— Всё, спит, — Вика прошептала в телефон и перекладывая ногу, слезла с края кровати.
— Слава богу, — ответила Кира. — А ты сама когда спала в последний раз?
— Не помню, — Вика зевнула. — Я устала. Хочу хоть раз не быть мамой.
В темноте послышалось шуршание — сын шевельнулся. Вика замерла. Три, два, один… Тишина. Она закрыла глаза, глубоко выдохнула и вышла из комнаты.
Утром в доме пахло овсянкой и мокрым полотенцем. Вика стояла перед зеркалом с расчёской. Чёлка топорщилась, глаза покраснели. На стуле у двери лежал чемодан. Сын вышел из комнаты, почесывая плечо.
— А ты куда? — спросил сын, теребя её сумку и косясь на чемодан.
— На недельку, — сказала она. — Просто отдышаться. С бабушкой побудешь, ладно?
Он пожал плечами и ушёл на кухню.
На вокзале пахло пирожками и табаком. Она села у окна вагона, глядя, как платформа пустеет. Телефон в сумке зазвонил — «Мама». Вика нажала «отклонить».
Сочи встретил жарой и выцветшими вывесками. Утром она пила кофе на балконе хостела, слушала, как за стенкой кто-то пел — и впервые за долгое время не спешила.
На третий день, в супермаркете у набережной, она уронила упаковку макарон. Упаковка громко звякнула.
— Давайте помогу, — мужчина поднял пачку, подал ей. Он был старше, в льняной рубашке, загорелый, с сединой.
— Спасибо… — Вика поправила ремешок сумки.
— Тут тяжёлые пакеты. Далеко вам?
— Пять минут пешком.
Он нёс пакеты, рассказывал, что в Сочи на месяц, отдыхает между проектами. Улыбался больше глазами, чем губами. У ворот хостела сказал:
— Я тут недалеко. Если что — зовут Михаил.
Она долго не писала. Потом — сама предложила встретиться.
Он водил в кафе, приносил фрукты, шутил. Она не говорила про сына. Боялась спугнуть, потерять.
Однажды, за ужином, Михаил подлил вина, положил ей рыбу и вдруг спросил:
— Ты была замужем?
Она чуть опустила вилку.
— Нет. Но у меня есть сын. Семь лет.
Он замолчал. Доел. Протёр губы салфеткой. Посмотрел в окно.
— Я не про это. Я не про чужих детей.
Она не спорила. Встала, ушла на балкон. Курила там до рассвета. Утром собрала вещи. Положила щётку в сумку, застегнула молнию.
На балконе другого хостела телефон звонил: «Мама». Вика смотрела на экран. С моря тянуло жаром. Она не брала трубку. Не могла. Боялась вопросов. Не знала, что ответить. Потом — звук выключила совсем.
Через пару дней она решила остаться — просто немного пожить. Ей понравился Сочи: спокойно, море приятно шумит, никто не дёргает. Она быстро нашла работу — устроилась в небольшой ювелирный магазин у набережной. График был удобный, хватало на обеды и маршрутку домой.
Она стояла за стеклянной витриной, протирала цепочки, выслушивала, как туристки обсуждают подарок «мужу, если снова не забудет годовщину». Однажды зашёл высокий парень в футболке и потрепанных кедах, спросил про цепочку, но больше смотрел на неё, чем на витрину.
На следующий день он зашёл снова. Купил кулон. Спросил, где можно выпить кофе.
— Я работаю до шести, — сказала Вика.
— Значит, в шесть. Жду у входа.
Встретились. Пошли вдоль моря. Он говорил немного, но слушал внимательно. Звали его Роман. Почти ровесник. Работал на стройке, часто уставал, говорил: «Хочу свой угол. Без соседей, без шума».
Она рассказала про сына сразу. Он кивнул, но тему не развил. Через пару дней снова встретились, потом ещё. Роман не звал домой. Она не спрашивала — сначала.
Через две недели она написала ему сама: «Ты сегодня где?» Ответ пришёл короткий: «Занят».
Вика долго смотрела на экран, потом вышла из магазина, свернула к его улице. Он шёл навстречу, разговаривая по телефону. Увидел её — замолчал, убрал телефон в карман.
— Привет, — сказала она. — Я подумала, может, зайду…
Он остановился, поправил лямку рюкзака.
