Я стояла перед домом, который теперь стал моим, и не могла поверить, что бабушки больше нет.
Дом выглядел точно таким же, как в детстве — деревянные ставни, которые бабушка красила каждую весну в голубой цвет, крыльцо с резными перилами, палисадник с мальвами и георгинами. Только теперь всё казалось немного грустным, словно дом тоже скучал по хозяйке.
Я повернула ключ в замке — тот же скрип, что помнила с детства. В прихожей пахло бабушкиными духами и яблоками из погреба. На крючке висел её клетчатый платок, на полочке стояли тапочки, аккуратно поставленные рядышком.
— Ну вот, бабуля, — прошептала я, — теперь это мой дом.
Завещание было составлено чётко и ясно. Дом с участком переходил мне — единственной внучке, которая все эти годы навещала бабушку, помогала по хозяйству, слушала её рассказы о прошлом. Остальная родня появлялась разве что на большие праздники, и то не всегда.
Но стоило только оформить документы, как они объявились.
Первой позвонила тётя Вера, мамина двоюродная сестра.
— Иришка, слышала, дом тебе достался? А нам, родственничкам, ничего не перепало?
— Тётя Вера, бабушка сама решила.
— Да я не претендую, не претендую! — поспешно заговорила она. — Просто думаю, может, справедливо было бы что-то и нам оставить? Мы же тоже родня.
Родня. Которая за последние пять лет ни разу не приехала к бабушке.
— Бабушка всё решила сама, — повторила я.
— Конечно, конечно. Кстати, мы с Геннадием на выходных хотели приехать, дом посмотреть. Память почтить.
Память почтить. Звучало благородно.
В субботу они приехали. Тётя Вера с мужем, дядей Геннадием — крупный мужчина с привычкой говорить очень громко. С ними была их дочь Света — моя ровесница, которую я видела последний раз лет десять назад.
— Ой, как тут всё по-старому! — тётя Вера прошлась по дому, оценивающе разглядывая мебель. — Антикварщина настоящая! Такой шкаф сейчас тысяч сто стоит.
— Интересно, а сколько весь дом тянет? — дядя Геннадий постучал по стенам. — Участок-то большой. Под застройку самое то.
— Дядя Гена, я не собираюсь дом продавать, — сказала я твёрдо.
— Да что ты! — он рассмеялся. — Молодой девчонке что в деревне делать? Продашь — в городе квартиру купишь, ещё и денег останется.
— Я здесь жить буду.
— Жить? — удивилась Света. — В деревне? Ира, ты серьёзно?
Они говорили так, словно моё желание жить в бабушкином доме было чем-то диким и неразумным.
— Серьёзно.
— Ну ладно, — тётя Вера махнула рукой. — Твоё дело. А мы вот думали, может, летом к тебе приезжать будем? На дачу, так сказать. Воздухом подышать.
На дачу. Будто это не мой дом, а общая родственная собственность.
— Тётя Вера, я пока сама только обустраиваюсь.
— Да мы не сложные! — заверил дядя Геннадий. — Нам немного места надо. Пару комнат на лето — и порядок.
Пару комнат. В доме, который стал моим всего месяц назад.
— Мы же семья, — добавила тётя Вера, и в её голосе появились проникновенные нотки. — Должны друг другу помогать.
Семья. Это слово начинало действовать мне на нервы.
Они уехали, но через неделю объявились снова.
— Иришка, мы тут мимо ехали, решили заскочить! — тётя Вера стояла на пороге с большой сумкой в руках. — Привезли тебе варенья домашнего. И вообще, хотели помочь с уборкой.
С уборкой. В доме, где я уже всё прибрала и обустроила по своему вкусу.
Они прошли внутрь, и тётя Вера сразу принялась критиковать:
— Ой, а зачем ты шторы сняла? Бабушкины такие красивые были. И зеркало куда дела? Оно же старинное!
— Я в кладовку убрала. Мне больше нравится современный стиль.
— Да какой современный! — возмутилась она. — Это же антиквариат! Его беречь надо, а не в кладовку прятать.
Дядя Гена тем временем обследовал участок.
