня кто?! Тебя бы не было тут, если бы не я!
— Зато теперь я здесь, и без тебя. И, к счастью, меня — наконец-то — много.
Через два месяца Ирина выиграла суд.
Квартиру признали личной собственностью.
Свекровь исчезла с радаров — после неудачной попытки «случайно» подсунуть бумагу о «добровольной передаче половины доли».
Виктор всё ещё писал. Иногда слал грустные смайлики. Иногда — песни, которые «напоминают».
Однажды даже позвонил пьяный — предложил «начать всё сначала».
Ирина нажала отбой и заблокировала номер.
Всё закончилось в пятницу. Теплой, почти весенней.
Ирина сидела у окна. Пила кофе. Чёрный, без сахара. С таким же характером, как у неё.
На экране мигнуло уведомление:
«Поздравляем! Запись в Росреестре завершена. Вы – единственный собственник объекта.»
Она улыбнулась.
В первый раз — по-настоящему.
Никаких визитов. Никаких угроз. Только она и её жизнь. Наконец-то — своя.
ФИНАЛ: Ирина остаётся одна, но не одинока. Она получила свободу, сохранила квартиру и вышла из токсичных отношений сильнее, чем была. Конфликт с Виктором и Натальей Петровной полностью закрыт. Их манипуляции провалились. Она больше никому ничего не должна.