— Не надо, — сказал спокойно. — Ты хорошая. Просто не надо.
Она застыла. Ни упрёка, ни сцены — только пауза, в которой всё стало ясно. Обошла его, не обернулась. Пакет с продуктами поставила у лавки — так, чтобы не бросить.
В магазине на следующий день отработала смену, молча. Попросила расчёт. Директор спросил, что случилось — Вика пожала плечами. Сказала, что нужно уехать, срочно.
Зарплату перевели через два дня. Она дождалась. Купила билет.
В электричке было душно. Кто-то жевал чипсы, играли новости вполголоса. Она смотрела в окно. На платформе — женщина в халате и мальчик в сандалиях. Он держал в руках пакет с яблоками и крепко обнимал её за талию.
Дома — таз, бельё, запах порошка. Сын стоял в дверях кухни, босиком.
— Привет, — сказала Вика.
Он смотрел мимо. Не подошёл.
На следующий день она убирала в комнате. Потом помогала маме варить компот. Через неделю записалась в парикмахерскую, подстриглась.
Но через месяц — снова чемодан. Снова вокзал. На этот раз — не отдохнуть. Устроить жизнь.
На съёмной квартире было пусто и жарко. Шторы она повесила только на кухне — остальные окна затыкала полотенцами. Газовая плита коптила. Из крана в ванной текла ржавая вода, но Вика уже не морщилась. Соседи снизу курили на балконе, и по вечерам пахло дешёвым табаком.
Через несколько дней она устроилась администратором в небольшую гостиницу. Смена через день, жильё неподалёку, платили в конверте. Первую зарплату отложила почти полностью — вдруг понадобится билет обратно.
Вика старалась быть вежливой, улыбалась постояльцам. По вечерам гуляла вдоль пляжа, слушала, как подростки пьют пиво на лавках. Иногда писала маме: «Всё нормально». Сыну не звонила — не знала, что сказать.
С Павлом она познакомилась у ресепшна. Он принёс документы, оформлял заезд. Был старше, говорил спокойно, смотрел прямо. Потом заглянул ещё — просто спросить, где кафе получше. Потом предложил подвезти.
Они стали видеться. Ненавязчиво. Он был аккуратный, сдержанный, держался чуть в стороне. Она не скрывала, что у неё сын. Он кивнул, не стал расспрашивать.
Через неделю он пригласил её в ресторан. Был галантен. Подарил серьги, сказал: «Ты достойна лучшего». Вика долго не надевала подарок. Потом — всё же надела.
С каждым днём ей казалось — вот оно. Тихо, спокойно, взрослый человек. Она готовила ему еду, старалась не спрашивать лишнего. Он не звал к себе, но звонил почти каждый день.
Однажды вечером он задержался. Она написала: «Ты где?». Ответа не было. На следующий день — тоже. Через три дня — исчез из мессенджеров.
Она пришла на ресепшн, проверила — его номер давно сдан. Ни объяснений, ни звонка. Только тишина. Через день пришло короткое сообщение:
«Ты хорошая. Но я не про это». Я не хочу растить чужого ребенка, извини.
Ну вот и всё, — прошептала она.
Вика долго сидела на пустом пляже. Волны бились о бетон. Ветер трепал волосы. Телефон остался в рюкзаке.
На следующий вечер, в полупустом кафе, она набрала номер.
— Алло? — сын ответил сразу.
— Привет. Это я.
Пауза.
— А ты когда вернёшься?
Она слушала. Он не обвинял. Не просил. Просто ждал.
Через пару дней в гостинице поселилась женщина лет шестидесяти. Высокая, ухоженная, с тонкой ниткой жемчуга на шее. Всегда говорила «спасибо» и «доброе утро».
— Виктория, да? — улыбнулась она, опуская ключи на стойку. — Мне у вас так спокойно. Как дома.
Поначалу Вика отвечала дежурно, но со временем разговоры стали длиннее. Гостья рассказывала, что отдыхает после сложного года, любит гулять одна, но вечерами ей не хватает живого слова. Вика слушала. Ей было непривычно, что кто-то интересуется ею без оценок.
— У меня сын, — как-то сказала женщина, глядя в окно. — Очень серьёзный. Ответственный. Всё по делу. Приедет за мной на днях. Я бы хотела вас с ним познакомить. Хотите?
