Когда Валентина Петровна произнесла эти слова, я поняла — игра окончена. Всё, что мы строили годами, рухнуло в одно мгновение из-за одной фразы, которая прозвучала как приговор. Никогда прежде я не думала, что человек способен так низко пасть ради собственных интересов. Но, видимо, материнская любовь порой превращается в слепую одержимость, готовую растоптать любого, кто встанет на пути.
История нашего брака с Максимом началась как сказка. Помню те первые месяцы, когда он въехал в мою однушку — скромную, но уютную квартирку на окраине города. Тогда казалось, что в доме поселился настоящий мастер на все руки. Макс буквально преображал пространство вокруг себя: чинил протекающие краны, заменял разболтавшиеся петли, подкрашивал облупившиеся стены. Каждый вечер приносил новые сюрпризы — то розетка заработает там, где её никогда не было, то полочка появится в самом нужном месте.
Мой скромный дом превратился в настоящее гнёздышко. Максим не жалел ни времени, ни денег на обустройство — закупал материалы, инструменты, работал до поздней ночи. Я наблюдала за этим преображением как зачарованная: неужели это всё для меня? Неужели кто-то действительно готов вкладывать столько сил в наш общий быт?
Но дело было не только в ремонте. Макс окружал меня такой заботой, какой я никогда прежде не знала. Он словно чувствовал мои потребности на расстоянии — стоило мне загрустить, как он тут же появлялся рядом с чашкой горячего чая и добрыми словами. Если я болела, он становился самой нежной сиделкой, если мне было одиноко — превращался в лучшего собеседника на свете.
Особенно умилительными были его попытки готовить. До знакомства со мной Максим, кажется, питался исключительно полуфабрикатами — кухня была для него terra incognita. Первые его кулинарные эксперименты больше походили на химические опыты: дым, запах гари, испорченные продукты. Но постепенно он освоился, и вскоре его завтраки стали настоящим праздником. Как же мне нравилось просыпаться от аромата свежих блинчиков или омлета с травами!
Увы, это благословенное время пролетело слишком быстро. Словно кто-то щёлкнул выключателем — и мой заботливый муж исчез, оставив вместо себя угрюмого незнакомца. Иногда я ловила себя на мысли: а был ли вообще тот прежний Максим? Или я всё придумала в приступе романтических грёз?
Перемены коснулись всего. Дом постепенно ветшал — протекал потолок в ванной, скрипели половицы, отваливались дверные ручки. Макс же взирал на это безобразие с олимпийским спокойствием. Казалось, его совершенно не волнует, что мы живём в разваливающейся берлоге. На мои робкие намёки он отвечал равнодушным пожатием плеч.
Исчезли и знаки внимания. Раньше Максим мог принести цветы просто так, без повода — теперь же забывал даже о важных датах. Мой день рождения прошёл незамеченным, словно его не было вовсе. Я ждала хотя бы открытки, маленького сувенира — но тщетно.
Общение свелось к минимуму. Вместо долгих душевных бесед — скупые односложные фразы:
— Что будем ужинать?
— Не знаю, посмотри в холодильнике.
— Уезжаю по делам, вернусь не скоро.
И всё. Никаких расспросов о моих делах, никакого интереса к моему настроению. Я стала для него частью интерьера — привычной, незаметной, само собой разумеющейся.
Попытки выяснить отношения натыкались на глухую стену. Максим уходил от разговоров, замыкался в себе, становился недоступным. На прямые вопросы отвечал уклончиво или вовсе молчал, уставившись в телефон.
Семейный бюджет тоже стал его личным делом. О совместных покупках, планах, тратах он больше со мной не советовался. Ссылался на финансовые трудности, хотя работал по-прежнему и зарплату получал стабильную. Видимо, эти деньги уходили на что-то более важное, чем наша семья.
Я чувствовала себя единственной, кто пытается сохранить наш брак. Тянула на себе весь быт, решала все проблемы, строила планы на двоих. А Максим словно стал постояльцем в гостинице — пользовался всеми удобствами, но не считал себя ответственным ни за что.
Финальную точку в наших отношениях поставила Валентина Петровна — мать Максима. Раньше мы общались вполне мирно, она казалась разумной женщиной. Но, как выяснилось, я её совершенно не знала.
В тот роковой день она явилась без предупреждения. Позвонила в дверь, я открыла — и с порога началась атака:
— Хватит притворяться, что у вас всё хорошо! Максим мне всё рассказал. Ты его нещадно эксплуатируешь!
