Раннее утро в обычной российской квартире. Солнце только-только пробивалось сквозь грязноватое окно кухни, лениво освещая крошки на столе и засохшую лужицу от вчерашнего чая. Маша уже не спала. Давно. Она привыкла просыпаться раньше всех, ещё до того, как на улице начинался обычный городской гул.
Сегодня, как и всегда, её ждал привычный ритуал: наспех умыться, заплести небрежную косу, поставить чайник и, главное, тихонько проскользнуть мимо спящего мужа и сыновей.
Муж, Андрей, спал крепко, похрапывая. Его могучее тело занимало почти всю кровать, оставляя Маше лишь узенькую полоску. И так было всегда. Даже во сне он умудрялся занимать больше места, чем она. Маша взглянула на него. В мягком утреннем свете он выглядел совсем не таким, каким бывал по вечерам — ни раздражения, ни надменности, лишь умиротворенное лицо мужчины, крепко спящего после сытного ужина и, скорее всего, нескольких рюмок. Она тяжело вздохнула.
На кухне Маша первым делом проверила холодильник. Пусто. Ну, почти. На нижней полке тоскливо лежали три помятых картофелины, полпачки маргарина и кусочек засохшего сыра. Всё. Ещё вчера она видела, как Андрей доел остатки колбасы и с удовольствием запил её пивом. Маша чувствовала, как к горлу подкатывает ком. Сыновья проснутся голодными, а завтрака нет. Опять.
Она поставила чайник и присела на старый, продавленный табурет. Ей было сорок два. Сорок два года, а она чувствовала себя на все шестьдесят. Морщинки у глаз стали глубже, на лбу пролегли заметные складки, а руки, когда-то нежные, теперь были шершавыми и потрескавшимися от постоянной работы. Она работала медсестрой в районной поликлинике. Зарплата была скромная, но стабильная. Андрей же… Андрей работал водителем. Ну, как работал. Сегодня работает, завтра не работает. Сегодня платят, завтра нет. И всегда, всегда ему нужны были деньги. На что? На гулянки. На «посиделки с мужиками». На бесконечные праздники, которые он устраивал без повода.
Маша помнила, как они поженились. Ей было двадцать, ему двадцать два. Он был весёлый, жизнерадостный, обещал золотые горы. И поначалу всё было хорошо. Родился первый сын, потом второй. Жили дружно, хоть и небогато. Но с годами Андрей стал меняться. Из весёлого рубахи-парня он превратился в человека, живущего от застолья до застолья. Он словно ждал какого-то повода, чтобы собрать друзей, накрыть стол, купить выпивку. И неважно, что денег в доме было в обрез. Неважно, что дети ходили в старой одежде, а Маша покупала себе новые туфли раз в три года. Главное — шумное застолье, смех, тосты и ощущение того, что он — король этого вечера.
«Ладно, — подумала Маша, поднимаясь. — Надо что-то придумать». Она достала из старой банки последние пятьсот рублей, отложенные на новую кастрюлю. Кастрюля подождёт. Дети — нет.
После завтрака, состоящего из чая с сухарями, Маша отправила сыновей в школу. По дороге на работу она зашла в магазин и купила самые дешёвые макароны, батон и сосиски. И ещё пакетик чая. На оставшиеся деньги.
На работе Маша словно забывала о домашних проблемах. Она любила свою работу, любила помогать людям. Пациенты ей доверяли, коллеги уважали. Но как только рабочий день заканчивался, наваливалась тяжесть. Андрей. Его бесконечные запросы, его равнодушие, его вечные праздники.
Вечером, придя домой, Маша застала Андрея уже на кухне. Он сидел за столом, положив руки на голову. От него несло перегаром.
— Пришла, — пробормотал он, не поднимая головы.
— Что-то случилось? — Маша старалась говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось.
— Да ничего. Просто голова болит. Мужики заходили, посидели немного.
— Немного? А что мы сегодня есть будем? Холодильник пустой.
Андрей поднял голову. Глаза его были мутные, взгляд отсутствующий.
— Ну… что-нибудь придумаешь. Ты же у меня умница.
Эта фраза всегда выводила Машу из себя. «Умница». Это означало — выкручивайся сама.
— А деньги? — спросила она. — Где деньги на еду? У тебя сегодня зарплата была.
— Да я… я там немного в долг дал. Мужики сказали, вернут.
Маша понимала, что «в долг дал» означало «потратил». На гулянку, конечно. Она ничего не сказала. Просто пошла готовить из тех немногих продуктов, что купила утром.
Так проходил день за днём. Неделя за неделей. Маша крутилась как белка в колесе. Работа, дом, дети, экономия на всём, на чём можно. И Андрей. Вечно ждущий повода для праздника. Его друзья то и дело появлялись на пороге, словно по невидимому сигналу. Андрей тут же доставал заначку, если она была, или просил у Маши «до зарплаты», обещая вернуть. Конечно, ничего он не возвращал. Деньги улетали на выпивку и закуски. Маша видела, как он с гордостью ставил на стол бутылки, как разливал по рюмкам, как угощал. А потом, когда гости расходились, он падал на диван и засыпал, а она оставалась одна среди грязной посуды и ощущения безысходности.
