В маленькой кухне пахло подгоревшим маслом. Ольга суетливо перекладывала котлеты на тарелку, когда услышала тяжелые шаги мужа.
— Опять котлеты? — Виктор появился в дверном проеме, даже не сняв рабочий пиджак. — Третий раз за неделю. Ты совсем фантазию потеряла?
Ольга сглотнула готовый вырваться ответ. Тридцать лет брака научили ее, что проще промолчать.
— Я думала, ты любишь котлеты, — тихо ответила она, раскладывая гарнир.
— Любил. Когда они были вкусными, — Виктор демонстративно отодвинул тарелку. — И почему они такие сухие? Твоя мать умела готовить нормально.
Ольга поставила перед ним салат, мысленно считая до десяти. Вчера были претензии к борщу, позавчера — к рыбе. Всю неделю — бесконечный поток замечаний.
— Мог бы хоть раз сказать спасибо, — слова вырвались прежде, чем она успела их остановить.
Виктор поднял брови:
— За что? За то, что выполняешь свои обязанности? Я, между прочим, деньги зарабатываю, а не спасибо раздаю.
Телефон Виктора звякнул. Он просиял:
— О, сестра приезжает в воскресенье. Говорит, соскучилась по моим шуткам и твоим пирогам.
Ольга застыла с половником в руке. Сестра Виктора, Галина, была точной женской копией брата — такой же категоричной и щедрой на критику.
— Я не уверена, что смогу…
— Ты опять начинаешь? — перебил Виктор. — Моя семья всегда тебе не нравилась.
— Дело не в этом…
— А в чем? — он отодвинул тарелку. — Знаешь, аппетит пропал. Пойду телевизор посмотрю.
Ольга осталась одна среди грязной посуды и недоеденного ужина. Взгляд упал на фотографию на холодильнике — их свадьба. Она улыбается, молодая и влюбленная. Виктор обнимает ее за плечи, гордый и довольный.
Когда все изменилось?
Постепенно, день за днем. Сначала маленькие уступки — ради мира в семье. Потом — привычка проглатывать обиды. А теперь?
Зазвонил телефон. Дочь, Наташа.
— Мам, как ты? — голос дочери звучал обеспокоенно.
— Все хорошо, — автоматически ответила Ольга, вытирая руки полотенцем.
— Мама, я же слышу. Опять папа?
Ольга вздохнула. От дочери ничего не скроешь.
— Просто устала немного.
— Знаешь, — Наташа помолчала, — может, тебе стоит однажды не промолчать? Защити себя.
Ольга поежилась, словно от холода. Защитить себя? От чего — от семьи? От жизни, которую сама построила?
— Я подумаю, — ответила она, понимая, что вряд ли на что-то решится.
Воскресный обед превратился именно в то, чего Ольга боялась. Галина, едва переступив порог, начала руководить:
— Оля, у тебя скатерть кривовато лежит. И эти тарелки? Серьезно? На семейный обед можно и получше сервировку сделать.
Ольга молча переставила приборы. В гостиной Виктор громко рассказывал шурину о последнем повышении, не забывая упомянуть, что «жена, конечно, только тратить умеет».
— Ты бы занавески поменяла, — продолжала Галина, следуя за ней на кухню. — У Людмилы из пятой квартиры такие шикарные, с ламбрекенами.
— Предлагаешь мне шторы купить на зарплату медсестры? — тихо спросила Ольга, помешивая суп.
— Ой, ну не начинай, — отмахнулась Галина. — Витя же тебе деньги даёт.
«Даёт. Как милостыню,» — подумала Ольга, но промолчала.
Обед прошёл по знакомому сценарию. Виктор блистал остроумием, родственники смеялись, иногда бросая на Ольгу снисходительные взгляды, когда она не успевала подать очередное блюдо.
— А помните, как Оля на первом семейном ужине пересолила рыбу? — засмеялся Виктор. — Я тогда понял, что придётся учить жену готовить.
— И как, научил? — подхватила Галина, подмигивая брату.
Все засмеялись. Ольга почувствовала, как что-то внутри натягивается, словно струна перед разрывом.
После ухода гостей квартира выглядела как после урагана. Виктор развалился в кресле перед телевизором, пока Ольга убирала грязную посуду.
— Могла бы и торт получше купить, — бросил он, переключая каналы. — У Гали на день рождения был в три яруса.