— Ира, а теплицу зачем снесла? — спросил он, возвращаясь с огорода. — Отличная была теплица. Мы бы огурчики там выращивали.
— Мы бы? — я не поняла.
— Ну да, когда будем приезжать. На лето же договорились.
— Мы ни о чём не договаривались.
— Как не договаривались? — удивилась тётя Вера. — Ты же согласилась.
— Я ничего не говорила.
— Ну ладно, не важно, — она махнула рукой. — Главное, что мы семья. А в семье всё общее.
Они пробыли до вечера. Тётя Вера переставила мебель в гостиной — «так уютнее», дядя Геннадий нашёл в сарае бабушкины инструменты и унёс «на время» — «может, пригодятся». Света сфотографировалась в каждой комнате для социальных сетей.
— Вот наш семейный дом! — подписала она одно фото. — Скоро переедем на лето.
Наш семейный дом. Переедем.
На следующей неделе приехала ещё одна родственница — тётя Лида, бабушкина племянница. С ней был сын Антон, парень лет двадцати пяти.
— Иришенька, дорогая! — тётя Лида обняла меня так крепко, словно мы не виделись годами. — Слышала, домик тебе достался. Молодец бабушка, мудро решила.
— Спасибо, тётя Лида.
— А мы вот подумали — может, Антон у тебя летом поживёт? Ему в городе душно, а здесь воздух! И тебе не так одиноко будет.
Антон стоял рядом и кивал, уже примеряясь к обстановке.
— Тётя Лида, я не готова к соседству.
— Да что ты! — она всплеснула руками. — Антошка тихий, аккуратный. Ему много не надо — комнатку какую-нибудь. И по хозяйству поможет.
По хозяйству. В моём доме.
— Честно говоря, я хочу пока пожить одна.
— Одна? — тётя Лида округлила глаза. — Девочка, да что ты! В таком большом доме одной ннекомфортно. А вдруг что случится? Антоша рядом будет — и спокойнее.
Антон тем временем обследовал дом, словно уже въехал.
— А интернет тут есть? — спросил он. — И где розетки?
— Зачем тебе? — удивилась я.
— Ну как зачем? Работать же надо. Я фрилансер, могу из любого места.
Работать. В моём доме.
— Антон, я пока не готова.
— Да ладно, Ира! — он махнул рукой. — Мы же родственники. И потом, дом большой, места всем хватит.
Места всем хватит. Где-то я это уже слышала.
К вечеру выяснилось, что тётя Лида привезла Антону постельное бельё и оставила в одной из комнат.
— Ну, на всякий случай, — объяснила она. — Если решишь пустить.
На всякий случай. Как будто решение уже принято.
Через несколько дней приехали ещё родственники — дальние, которых я знала только по фотографиям. Потом ещё. И ещё.
Все они вели себя одинаково — восхищались домом, потом намекали на возможность погостить. А некоторые уже и не намекали.
— Иришка, а мы тебе шкаф привезли! — объявила тётя Вера, въезжая во двор на грузовике. — Старый совсем, места только занимает. А тебе пригодится.
Шкаф был огромный, некрасивый и сломанный. Но они уже втаскивали его в дом.
— Куда поставим? — спросил дядя Геннадий.
— Никуда, — сказала я. — Мне шкаф не нужен.
— Как не нужен? Вещи же где-то хранить надо.
— У меня есть где хранить.
— Ну поставь в комнату, где будешь гостей принимать, — настаивала тётя Вера. — Нам пригодится, когда приедем.
Нам пригодится. Они уже планировали здесь жить.
— Я гостей пока принимать не собираюсь.
— Как не собираешься? — удивился Геннадий. — А мы что, не родственники?
Родственники. Которые считали, что имеют право на мой дом.
Шкаф остался. Потому что вынести его обратно было сложнее, чем внести.
На следующей неделе Антон приехал с рюкзаком.
— Привет, Ира! Мать сказала, ты не против, если я тут поживу.
— Я против.
— Да ладно! — он уже прошёл в дом. — Я тихий. И денег дам за комнату.
Денег дам. Как будто я сдаю квартиры.
— Антон, я не хочу никого к себе пускать.
— Ну что ты как чужая! Мы же родня!