Вика улыбнулась — больше из вежливости.
— Я даже не знаю… Может, не стоит.
— Почему же? — женщина повернулась к ней. — Вы мне нравитесь. Спокойная, скромная. Он таких уважает.
Вика посмотрела на свои руки — ногти обкушены, браслет потёртый.
— Спасибо. Просто я сейчас не думаю о знакомствах.
— Вот и правильно. Зато они сами вас найдут, — сказала женщина и подмигнула.
Он приехал днём — с чемоданом, в тёмной футболке, с серебристыми висками. На ресепшн подошёл с матерью, поздоровался и с улыбкой сказал:
— Мама мне все уши прожужжала, какая вы приятная девушка. И как любезно помогаете ей по мелочам.
Вика поднимала глаза от экрана и почувствовала, как замерла. Он был спокоен, без суеты. Обнял мать, кивнул ей:
— Здравствуйте. Артём.
— Вика.
Он не смотрел оценивающе. Не искал слабого места. Просто смотрел. В разговоре не было флирта — только вежливость. Но не холодная — внимательная.
На третий день он сам подошёл к стойке:
— Вы не хотите прогуляться? Тут рядом парк. Я не навязываюсь.
Они шли вдоль кипарисов. Он рассказывал о своей работе — строитель, занимается проектами, но без пафоса. Вика слушала, не вникая, только запоминала голос.
Через неделю он сам предложил встретиться снова. Потом ещё раз. Через пару недель спросил:
— А вы часто думаете о возвращении?
— Зависит от дня, — ответила она.
Он кивнул.
— Если вдруг останетесь — мне было бы приятно продолжить. И не только гулять.
Однажды она сказала ему:
— У меня сын. Семь лет.
Он просто ответил:
— Хорошо.
— Ты понял, что я сказала?
— Конечно. Почему нет?
Он не исчез на следующий день. Не отдалился. Через неделю спросил:
— Как думаешь, он любит рыбу?
— Рыбу?
— Я бы хотел вас обоих свозить на рыбалку. У меня есть знакомое место.
Они поехали втроём — через месяц, когда сын приехал на каникулы. Маленькая речка, удочки, бутерброды в контейнерах. Сын сначала молчал, потом смеялся, когда Артём учил его забрасывать леску.
Вечером сын уснул в машине. Вика сидела на переднем сиденье, смотрела в окно. Артём положил руку ей на плечо.
— Я думал… может, ты перевезёшь сюда сына? С нами. Я бы хотел, чтобы вы оба здесь жили.
Вика молчала. Внутри всё сжалось. Он продолжал:
— Не сразу. Как тебе будет удобно. Но я серьёзно.
Она кивнула — осторожно. Впервые это не казалось угрозой всему, что у неё есть.
Сына перевезли в конце лета. Он сначала сторонился Артёма, говорил только «дядя», смотрел исподлобья. Но на второй неделе Артём показал ему, как ремонтировать велосипед. Потом повёл в магазин за новыми кроссовками. Потом они вместе мастерили кормушку во дворе.
Через пару месяцев сын сказал: «Пап, посмотри». Потом добавил: «Ты не против, если я так тебя называю?»
Артём улетал по работе — редко, на пару дней. Всегда писал: «Купите что-то вкусное. Скоро буду». Возвращался с конфетами, с книжками, с глупыми магнитами. Вика смотрела, как он входит в дом, ставит сумку, разувается — как будто всегда так было.
По выходным они ходили на рынок, готовили вместе. Сын чесал картошку, Артём резал рыбу, Вика раскладывала по тарелкам. Никто не командовал. Всё было просто.
И вот однажды, когда сын делал уроки на кухне, а Артём чинил кран в ванной, она стояла у окна и вдруг поняла: не надо доказывать, что тебя можно любить. Не надо быть удобной, лёгкой, чистой и безошибочной.
Просто быть — достаточно.
Она стояла у окна, держась за подоконник. В кухне тикали часы, сын бормотал под нос стихотворение, из ванной доносился звон металла — Артём что-то уронил и негромко выругался. И вдруг в горле поднялось тепло, будто дыхание стало шире.
«Вот бы запомнить этот момент, — подумала она. — Целиком. До запахов. До света на стене. До шороха его шагов по плитке».
