— Это моя квартира, Людмила Сергеевна! — Кристина приподнялась на локтях с дивана, не скрывая злости. — И я вам не обещала ни метры, ни полки, ни даже место под тапки!
— Да ты что! — взвизгнула свекровь и театрально откинулась на спинку кухонного стула. — А Андрей мне другое говорил. Мы же семья теперь, или как?
— Он говорил? — Кристина перевела взгляд на мужа, который стоял у окна с лицом загнанного студента на пересдаче. — Ну, Андрюша, просвети нас. Ты это сказал? Скажи вслух. Только громко, как мужчина.
Андрей пожал плечами и глухо пробормотал:
— Я сказал, что это можно обсудить…
— Обсудить? — Кристина встала. — Ага. То есть то, что я десять лет копила на ремонт, два года жила на коробках без кухни и в пыли, пока строители не сделали хоть что-то, это всё — предмет обсуждения? С кем, простите? С вашей мамой?
На кухне повисла пауза. Та самая, перед бурей. Людмила Сергеевна вздохнула, достала из сумки носовой платок и сделала из своего лица трагедию размером с Великую отечественную.
— Я просто подумала, — дрожащим голосом начала она, — раз уж вы семья, а я продала квартиру, чтоб жить поближе… ну… будет нормально, если я хотя бы комнату…
— Стоп, — перебила Кристина. — Вы продали квартиру?
— А что мне там одной делать? — Людмила Сергеевна вжалась в стул. — Холодно, глухо, соседи как из морга. А тут вы, родные…
— Мы? — Кристина покосилась на мужа. — Это ты знал? Ты знал, что она продала квартиру?
— Я… — Андрей замялся. — Она сказала, что хочет переехать в Подмосковье, я думал — дом купить…
— Дом, — выдохнула Кристина. — Дом на трёшку и пенсию. Конечно. Прекрасная идея.
Кристина села обратно на диван. Шея пульсировала, как после марафона. Только бег был, по всей видимости, по минному полю.
— Значит так. Комнат у меня нет. Это моя квартира. Подарок от родителей. Моя фамилия в свидетельстве. Понимаете? Не ваша. Моя.
— Что ж ты такая жадная, Кристина, — процедила свекровь, теребя цепочку на шее. — Ни тебе ребёнка родить, ни матери мужа приютить. Всё сама, сама…
— А вы бы не пытались меня купить, может, и приютила бы. — Кристина рассмеялась, уже нервно. — Но вы пришли как на базар. Раз — и в хозяйки.
— Я не хозяйка, я мать, — вскинулась Людмила Сергеевна. — И я имею право…
— На что? — Кристина резко поднялась. — На доступ к моим шкафам? На тапочки у входа и ключи от домофона? Или, может, на диван в спальне?
— На уважение! — крикнула та, и ударила рукой по столу. Пустая чашка подпрыгнула и с грохотом упала на пол.
— Вот и пошло ваше уважение. По осколкам. — Кристина подошла к двери. — Мама вашего мужа может взять свою сумочку, цепочку и выметаться обратно к своим соседям из морга. А ты, Андрей, решай. Или ты муж, или ты мебель.
— Крис, ну подожди, зачем ты так… — начал он.
— Я двадцать раз мягко говорила. Ты всё «да потом», «да как-нибудь». А теперь я говорю как умею. Жёстко. Потому что мягко вы не слышите. Ни ты, ни она.
— Я никуда не пойду, — тихо, но упёрто проговорила Людмила Сергеевна. — Это теперь мой дом. У меня другого нет.
Тишина после этой фразы была такая, будто кто-то вбил гвоздь в пол. Кристина смотрела на неё и ощущала, как внутри — где-то в области желудка — собирается ледяной ком. Омерзительный, тяжёлый, словно кто-то подсыпал ей гвоздей в душу.