Сыновья всё понимали. Они видели, как мама экономит, как отказывает себе во всём, как тяжело вздыхает, глядя на пустой холодильник. Они перестали просить новые игрушки, смирились с тем, что ходят в старых вещах. И это Машу разрывало. Она чувствовала себя плохой матерью, неспособной дать детям всё, что им нужно. Но что она могла сделать?
Однажды, ближе к концу месяца, Маша обнаружила, что у неё осталось всего сто рублей. А до зарплаты ещё целых пять дней. Она сжала кулаки. Хватит. Так больше продолжаться не может. Она решила поговорить с Андреем серьёзно.
Вечером, когда сыновья легли спать, Маша села напротив Андрея на кухне. Он смотрел телевизор, равнодушно переключая каналы.
— Андрей, — начала она, — нам нужно поговорить. Серьёзно.
Он хмыкнул.
— О чём? О том, что я опять плохой муж?
— О том, что мы так больше не можем жить. У нас денег нет. Совсем. Ты опять всё потратил. На свои гулянки.
— Да что ты привязалась? Ну, посидели с мужиками. Это что, преступление? Я же работаю, зарабатываю.
— Зарабатываешь? И куда эти деньги деваются? Ты хоть раз купил детям что-то, кроме конфет? Хоть раз задумался, что у нас в холодильнике пусто? Я устала, Андрей. Устала тянуть всё на себе. Устала экономить на еде, на одежде, на всём. А ты живешь от праздника к празднику. Устроил тут кабак на мои деньги!
Андрей встал. Лицо его потемнело.
— Да ты что такое говоришь? На твои деньги? Да я тебя кормлю!
— Кормишь? — Маша вскочила. — Кормишь? Да я больше тебя зарабатываю, если на то пошло! И на еду, и на квартиру, и на детей! А твои деньги улетают в трубу! На водку и закуску! Я тебя кормлю! Я детей кормлю! А ты только и делаешь, что пьёшь со своими дружками!
Они долго ругались. Крик стоял на всю квартиру. Сыновья, проснувшись от шума, испуганно прислушивались. Маша плакала. Андрей злился. Ни к чему они не пришли. Андрей лишь отмахнулся, сказав, что она «истеричка» и «ничего не понимает».
И вот настал тот день. Самый обычный, но для Маши он стал переломным. Андрей, как обычно, пригласил своих друзей. Без предупреждения. Просто позвонил с работы и сказал: «Маш, я тут с ребятами зайду. Надо посидеть, отметить кое-что». Что отмечать, он не сказал. Да и какая разница? Для него любой повод был хорош.
Маша, стиснув зубы, пошла в магазин. На последние деньги. Она купила курицу, картошку, немного овощей. Приготовила салат, накрыла стол. Внутри неё кипело. Она чувствовала себя не женой, а прислугой. Прислугой, которая за свои же деньги кормит чужих мужиков.
К семи вечера пришли Андрей и его друзья — трое шумных, весёлых мужиков. Они сразу же заняли всю кухню, гремя стульями и громко разговаривая. Андрей, сияющий от предвкушения, достал из пакета две бутылки водки и пару банок пива.
— Ну что, Машка, ты там накрыла? — крикнул он из кухни. — Ребята проголодались!
Маша поставила на стол салат. Затем горячее. Мужики тут же похватали вилки и принялись набивать животы. Шум, смех, тосты. Андрей был в своей стихии. Он рассказывал анекдоты, громко смеялся над чужими, подливал водку в рюмки. Он словно забыл, что в этой квартире живут ещё и дети, что на соседней улице живет больная мать, которую нужно навестить, что завтра утром опять будут пустые полки в холодильнике. Он был здесь и сейчас. Король праздника.
Маша сидела за столом, почти ничего не ела. Она смотрела на Андрея, на его друзей, на опустошающиеся бутылки. На её лице не было ни улыбки, ни злости. Только безразличие. В какой-то момент Андрей поднял рюмку.
— Ну что, мужики, за нашу дружбу! И за мою Машку, которая нас всегда так вкусно кормит!
Мужики зашумели, чокаясь. Андрей потянулся к Маше, чтобы обнять. Но она резко отодвинулась.
— Знаешь, Андрей, — произнесла она тихо, но так, что её услышали все. — Я больше не буду.
Все за столом замолчали. Андрей опустил руку. Его улыбка сползла с лица.
— Что ты не будешь? — спросил он, нахмурившись.
— Не буду вас кормить. Не буду тратить свои деньги на ваши пьянки. Не буду готовить вам, мыть за вами посуду. Всё. С меня хватит.
