1998 год.
За окном было ещё темно, на дворе стояло октябрьское утро. Телефон зазвонил очень неожиданно. Ирина Викторовна вздрогнула, села на кровати, нащупала очки. Она испугалась этого звонка и не могла понять, кто может звонить в семь утра в воскресенье.
— Ну кто ж это, Господи… — пробормотала она, накинув халат и проходя в прихожую, где надрывался телефон.
Она сняла трубку:
— Алло?
— Здравствуйте… Это мама Оли. Светлана Анатольевна… Простите, что так рано… Просто Оля вчера не пришла домой… И мы думали, может она с Мишей…
— Как не пришла?! — Ирина Викторовна была в ужасе от услышанного. — А вы звонили кому-то еще, может она у подруги?
— Я обзвонила всех… Она говорила, что пойдёт с Мишей погулять вечером. Вы не знаете, может, она у вас осталась?
— Нет, конечно. — женщина замялась. — Я сейчас спрошу у Миши. Вы, пожалуйста, не вешайте трубку.
Она нервно постучала в дверь сына:
— Миша! Мишенька, проснись!
— Мм? Чего такое?.. — донёсся сонный голос.
— Вставай. С Олей что-то случилось. Её мама звонит. Говорит, она домой не вернулась.
За дверью послышался скрип кровати, нервные шаги. Миша вышел босой, в старой футболке, с растрёпанными волосами.
— Что значит не вернулась? — хрипло спросил он. — Я не знаю, где она. Мы вчера просто гуляли… Потом она сказала, что пойдёт домой.
Ирина Викторовна вглядывалась в лицо сына. Он смотрел прямо ей в глаза, но будто не был сильно удивлен. Или ей показалось?
— Ты её видел вечером?
— Ну да, где-то в восемь. Мы у магазина на углу посидели. Потом я пошёл к Толику на денди поиграть, а она — домой.
— Ты уверен? Вы не ссорились? Не было ничего странного?
Миша покачал головой:
— Нет. Всё нормально было.
Ирина схватила трубку:
— Светлана Анатольевна? Миша говорит, что видел Олю вечером. Они разошлись около восьми. Он пошёл к другу.
— Спасибо. Я просто не знаю, куда ещё звонить. Если вдруг она появится — пожалуйста, сразу скажите.
— Конечно. Конечно!
Ирина Викторовна повесила трубку и медленно опустилась на табурет. Миша стоял, опустив голову.
— Ты мне всё сказал, Миша? — мягко спросила она.
— Да, мам. Всё, правда…
И она поверила сыну.
Зима в тот год выдалась тёплой, с мокрым снегом, который сразу превращался в грязную кашу. Всё будто было покрыто серостью: подъезды, дворы и машины.
Олю так и не нашли. Ни живой, ни мёртвой. В конце концов, её официально признали пропавшей без вести.
Некоторые шептались и обсуждали Мишу.
— Да это он, сто пудов. Поссорились, вот он ее и убил.
— Он всегда глаза прячет!
— Или боится, или совесть мучает, очень странный мальчик.
Другие, наоборот, защищали парня:
— Мальчишка, семнадцать лет. Переживает не меньше родителей!
— Если бы что-то сделал — давно бы прокололся.
— Зря, конечно, не проводил. Вечер был уже. Время сейчас какое…
Миша после исчезновения Оли стал молчаливым. Он ушел в себя. Всё делал машинально: ел, спал, ходил в школу. Да и лицо у него стало совсем грустным. Ирина Викторовна часто ловила себя на том, что следит за ним украдкой. Будто искала в нем что-то, признаки вранья или сожалений.
Весной Олина мама с отчимом собрали вещи и уехали. Сначала говорили, что на время, потом, что все же навсегда.
— Мы не можем здесь больше жить, — сказала Светлана Анатольевна в коротком телефонном разговоре. — Все здесь напоминает о нашей беде.
Ирина Викторовна положила трубку и подошла к сыну, сидевшему в комнате за письменным столом. Он перелистывал журнал.
— Миш, Олина мама и отчим уехали навсегда. Сказала, что не может здесь оставаться. Всё ей напоминает о дочери…
Миша не поднял головы. Лишь тихо хмыкнул:
— Ага. Понимаю.
Интонация была странная. Ирина Викторовна почувствовала холодок внутри, но не стала заострять внимание. Просто пошла на кухню, налила себе чай и долго смотрела в окно.
Время стало идти быстрее. Миша окончил школу, поступил в Москву, потом женился. История с Олей осталась в далеком прошлом. И никто уже почти и не вспоминал о трагедии тихой девочки.
Прошло 20 лет
— Баба! Баба! Смотри, я лошадка! — кричала внучка, Наташа, громко стуча каблучками по линолеуму и волоча за собой шарфик, изображая хвост.
Миша с женой ушли на прогулку, оставив дочку бабушке на пару часов. Ирина Викторовна очень любила внучку, несмотря на то, что она была как настоящий ураган.
— Только не залезай туда, где пыль, солнышко! — предупредила она, когда девочка забежала в Мишину старую комнату.
— А давай играть в прятки! Прятки, прятки! Я прячусь! — завопила Наташа и, прежде чем бабушка успела ответить, залезла под старый письменный стол своего отца, который с конца девяностых никто толком не трогал.
