Ирина сидела на краю дивана, держа в руке чашку с остывшим кофе. На кухне тикали дешёвые китайские часы, подаренные на свадьбу. Тогда они казались ей уютным аксессуаром, а теперь — как тиканье бомбы под браком. Слово «развод» ещё не звучало, но оно уже жило в воздухе, тенью ползая по стенам этой двухкомнатной квартиры в старом панельном доме.
— «Ир, ну ты не обижайся, мама просто хочет, чтобы нам было лучше…» — в который раз говорил Алексей, её муж, с лицом виноватого школьника. Голос у него был убаюкивающе ровный, как будто извинения по шаблону прогонял в уме.
— Алексей, — она встала, поставила чашку в раковину и посмотрела на него. — Твоя мама хочет, чтобы ей было лучше. А я при чём?
Он пожал плечами. Типичный Алексей. Он никогда не вступал в открытые конфликты — просто растворялся. Будто бы включал режим невидимки, когда Ирина и Ольга Васильевна начинали очередную «беседу» за ужином. Или за завтраком. Или даже по видеозвонку — мать Алексея была вездесуща, как реклама в телефоне.
Ольга Васильевна жила в соседнем доме. «Это же удобно!» — радовался тогда Алексей, когда они покупали эту квартиру на его материнские деньги. «Всегда под присмотром!» — добавила его мама. И Ирина, тогда ещё полная розовых надежд, глупо улыбалась, думая, что «присмотр» — это про помощь, а не контроль и приказы.
Первое время она старалась. Честно. Готовила пирожки — от которых её тошнило. Ходила с ней по «Ленте» и слушала, как правильно выбирать мясо. Терпела визиты «без предупреждения» и советы насчёт цвета полотенец и формы мисок для кошки. Но однажды, когда та пришла, вытащила Иринины трусы из сушилки и заявила: «Женщина должна носить скромное бельё, особенно, если у неё муж» — внутри Ирины что-то хрустнуло.
— Я взрослый человек. Мне 34, между прочим. Я не просила нас воспитывать, — выдохнула она тогда, дрожащим голосом.
— Ироночка, я не вмешиваюсь! Просто ты неправильно варишь гречку. Она не должна быть слипшей. Ты как её промываешь? — с невинной улыбкой произнесла Ольга Васильевна и продолжила стоять на кухне, как хозяйка.
Эта женщина не повышала голос. Она говорила мягко, но каждый её комментарий — как игла в подушку. Медленно, аккуратно, но неизбежно.
Сегодня всё началось с простого: Ирина собиралась на работу, когда в дверь позвонили. Без звонка на телефон, без предупреждения.
— Кто там? — крикнула она, стоя в халате.
— Это я, Ольга Васильевна. У меня ключ, но я решила постучать.
Ключ. Этот чёртов ключ. Когда они переехали, Алексей, по доброте душевной, отдал маме запасной. «Ну вдруг что…»
Ольга Васильевна вошла, как к себе домой. На руках — хозяйственная сумка. В пакете — треска, морковь и банка солёных огурцов.
— Ты суп варила? — оглядела кухню. — Опять свои пюрешки. Мужику надо наваристое есть. Я вот принесла, сейчас сделаю.
— Не надо, — спокойно сказала Ирина. — У нас всё есть.
— Да что ты понимаешь, девочка? Ты когда в жизни последний раз борщ нормальный варила? Я Лёшку с пелёнок знаю. У него желудок слабый.
— Он взрослый. Сам решит, что есть.
— Ой, ну ты давай без истерик. Вон у тебя волосы опять не уложены. И халат этот… Ну, Ирина, ну будь ты женщиной. Хочешь, я тебе своего стилиста посоветую? Веточка одна, но волшебница.
Ирина медленно прошла в коридор, сняла её пальто с вешалки и протянула.
— Уходите. Пожалуйста.
— Что? — Ольга Васильевна подняла брови.
— Я прошу. Просто уйдите. Мне на работу.
— Ах, это из-за вчерашнего, да? Я сказала, что твоё лазанья — не еда, а пластилин? Так это была забота. Я тебя не ругала. Я ж как мать тебе…
Ирина не выдержала. Она не кричала. Просто прошептала:
— Вы мне не мать. И никогда ей не будете.
Тишина. Потом — хлопок двери. Ирина села на стул, дрожащими руками достала телефон.
— Алло, Люд, ты дома? Ты ж в «Леруа» хотела ехать? Заедешь заодно ко мне? Мне замки надо сменить.
