— Ну что, мои дорогие, я к вам на недельку. Ну, максимум — две, — с улыбкой заявила Ольга Аркадьевна, перешагивая порог нашей квартиры.
Чемодан она уже затащила внутрь, и, не дожидаясь приглашения, повесила свой плащ на мой крючок в прихожей.
— Ну конечно, проходите, располагайтесь, — выдавила я, пряча растерянность за вежливой улыбкой.
На тот момент я и представить не могла, что эти «две недели» растянутся на долгие месяцы. Что гостевой визит окажется оккупацией.
Поначалу всё было терпимо. Она разгуливала по квартире с видом хозяйки, комментировала каждую мелочь:
— У тебя все сковородки без крышек? Это ж как готовить? — сокрушалась она.
— А что это в ванной так хлоркой воняет? Зачем вообще её использовать?
Я кивала, сдерживаясь. Ну пожилой человек, у него свои заморочки. Главное — перетерпеть.
Но вот однажды, проходя мимо её комнаты, я случайно подслушала разговор:
— Да, квартиру я продала, всё перевела тебе. Вам с Андреем нужнее. А сама тут у ребят пока побуду. У них ни детей, ни хлопот, сноху хоть жизни научу — совсем хозяйство запустила!
Я застыла. Продала? Квартиру? И даже не сказала ни слова? С того вечера я больше не спала спокойно. В голове крутились её слова:
«Им нужнее… у них дети… безработный муж…»
А мы? Мы — просто бесплатный приют и курсы домохозяйства?
На следующее утро я всё рассказала Илье. Он нахмурился:
— Серьёзно? Продала? Почему она нам ничего не сказала?
Мы поговорили с ней. Осторожно, спокойно. Спросили, может, стоит хотя бы часть денег оставить — снять комнату, пожить где-то рядом.
Она вспыхнула, как спичка:
— Так вы меня выгоняете?! Родного человека?! Я ж ради семьи всё отдала, а вы — на улицу! Ну надо же…
Илья замолчал. Он не умел спорить с матерью. Только почесал затылок и пробормотал:
— Потерпи немного. Ну правда же, ей сейчас тяжело…
А мне, значит, легко, да?
Прошла ещё неделя. Теперь никто даже не упоминал о «две недельки». Ольга Аркадьевна окончательно обосновалась. Заняла полшкафа, разложила по полкам свои безвкусные фарфоровые статуэтки и каждый день проводила инспекцию:
— А мы сегодня в магазин пойдём? Я список составила. Купим нормальную гречку, не ту, что ты берёшь — она разваривается!
— А мы с Ильей решили, обои надо сменить. Эти депрессивные. Тань, ты ведь не против, правда?
Её «мы» резало слух. А я… Я превращалась в тень. В человека, который перестал быть хозяйкой в собственной квартире.
— У тебя полотенца жёсткие, потому что стираешь неправильно.
— Масла твои в ванной — пустая трата. Лучше бы плед купила, а то тут сквозит.
— Кофе у тебя никакой. У Наташи — вкусный, ароматный. Ты бы у неё поучилась…
Я сжимала зубы, но молчала. А она тем временем продолжала:
— Таня, зачем тебе работа до восьми? Женщина должна дома быть. Я вот всегда своему мужу ужин готовила к шести. Яичницу с беконом каждое утро.
Всё это я ещё терпела. До момента, когда она протянула трубку сыну:
— Кристинка, ну конечно, я тебе переведу! Ты же знаешь — я для вас всё! Ещё пять тысяч найду. А мне — что? У меня тут всё есть.
Илья взял трубку, вышел на балкон. Я стояла за дверью и слушала, как он говорит сестре:
— Мам, как всегда… Да, да, с характером… Но она старается…
Старается. Это называется «старается»?
Я молчала, пока могла. Мечтала, что она вдруг выиграет в лотерею и снимет квартиру. Или что решит уехать к подруге в санаторий. Или хотя бы к Наташе, к своим любимым внукам.
Но она не собиралась никуда. Она жила, как у себя. А я всё больше чувствовала себя чужой в собственном доме.
Илья стал всё чаще задерживаться на работе. Стал отдалённым. Безмолвным. Как будто с каждым днём исчезал понемногу.
И в какой-то момент я поняла: если я не скажу, что думаю — исчезну сама.
В тот вечер я заварила себе горький кофе с корицей. Не предложила никому. Просто позвала её на кухню.
— Ольга Аркадьевна, давайте поговорим.
Она села, скрестив руки на груди, с выражением ожидания несправедливого упрёка.
— У вас есть две недели, чтобы найти себе жильё.
— Что?.. Ты… Вы с Ильей решили меня выкинуть?
— Нет. Я решила. Потому что я больше не выдержу. Вы не гость. Вы хозяйка в доме, где вас не ждали. Вы передали квартиру дочери, а теперь живёте у нас, как будто это само собой разумеется. Я устала.
— Я же помогла семье! У Наташи дети, Андрей без работы! Я всё сделала ради них! А ты… хочешь, чтобы я оказалась на улице?!
— У вас есть пенсия. Есть дочь. Есть масса возможностей. А у меня — нет спокойствия. Нет места, где я могу просто быть собой. Вы всё отняли. Даже воздух.
Она вспыхнула:
— А Илья?! Он тоже хочет, чтобы я ушла?!
— Он взрослый. Скажет, что считает нужным. Но я больше не буду служанкой в собственной квартире. Если ему комфортно с вами — пусть ищет себе другую квартиру. Я останусь там, где могу дышать.
Она вскочила, ушла в комнату, схватила телефон. Звонила Наташе. Кричала:
— Они меня выгоняют! Ты должна меня забрать! Я тебе всё отдала!
В тот вечер в доме царила тишина. Мёртвая. Но честная.
Через пару дней она начала собирать вещи. Пожаловалась Илье. Он посмотрел на меня, на неё. И сказал:
— Мам, ты правда перегибаешь. Таня права.
Ольга Аркадьевна хлопнула дверью. Уехала к дочери. Там её, как выяснилось, не ждали. Но, видимо, выбора не было.
А я… Я сварила свой кофе. Горький. С корицей. И села на кухне. В тишине. Впервые за два месяца.
Нет, я не злая. Я просто больше не позволяю стирать себя в порошок. Я снова — женщина, хозяйка, человек.
И в этой кухне снова пахло не хлоркой, а свободой.