Через минуту послышался визг:
— Баба! Баба! Найди меня! Я застряла!
Ирина Викторовна поспешила к внучке.
— Наташа, ну что ты там… Ой, подожди, сейчас, сейчас! — она осторожно вытащила внучку за подмышки, отряхнула, прижала к себе.
— Я пряталась… — шмыгнула носом Наташа.
— Пойдём, дам тебе клубнички. Сладкой. Только тихо посидишь, ладно? — сказала бабушка и усадила её на кухне.
Пока внучка ела, Ирина Викторовна вернулась в комнату, чтобы навести порядок. Книжки, журналы, старые тетради — всё вывалилось с полки внутри стола. Она села на корточки, собирая по одной, и вдруг… Из одной книжки выпала фотография.
Плотная, блестящая, с белой рамкой, сделанная на моментальный фотоаппарат. На фото были Миша и Оля. Они стояли у вагона поезда. Миша в своей чёрной куртке, волосы растрёпаны, Оля улыбается, прищурившись на солнце. Они держатся за руки.
Внизу фломастером было написано: 10.10.98. Не забывай меня.
Ирина Викторовна замерла.
— Нет… Нет, не может быть… — прошептала она, ощущая, как пальцы дрожат.
10 октября. Тот самый день. День, когда Оля исчезла.
Но Миша тогда говорил, что они расстались у магазина, что она пошла домой. Он клялся.
— Ба-а-а! — раздался голос из кухни. — А ещё клубника есть?
Ирина Викторовна вскочила. Она быстро сунула фотографию к себе в карман передника.
— Иду, милая. Конечно, есть.
***
Когда Миша с женой вернулись за Наташей, девочка кинулась к ним с весёлым визгом, а Ирина Викторовна улыбнулась, но немного напряжённо.
— Миш, подожди минутку, — сказала она, когда невестка уже одевала внучку. — У меня в комнате полка отвалилась, крепление вырвало. Посмотришь? Там, кажется, дюбель вылез.
— Сейчас подойду, — кивнул Миша, поцеловал дочку в макушку. — Жди с мамой на улице, ладно?
Они прошли в комнату. Было душно. Ирина Викторовна опустила руку в карман и вытащила свою находку.
— Вот. — она протянула ему фотографию.
Миша взглянул на то, что было у матери в руках, и замер.
— Где ты это взяла?
— Нашла в твоей старой книге. Под столом. Наташа всё раскидала, а я порядок наводила.
— Я не знаю… Это просто фото…
— Миша, не ври мне. — голос матери стал стальным. — Это день, когда она исчезла.
Он отвёл взгляд, потёр лоб.
— Мам, ну хватит… Это было сто лет назад…
— И что? Мне даже через сто лет было бы страшно узнать, что мой сын преступник… — вдруг выкрикнула она.
— Что?! Мам! — он отшатнулся. — Ты чего? Нет! Конечно нет! Никто её не убивал!
— Тогда что?! Что случилось, Миш?!
Он молчал несколько секунд. Потом выдохнул.
— Она сбежала. Просто сбежала. Я помог.
— Почему? Почему она не сказала своей матери?
Миша посмотрел на мать с какой-то особой горечью в глазах.
— Потому что у неё дома был ад, мам. Ад. Отчим напивался и лез к ней. Понимаешь? А мать боялась его потерять. Не верила Оле, кричала, что та врет, что позорит их. Оля часто у нас пряталась. Не просто так мы до ночи гуляли. Она ждала, пока тот уснёт.
— Господи… — прошептала Ирина Викторовна, сев на край кровати. — И ты все это знал?
— Да. Не сразу, но потом все узнал. Когда увидел сам, у меня всё внутри перевернулось. Я однажды его оттаскивал. Она плакала, умоляла не трогать ее… А он лез и лез. Я с кулаками на него кинулся. И она сказала, что больше не может там жить.
— И вы решили…
— Она копила. Долго. Я тоже подкидывал. Решила поехать к бабушке. По отцу. Та жила на Севере, в Мурманске. У неё был адрес. Она сказала: «Если не уеду — умру». Я проводил её до поезда. Дал свой плеер. Деньги, все что у меня были, еды какой-то. Сфоткались напоследок…
— И больше не видел её?
— Нет. Мы договорились: никакой связи. Ни писем, ни звонков. «Если засекут — вернут», так она мне сказала. Потом — может быть. Она мне пару лет назад отправила открытку. Поблагодарила. Оля замужем. Вроде ребенок есть… Не знаю, мам, может, и с матерью связалась…
Ирина Викторовна закрыла глаза. Она дрожала. А потом вдруг встала и обняла сына. Очень крепко.
— Ты сделал правильно, Миша. Ты все сделал правильно!
Он молчал. Взрослый мужчина, уже сам отец и муж. Но сейчас в её объятиях он снова был тем самым мальчиком семнадцати лет, которому пришлось взвалить на себя чужую тайну. Ирина Викторовна прижалась к его плечу:
— Я горжусь тобой, сынок. Слышишь? Горжусь.
Миша обнял маму в ответ, а потом отстранился.
— Я пойду. Девчонки меня ждут… Полку ведь чинить не надо?
Ирина Викторовна покачала головой.
— Врать нехорошо, мам! Сама учила…
Женщина пожала плечами. И они оба засмеялись.