Он устроился в дальней комнате и принялся обживаться. Провёл интернет, поставил компьютер, развесил свою одежду.
— Антон, собирайся и уезжай, — сказала я твёрдо.
— Да что ты? — он искренне не понимал. — Места хватает. И я тебе заплачу.
— Я не хочу твоих денег. Хочу, чтобы ты уехал.
В тот же день приехала тётя Вера с чемоданами.
— Иришка, а мы решили пораньше на лето приехать! — объявила она, выгружая вещи. — Антошка написал, что уже обустроился. Значит, и нам можно.
— Тётя Вера, я не разрешала.
— Да ладно тебе! Дом большой, места всем хватит. Мы же не чужие.
Не чужие. Но и не хозяева.
К вечеру в доме обосновались тётя Вера с дядей Геной, их дочь Света и Антон. Они расселились по комнатам, словно в отеле, переставили мебель под себя, заняли кухню.
— Ира, а где у тебя чайник? — спросила Света, роясь в шкафчиках. — И сахар где?
— В верхнем шкафу.
— А, нашла. Ой, а чай какой-то странный. Мы свой привезли, нормальный.
За ужином тётя Вера объявила планы:
— Завтра огород вскопаем. Картошку посадим, огурцы. А то участок зарастает.
— Тётя Вера, я не собираюсь заниматься огородом.
— Как не собираешься? — удивилась она. — Земля же пропадает! Надо использовать.
— Я буду использовать как хочу.
— Ну что ты упрямишься! — вздохнул дядя Гена. — Мы же опыт имеем. Научим тебя хозяйство вести.
Научат меня. В моём собственном доме.
Ночью я лежала в своей комнате и слушала, как в доме живёт чужая жизнь. Кто-то храпел, кто-то разговаривал по телефону, кто-то ходил по коридору. Мой дом превратился в коммуналку.
Утром тётя Вера зашла ко мне без стука.
— Иришка, вставай! Завтрак готов. И вообще, мы тут подумали — может, ты в город на неделю съездишь? По делам каким-нибудь. А мы тут порядок наведём, всё обустроим как надо.
Съездишь в город. Из собственного дома.
— Тётя Вера, убирайтесь все. Немедленно.
— Ой, что ты такая нервная с утра! — она села на край кровати. — Мы же помочь хотим. Дом в порядок привести, хозяйство наладить…
— Мне ваша помощь не нужна.
— Ну как не нужна! Молодая девочка, одна в таком доме. Опыта нет, ничего не умеешь. А мы всё знаем, всю жизнь в деревне прожили.
Ничего не умею. В доме, где я провела все детские каникулы, где знаю каждый угол.
— Тётя Вера, это мой дом.
— Конечно, твой, — согласилась она. — Но мы же семья. А в семье всё общее.
Общее. Значит, мой дом теперь общий.
— Уезжайте, — повторила я.
— Иришка, да что ты! Хочешь нас обидеть?
Обидеть. Получается, если я выгоню их из собственного дома, то я буду плохой.
В тот день я поехала в город к юристу.
— Ситуация не самая приятная, но не безнадёжная, — сказал он, изучив документы. — Дом ваш, это неоспоримо. И вы имеете полное право решать, кого пускать, а кого нет.
— А если они не уходят?
— Тогда это уже вопрос к полиции. Самовольное проживание, нарушение границ частной собственности.
— Но они же родственники.
— Родство не даёт права распоряжаться чужой собственностью, — сказал юрист.
— А если они будут говорить, что я их пригласила?
— А вы приглашали?
— Нет.
— Тогда пусть докажут обратное. Письменных приглашений нет, свидетелей тоже. А вот свидетелей того, что вы просили их уехать, наверняка найдутся.
Я вернулась домой вечером. В доме горел свет, слышались голоса, запахи готовки. Моя кухня была заставлена чужими кастрюлями, в гостиной стояла чужая мебель, в комнатах лежали чужие вещи.
— А, Иришка приехала! — радостно встретила меня тётя Вера. — Мы тебе ужин оставили. И посмотри, как мы тут всё обустроили!
Обустроили. Мой дом под себя.
— Собирайте вещи, — сказала я спокойно. — Завтра утром уезжаете.