— Значит так, — сказала она наконец. — Завтра я уезжаю к родителям. В этой квартире вы вдвоём. За двое суток вы находите ей жильё. Или… — она открыла дверь — …или через трое суток вы оба сидите на улице. Потому что замки я сменю. И поверь, Андрюшенька, я это сделаю.
Кристина вышла из квартиры, даже не обернувшись. А в голове звенело только одно: «Это моя квартира. Не их. Не их».
— Ты серьёзно сменила замки?! — голос Андрея зазвучал так, будто он только что узнал о собственной смерти.
— А как ты хотел? — Кристина стояла в проёме, не отрывая взгляда от него. — Поцелуи на лестничной клетке и общий семейный ужин втроём?
— Крис, это всё… это перегиб, — он махнул рукой в сторону двери. — Мамке шестьдесят два! Она ночевала у какой-то своей подруги на кухне. На табуретке! Ты вообще представляешь себе…
— Да, представляю, — перебила она. — Я тоже когда-то ночевала у подруги. Когда уходила от первого. Без денег, без мебели, без иллюзий. Но знаешь, что я не делала? Не лезла в чужую квартиру. И не продавала свою без согласия хозяев дома.
Андрей осёкся. Весь его напор улетучился, как пар из кастрюли.
— Послушай, она просто испугалась остаться одна. Всё-таки возраст, здоровье… У неё давление. И ноги болят.
— А у меня что? — Кристина шагнула ближе. — Железобетонная психика и титановый позвоночник? У меня тоже давление. Только не от возраста, а от вашей семейки.
— Ты говоришь, как будто она враг, — Андрей опустил глаза. — А это моя мать. И она не на улице просит милостыню, она просто хочет быть рядом.
— Ага. Сынок рядом, квартира в Москве, ни копейки коммуналки — прямо мечта пенсионера. — Кристина уже не сдерживалась. — А кто платит за интернет, за капремонт, за новую стиралку, которую я одна выбирала? Кто вкалывает до девяти, когда вы тут чаи гоняете?
Андрей замолчал. И это молчание было хуже любых криков. Он просто стоял и моргал.
Кристина отвернулась. Пошла в комнату. Спокойно, по шагам. Открыла шкаф. Вытащила из верхнего ящика маленькую коробку.
— Вот. Это твой паспорт, медицинский полис и остаток от твоей премии. — Она всучила всё это ему в руки. — Иди к маме. Живите. Может, даже заведите собаку. У неё тоже будет право на твою зарплату и место на кухне.
— Да ты вообще с ума сошла?! — он сжал кулаки, лицо покраснело. — Ты что, выгоняешь меня?
— Я тебе уже всё сказала. У тебя было время. Ты молчал. А молчание, милый, — это не золото, а капитуляция. И ты капитулировал. Ещё в тот день, когда она принесла свои тапки и заявила, что в ванной мало полок.
И тут дверь хлопнула.
— О! А вот и наша королева, — Кристина язвительно посмотрела в коридор.
— Я за чайником, — бросила Людмила Сергеевна. — Выкидывать свой — не по-христиански.
— Ну, конечно, — Кристина саркастично развела руками. — Мало ли, вдруг я тоже решу попить чаю из прибора «свекровь плюс сын».
Людмила Сергеевна остановилась и внимательно посмотрела на неё:
— Ты думаешь, ты такая вся независимая и правильная, да? А ты просто эгоистка. У тебя нет сердца. Ты стерва. Я это сразу поняла. Но думала, сын исправит тебя.
— А я думала, у вас чувство меры. Ошиблись обе, — спокойно ответила Кристина. — С вас чайник, с меня — новый замок. И, кстати, завтра приедет риелтор. Покажет вам варианты. Маленькие, но свои.
— Ты не имеешь права! — вспыхнула женщина. — Это теперь и мой дом!
И в этот момент Кристина сорвалась. Она резко подошла, схватила свекровь за локоть — не больно, но твёрдо, — и буквально вытолкала за порог. Андрей бросился между ними.
— Не трогай её! — заорал он. — Это моя мать!