К вечеру замки были новыми. Старые — Ирина выбросила с особым наслаждением, как выбрасывают потрёпанное старьё. Словно вырезала опухоль из своей жизни. Ножом — по нервам, но иначе никак.
Когда Алексей вернулся, он сразу понял.
— Ты что, с ума сошла?! — рявкнул он, впервые за долгое время. — Мама не может теперь зайти.
— Так и задумано.
— А если ей плохо станет? А если помощь нужна?!
— Пусть звонит. Или скорую. Или участкового. А не прётся ко мне, как к себе домой.
Он смотрел на неё долго. Потом отвернулся.
— Ты перегибаешь.
— Лучше перегнуть, чем сдаться.
В ту ночь они спали по разным сторонам кровати. Он отвернулся к стене. Она обняла подушку и впервые за долгое время уснула спокойно.
Ольга Васильевна появилась, как всегда, без предупреждения. Позвонила в домофон, но уже стояла на лестничной площадке, когда Ирина вышла, прижимая к уху телефон — заказывала курьера из «Вкусвилла».
— О, дома! — радостно воскликнула свекровь, хотя голос был, как всегда, с приправой уксуса. — А я мимо шла, думаю — загляну. Всё же родные мы люди, не чужие.
Ирина едва заметно скривилась. На ней были старые шорты и футболка с пятном от отбеливателя. Волосы собраны в узел, лицо без грамма косметики — обычная «домашняя» версия, которую Ольга Васильевна явно не одобряла. Точнее, никогда не упускала случая уколоть.
— Зашла-то зачем? — спокойно спросила Ирина, отходя в сторону, чтобы пропустить свекровь внутрь.
— Ну вот, встречают прямо как в налоговой, — язвительно улыбнулась та. — Зашла поговорить. Неужели нужно каждый раз объяснять?
Она сняла туфли, демонстративно выпрямилась, и направилась в кухню, будто всё ещё чувствовала себя хозяйкой. Удивительно, как человек, не живущий здесь ни дня, умудряется сохранять такое чувство собственного права на чужое пространство.
— Алексей на работе? — уже из кухни крикнула свекровь. — А я-то думала, мы с ним вдвоём поболтаем…
— Он задерживается, — сказала Ирина, проходя за ней. — У него спринт.
— Что у него?
— Рабочий проект, мама, — Ирина нарочно добавила «мама», чтобы подчеркнуть разницу в ролях. — Они закрывают задачу к понедельнику.
— Опять эти ваши программистские штучки… — махнула рукой Ольга Васильевна и вдруг, глядя на стол, как бы случайно добавила: — А у вас тут, смотрю, беспорядок. Три дня как убрались, а уже…
— А мы живём тут, понимаете? — спокойно сказала Ирина, открывая холодильник. — Не музей всё-таки.
— Ну да, ну да… Ты всегда была сторонницей свободы, как ты говоришь. Всё сама, всё по-своему, без правил. А вот Алексей у меня привык к другому. Он у меня из семьи, где порядок, стабильность, чистота…
— И материнская опека до седых волос, — не удержалась Ирина.
Свекровь дернулась, как от пощёчины.
— Ты сейчас меня хочешь обидеть, да? Думаешь, я к вам с претензиями? Я к вам — с заботой!
— Спасибо, — Ирина уселась напротив, облокотившись на стол. — Только от такой заботы, знаете ли, таблетки не помогают. Вот вам чай, зелёный, без сахара. Давление бережём.
Ольга Васильевна молча взяла кружку. Глаза прищурились.
— Я вот тебе, Ирина, скажу прямо. Раз уж мы, как говорится, обе женщины. Алексей — мой сын. Мой единственный. Я ему всю жизнь отдала. И не позволю, чтобы какая-то там…
— Женщина, с которой он живёт, — спокойно закончила Ирина. — И с которой он зарегистрировал брак. В квартире, которую вы «временно» переписали на него, да?
— Ну, конечно, временно! — вспыхнула Ольга Васильевна. — Это же моё жильё! Я просто оформила, чтобы налогов не платить. Но ты-то, умная, должна понимать — он ведь её не заработал! Мы с отцом эту квартиру купили!
— Да никто у вас её не отбирает, — сказала Ирина, стараясь не повысить голос. — Но и жить в ней, как будто вы хозяйка, не выйдет. Вы бывали тут в прошлом месяце восемь раз. Я считала.
— А кто тебе мешает работать? — неожиданно взвилась свекровь. — Сидишь дома, ногти красишь, а потом жалуешься, что я прихожу. Я в твои годы уже и в бухгалтерии пахала, и мужа ухаживала, и ребёнка тянула!