Я опешила от такого заявления:
— Простите, о чём вы говорите? Эксплуатирую кого?
— Не строй из себя святую! Думаешь, я не знаю, как ты с ним обращаешься? Мой сын — добрый, мягкий человек, вот ты и решила им воспользоваться. Выжимаешь из него последние соки!
— Валентина Петровна, объясните толком, в чём меня обвиняете?
— А в том, что ты довела моего ребёнка до отчаяния! Видела бы ты, в каком состоянии он ко мне приходит — замученный, измотанный. Всё из-за твоих постоянных требований и претензий!
Я слушала этот поток обвинений с растущим изумлением. Неужели Максим рассказывает матери такие небылицы? Неужели в её глазах я — домашний тиран?
— Ты только и делаешь, что требуешь — то платье, то шубу, то ещё что-нибудь, — продолжала свекровь. — Максим из последних сил старается, а тебе всё мало!
— Это он вам так объяснил наши отношения?
— А кто же ещё? Хорошо, что у него есть я — защитить от таких, как ты. Запомни раз и навсегда: больше ничего не смей требовать от моего сына! Он глава семьи, сам решит, что тебе купить!
— По-моему, в последнее время он решает только кроссворды в газете.
— Довольно! Если хочешь сохранить семью — проси у него прощения. Это моё последнее предупреждение!
Но самое потрясающее было впереди. Валентина Петровна внимательно посмотрела мне в глаза и произнесла фразу, от которой у меня перехватило дыхание:
— Пока ты не оформишь меня в своей жилплощади, Максим на тебя и копейки не потратит — Сказала свекровь
Вот оно — истинное лицо! Значит, весь этот спектакль разыгрывался ради прописки в моём жилье. Как же низко!
— С какой стати я должна это делать?
— А с такой, что иначе семьи у тебя не будет!
— Знаете что, Валентина Петровна, наш разговор окончен. Прошу вас покинуть мою квартиру.
— Ты не смеешь меня выгонять!
— Ещё как смею! И даже должна. Мне не нужны такие гости.
Она удалилась с видом оскорблённого величества, но я знала — это ещё не конец.
Вечером Максим вернулся в состоянии праведного гнева. Мама уже успела пожаловаться на мою «наглость». Впервые за много месяцев он говорил со мной развёрнутыми предложениями — правда, исключительно обвинительными:
— Мать рассказала, как ты с ней разговаривала!
— И как же?
— Ты её выгнала! Как ты могла?
— А как я должна была поступить? Она потребовала прописать её в моей квартире в обмен на твоё внимание ко мне!
— Ну и что тут особенного?
— Особенного? Да это же чистейший шантаж! Впрочем, спасибо твоей маме — она помогла мне понять, что происходит. Оказывается, ты готов общаться со мной только когда нужно её защищать!
— Ты всё преувеличиваешь…
— Ничего я не преувеличиваю! Ты месяцами игнорировал меня, а теперь возмущаешься, что я не желаю терпеть хамство. Твоя мать ставит мне условия, а ты её поддерживаешь!
— Хватит! Замолчи немедленно!
— Не замолчу! Убирайся из моей квартиры! Не нужен мне такой муж, который ставит меня ни во что!
Потребовалось несколько повторений, чтобы до него дошло — я не шучу. Максим собрал вещи и ушёл, а я почувствовала не горечь расставания, а облегчение.
Конечно, он звонит до сих пор. Но не извиняется, а повторяет мамины требования — дескать, пропишешь её у себя, тогда готов вернуться. Какая щедрость!
Но мне не нужен муж на таких условиях. Лучше уж быть одной, чем жить с человеком, который торгует своими чувствами. В конце концов, даже среди людей можно чувствовать себя одиноко — а вот освобождение от токсичных отношений даёт совершенно иные ощущения.
Подруги советуют поскорее найти замену, но я не спешу. Хочу как следует обдумать случившееся, понять свои ошибки, чтобы больше не наступать на те же грабли. Было бы неплохо изобрести прибор, который сразу определяет маменькиных сынков — это бы многим женщинам жизнь облегчило.
А пока наслаждаюсь покоем и свободой в собственном доме. Здесь больше никто не ставит мне условий и не торгуется любовью. Здесь живу только я — и этого вполне достаточно для счастья.