— А я — кто? — в ярости крикнула Кристина. — Кто я для тебя, Андрей? Та, с кем удобно жить, пока мама не потребовала полку в ванной?
Он замер. И в этот момент у неё защемило сердце. Боль была не от обиды. От разочарования. Глубокого, липкого, будто в него погрузили целиком.
Кристина подошла к двери. Открыла.
— Иди. Вместе с чайником. Поживи с мамой. Подумай, кто ты и что тебе надо. Потому что я знаю. Я — не коврик у входа.
Дверь захлопнулась. А в квартире воцарилась тишина. Такая, как после грозы. Тяжёлая. Молчаливая. И странно… такая сладкая.
— Поменяйте замки, чтобы ключи старого образца уже не подходили. Да, бронь. Да, с усиленным язычком. — Кристина говорила спокойно, даже вежливо. Будто обсуждала замену фильтра в пылесосе, а не новую страницу своей жизни.
На том конце провода мастер обещал быть к полудню.
Она нажала на отбой и села в пустой кухне.
Квартира дышала одиночеством. Без его куртки на спинке стула. Без её раздражения из-за забытых крошек на столе. Без вечных визгов «Андрюшенька, ты поел?» из соседней комнаты.
Теперь — только холодильник, шоркающий кот и Кристина, которая почему-то чувствовала себя легче, чем за последние два года.
Телефон молчал. Андрей исчез. Ни звонков, ни писем, ни попыток вернуться.
«Может, с мамой сидит. Может, ушёл в запой. Может, наконец понял, что значит не быть мужчиной — ни в деньгах, ни в выборе».
Она глотнула кофе. Горький. Без сахара. Как вся эта история.
Три дня спустя Кристина стояла в очереди в Сбербанке. Старушки обсуждали цены на огурцы и внуков, в кармане тикал телефон.
— Следующий!
Она подошла к окошку, протянула документы.
— Переоформление прав собственности. На единоличное владение. Да, супруг отказался.
Клерк подняла глаза:
— Уверены?
— Не просто уверена. Я в этом живу.
Она подписала бумагу. Чётко. Почерком взрослого человека, который понял главное: дом — не там, где компромисс, а там, где тебя уважают.
А вечером… он пришёл.
Без звонка. Без цветов. Без униженного вида. Просто появился, как тень.
— Привет, — он стоял у порога, в тех же джинсах, что и в день их ссоры. — Можно войти?
Кристина молча посторонилась. Он вошёл. Осмотрелся. Всё было на месте. И всё было чужое.
— Я… — Андрей почесал затылок. — Я был у мамы. Она снова продавать квартиру не хочет. Говорит, что не выдержит ещё одной «такой невестки».
Кристина усмехнулась.
— Значит, проблема во мне?
— Нет. — Он посмотрел ей в глаза. — Проблема во мне. Я… Я не защитил тебя. Я струсил. Я вырос между ней и своим «удобно». А ты… ты в этом не поместилась.
Тишина. Даже холодильник не гудел. Как будто квартира тоже слушала.
— Я не вернусь, Андрей, — тихо сказала она. — Даже если ты встанешь на колени. Даже если мама уедет на Бали.
Он кивнул.
— Я не прошу. Просто… хотел сказать спасибо. За всё. И за то, что выгнала. Я проснулся.
— Поздно, — вздохнула она. — Мы не в институте. У нас нет каникул. У нас ипотека, счета, полки в ванной. И одна жизнь.
Он ушёл. Без скандала. Без сцены. Просто тихо закрыл дверь.
А Кристина встала, пошла в ванную, включила воду. Сняла с полки старую зубную щётку Андрея, ту, которую не выбросила в первые три дня. Бросила в ведро.
Потом — в душ. Смыть. Всё.
Эпилог На утро она проснулась с чётким ощущением нового воздуха в груди. Открыла ноутбук, ввела пароль.
На вкладке: «Покупка нового авто».
— Хватит ездить на чужих задворках, — сказала она себе. — Пора за руль. Своей жизни.