— Во-первых, я работаю удалённо. А во-вторых, если вам так не нравится мой образ жизни — зачем вы вообще сюда приходите?
— Потому что я вижу, как тебе наплевать на моего сына! — закричала вдруг Ольга Васильевна, подскакивая. — Он весь день на работе, приходит — а дома жена с видом, будто её сюда сослали! Ни ужина нормального, ни уюта, ни ласки!
Ирина встала. Медленно, не повышая голоса, но жёстко:
— Хватит. Это мой дом. Моя жизнь. Моё время. Я не обязана ни перед вами, ни перед вашим «уютом». Вы хотите сына — зовите к себе. Хоть с ужином, хоть без. А сюда — больше не приходите без звонка. И вообще — подумайте, прежде чем ещё раз сказать, что я вам «кто-то там».
— Я тебе не позволю так разговаривать! — Ольга Васильевна схватила сумку. — Я твоей матери бы такое сказала — она бы тебя к ремню подвела!
— Она меня к дверному замку подвела, — холодно отозвалась Ирина. — И научила отличать границы от навязчивости.
Свекровь хлопнула дверью так, что с полки упала коробка с крупами. Ирина, не торопясь, подняла её, поставила обратно. В этот момент в телефоне пикнуло сообщение — Алексей:
«Мама сказала, ты с ней опять сцепилась. Что происходит?» Ирина села за стол и медленно напечатала:
«Ты всё видел сам. Выбирай, кто с тобой живёт: мама или я. И не тяни. Я меняю замки завтра.»
В квартире стояла тишина.
Глухая, как после грозы.
На следующее утро после визита Ольги Васильевны Ирина вызвала мастера из сервиса — поменять замки. Заодно заказала новую дверь: стальную, без глазка. Старую хотела выбросить, как выбрасывают ненужную мебель, из которой давно вырос.
Алексей не позвонил. Написал только вечером:
«Ты перегибаешь. Это моя мама. Неужели нельзя немного потерпеть?» Ирина перечитала это сообщение трижды.
Слово «терпеть» будто щёлкнуло внутри, как защёлка замка.
Вот и весь итог их брака. Терпи. Жди. Уступай.
А в это время другая женщина будет решать, что тебе готовить, как жить, когда стирать и почему ты выглядишь «не так».
На следующее утро она проснулась от неожиданной легкости. Впервые за долгое время — тишина не давила, а обволакивала. Как плед.
Пока варился куриный суп, Ирина заварила себе кофе, села у окна и написала Алексею:
«Ты можешь приходить забрать вещи. Без мамы. В удобное время. После этого — каждый пойдёт своей дорогой.» Ответа не было. Зато в обед позвонила… нет, не Ольга Васильевна. Сестра Алексея, Лиза.
— Привет, Ира, — неуверенно начала она. — Слушай, я, конечно, не лезу, но мама тут разошлась. Всем жалуется, что ты её чуть ли не выставила на улицу.
— Ага. Ещё скажет, что я подожгла ковры и закопала тапки, — усмехнулась Ирина. — Пусть рассказывает. Главное, что теперь у неё нет ключей. И у Алексея, кажется, тоже не осталось.
— Он в шоке, если честно, — Лиза замялась. — Но, Ира… ты молодец. Я бы так не смогла. Я вот всю жизнь жила по указке. И мужа выбирали, и квартиру оформили на маму, и детей в ту школу отвели, куда «родителям удобно». Ты хотя бы борешься.
— Не борюсь, — ответила Ирина, помешивая суп. — Просто больше не живу чужой жизнью. Мне тридцать пять. Хватит.
Вечером в дверь позвонили. Через дверной глазок — Алексей.
С цветами и сумкой.
— Я поговорил с мамой, — начал он, не входя. — Она… перегнула. И ты тоже. Но я не хочу развод. Давай подумаем. Может, психотерапия? Вдвоём?
Ирина вздохнула. Цветы пахли тяжело, почти как извинения, которых она ждала годами.
— Алексей, — сказала она спокойно. — А ты можешь прямо сейчас позвонить маме и сказать, что она больше не имеет права появляться в нашей жизни без моего согласия?
Он замер.
— Ну… это же жёстко…
— Вот видишь, — сказала Ирина и прикрыла дверь. — Всё тот же ты.
И ушла на кухню — к своему супу, своей тишине и своему окну. Впервые за много лет — дом был действительно её.
Без претензий. Без уколов. Без чужих прав.
А потом был вечер.
И она улыбнулась.
Себе. Новой. Свободной.