В кухне повисла тишина. Мужики, до этого оживленно болтавшие, замерли с вилками в руках. Андрей смотрел на Машу, словно не понимая, что происходит.
— Да ты что, обалдела? — наконец выдавил он. — Ты при гостях такое говоришь?
— Мне плевать, — Маша встала из-за стола. — Мне плевать, что здесь гости. Мне плевать на то, что ты подумаешь. Ты тут устроил кабак на мои деньги. Всё, с меня хватит — корми себя сам! И своих друзей тоже.
Она взяла свою тарелку, отнесла её к раковине и поставила. Затем, не глядя ни на кого, развернулась и пошла прочь из кухни. Андрей попытался её остановить.
— Маша! Вернись! Ты что творишь?!
Но она не остановилась. Она прошла мимо него, мимо ошарашенных гостей, мимо сыновей, которые испуганно выглядывали из своей комнаты. Она зашла в спальню, закрыла дверь и села на кровать. Ей было одновременно страшно и легко. Она сделала это. Она сказала то, что давно хотела сказать.
В кухне воцарилась гробовая тишина. Мужики переглядывались. Их веселье оборвалось на полуслове. Андрей стоял посреди кухни, словно потерянный. Его глаза бегали от пустых рюмок к закрытой двери спальни. Праздник был испорчен. И он понимал, что это не просто испорченный вечер. Это было начало чего-то нового. Или конец чего-то старого.
Гости, чувствуя себя неловко, начали собираться.
— Ну, мы, наверное, пойдём, Андрей, — сказал один из них. — Мы завтра зайдём, если что.
Андрей ничего не ответил. Он просто кивнул. Мужики быстро ретировались, оставляя его одного среди недоеденной еды и опустевших бутылок.
Маша сидела в спальне, прислушиваясь к звукам. Сначала она слышала приглушенный шепот, потом шаги, потом хлопок входной двери. Наконец, наступила полная тишина. Она понимала, что Андрей один. И что ему сейчас, возможно, так же плохо, как ей было все эти годы.
Через какое-то время Маша услышала, как Андрей пошел на кухню. Послышался звон посуды. Он мыл. Да, он мыл посуду. Впервые за много лет. Маша улыбнулась сквозь слёзы. Неужели?
Следующий день был необычным. Андрей проснулся раньше Маши. Она почувствовала, как он осторожно встал с кровати и пошел на кухню. Через полчаса её разбудил запах кофе. А когда она вышла, Андрей сидел за столом. На столе стояла тарелка с бутербродами.
— Я… я приготовил завтрак, — тихо сказал он.
Маша села напротив.
— Спасибо.
Завтракали они в тишине. После завтрака Андрей сказал:
— Маша, я… я всё понял. Ты права. Я был неправ.
Маша не сразу ему поверила. Сколько раз он уже обещал? Но в этот раз что-то было по-другому. В его голосе не было привычного равнодушия, лишь усталость и какая-то новая, непривычная нотка.
— Я постараюсь, Маша. Правда. Я найду постоянную работу. И я больше не буду… так.
Маша смотрела на него. В его глазах не было обычного вызова, лишь какая-то робкая надежда.
— Я прошу, чтобы ты мне помогла, Маша. Если ты, конечно, хочешь.
Маша задумалась. Стоит ли давать ему ещё один шанс? Сколько их уже было? Но что-то внутри неё подсказывало, что этот раз может быть другим. Может быть, он действительно понял. Может быть, этот унизительный вечер при гостях подействовал.
— Хорошо, Андрей, — сказала она наконец. — Я помогу. Но ты должен постараться. По-настоящему. Иначе…
Она не договорила. Но Андрей понял. И в его глазах появилось что-то, что Маша давно не видела — решимость.
Следующие несколько месяцев были нелегкими. Андрей действительно старался. Он нашёл постоянную работу, перестал устраивать застолья, стал приносить деньги в дом. Конечно, иногда его «старые привычки» давали о себе знать. Но Маша была рядом, чтобы напомнить ему о том вечере. Она чувствовала, что они медленно, но верно налаживают свою жизнь. В холодильнике теперь всегда была еда. Дети стали чаще улыбаться. А Маша… Маша начала понемногу покупать себе то, в чем так долго отказывала. Новые туфли. Красивый шарф. И, конечно, ту самую кастрюлю, на которую когда-то откладывала деньги.
Иногда, по вечерам, Андрей спрашивал:
— Маш, а помнишь, как ты тогда…
— Помню, — отвечала она, улыбаясь. — И ты не забывай.
И он не забывал. Тот вечер стал для них обоих поворотным моментом. Для Маши — моментом обретения силы. Для Андрея — моментом прозрения. И, возможно, это был не идеальный финал, но для обычной семьи это оказался самый настоящий хэппи-энд. Они учились жить по-новому. Вместе.