— Как уезжаем? — не поняла тётя Вера. — Мы же только приехали.
— Я не приглашала вас приезжать.
— Да что ты говоришь! — возмутился дядя Гена. — Сама же согласилась!
— Когда?
— Ну… в общем, согласилась. Мы же семья.
— Семья не даёт права заселяться в чужой дом без спроса.
— Какой чужой? — удивилась Света. — Мы же родственники.
— Родственники не равно совладельцы.
— Ира, ты что, серьёзно нас выгоняешь? — Антон выглянул из своей комнаты.
— Серьёзно.
— Но мы же столько сил вложили! — запротестовала тётя Вера. — Огород вскопали, всё обустроили.
— Я не просила этого делать.
— Ну как не просила! Мы же помогали!
— Помогали бы, если бы я попросила. А так это называется самовольством.
Повисла тишина. Потом дядя сказал:
— Ира, ты что, совсем жадная стала? Дом огромный, а живёшь одна.
— Это мой выбор.
— Но мы же семья! — воскликнула тётя Вера. — Семья должна держаться вместе!
— Семья должна уважать границы друг друга.
— Ну и что нам теперь делать? — всхлипнула Света. — Мы же планы строили, отпуска взяли.
— Это ваши проблемы.
— Иришка, — тётя Вера попыталась взять проникновенный тон, — мы же не чужие. Бабушка нас любила, всех принимала.
— Бабушка приглашала в гости. А вы заселились как хозяева.
— Мы не хозяева, мы семья!
— А я что, не семья? — спросила я. — Почему мои желания никого не интересуют?
На это никто не ответил.
— У вас есть время до завтра, — сказала я. — Если не уедете сами, вызову полицию.
— Полицию? — ахнула тётя Вера. — На родную семью?
— На людей, которые самовольно заселились в мой дом.
Утром они собирались в тяжёлом молчании. Тётя Вера всхлипывала, дядя Гена бормотал что-то про неблагодарность, Света демонстративно хлопала дверцами шкафов.
Антон подошёл ко мне перед отъездом:
— Ира, я правда не понимаю, почему нельзя было договориться. Дом большой.
— Антон, представь, что кто-то заселился в твою квартиру без спроса. Что бы ты сделал?
— Ну это же другое.
— Чем другое?
Он подумал и не нашёл что ответить.
Когда машины скрылись за поворотом, я осталась одна в своём доме. Было тихо. Так тихо, что слышно было, как тикают бабушкины часы в гостиной.
Я прошлась по комнатам, открывая окна. В каждом углу ещё витало присутствие чужих людей, но оно выветривалось.
Вечером позвонила мама.
— Ира, Вера жаловалась, что ты их выгнала. Это правда?
— Правда.
— Но почему?
— Мам, это мой дом. Я имею право решать, кто в нём будет жить.
— Конечно, имеешь. Но нужно же было как-то договориться.
— Я пыталась. Они не слушали.
Мама вздохнула.
— Знаешь, а может, ты и права. Помню, как Вера в молодости себя вела. Всегда считала, что ей все должны.
— Точно.
— Но всё равно жалко их. Они так рассчитывали на лето в деревне.
— Мам, пусть снимают дачу. Или покупают свою.
— Да где им денег взять.
— Это не мои проблемы.
Мама помолчала, потом сказала:
— Ты стала жёсткой, Ира.
— Нет, мам. Я стала взрослой.
После разговора я села на крыльцо с чашкой чая.
На коленях лежало письмо, которое я нашла сегодня в бабушкином секретере. Написанное её рукой, адресованное мне.
«Иришенька, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет, а дом стал твоим. Знаю, что родня будет наседать — мол, почему только тебе, мол, мы тоже имеем право. Не слушай их, девочка. Дом достался тебе не просто так. Ты единственная, кто приезжал не брать, а отдавать. Кто слушал мои рассказы, помогал по хозяйству, любил этот дом таким, какой он есть. Остальные всегда смотрели только на то, что можно взять. Не отдавай им дом, Иришка. Это твоя крепость. Береги её.»
Мой дом — место, где я могу быть собой, где никто не имеет права диктовать мне правила жизни.
А родственники пусть учатся быть гостями.