Ольга замерла у раковины. Тридцать лет. Тридцать лет она слышала подобные слова. И внезапно поняла – больше не может.
— Знаешь, что, Витя? — она вытерла руки и повернулась к мужу. — Я очень устала.
— От чего? — он даже не оторвал взгляд от экрана. — От готовки для моей семьи раз в месяц?
— От тебя, — слова прозвучали так неожиданно, что Виктор наконец посмотрел на неё. — От постоянных претензий. От того, что я никогда ничего не делаю правильно.
— Ты драматизируешь, — фыркнул он, но в голосе проскользнула растерянность.
— Правда? — Ольга села напротив. — Когда ты в последний раз сказал мне что-то хорошее? Не про свою работу, не про сестру с её достижениями – про меня?
Виктор открыл рот и закрыл. Потом пожал плечами:
— Я не обязан тебя постоянно хвалить. Ты же не ребёнок.
— Верно, — кивнула Ольга. — Я не ребёнок. Я взрослая женщина, которая тридцать лет жила для других. И знаешь что? Я беру отпуск.
— Какой ещё отпуск? — теперь Виктор выглядел сбитым с толку.
Вместо ответа Ольга встала и вышла из комнаты. Виктор услышал, как открылся шкаф в спальне, затем что-то зашуршало. Через пять минут она вернулась с дорожной сумкой.
— Ты что, серьёзно? — он поднялся с кресла. — Из-за какой-то ерунды устраиваешь цирк?
— Это не цирк, Витя, — Ольга поставила сумку на пол. Странно, но голос не дрожал. Впервые за много лет она чувствовала абсолютную ясность. — Я еду к Тане на неделю.
— К Татьяне? — Виктор скривился, словно от зубной боли. — К этой разведёнке? Она тебе вечно глупости в голову вбивает.
— Она моя подруга, — Ольга подняла сумку. — И единственный человек, который спрашивает, как я себя чувствую.
— Ты с ума сошла? А кто будет готовить? Стирать? — Виктор развёл руками, будто объясняя очевидное ребёнку. — У меня завтра важная встреча!
— Не знаю, — Ольга пожала плечами. — Но я хочу, чтобы ты хотя бы неделю пожил так, как я живу тридцать лет. Без поддержки. Без благодарности. С постоянной критикой.
— Какая драма, — Виктор закатил глаза. — Ты вернёшься через час, когда поймёшь, как глупо себя ведёшь.
Ольга молча направилась к двери. Виктор вдруг осознал, что она не шутит.
— Подожди! — он схватил её за локоть. — Ты не можешь просто уйти. А если мне нужно будет свежая рубашка на работу?
Ольга остановилась, посмотрела на его руку, затем — в глаза:
— В шкафу есть чистые. Если закончатся — стиральная машина в ванной. Инструкция на холодильнике.
Она аккуратно освободила руку и вышла, тихо закрыв за собой дверь.
Таня встретила её с распростёртыми объятиями и бутылкой любимого напитка.
— Я так горжусь тобой! — она обняла подругу. — Наконец-то! Думала, ты никогда не решишься.
— Я сама не верю, — Ольга опустилась на диван. — Тридцать лет терпела, а тут…
— Тридцать лет накапливала силы, — поправила Таня, разливая вино. — За тебя, за твою свободу!
Телефон Ольги не умолкал весь вечер. Виктор звонил каждые полчаса.
— Где у нас хранится соль?
— Как включить духовку?
— Почему стиральная машина не отжимает?
Ольга терпеливо отвечала, хотя Таня советовала выключить телефон.
— Не могу, — качала головой Ольга. — Вдруг что-то серьёзное.
К третьему дню звонки изменились. Виктор больше не спрашивал, где что лежит. Теперь он пытался её вернуть.
— Оля, это глупо. Возвращайся.
— Я поговорил с Галей, она сказала, что ты всё неправильно поняла.
— Наташа приезжает в пятницу, что я ей скажу? Что ты устроила истерику и сбежала?
В четверг позвонила сама Галина.
— Оля, ты совсем с ума сошла? — её голос звучал возмущённо. — Бросила брата, он там как потерянный ходит!
— Он может позвонить в службу доставки еды, — спокойно ответила Ольга.
— Дело не в еде! — взорвалась Галина. — Ты его унизила перед всеми! Сергей из офиса спросил, где его жена, а он не знал, что ответить!
— А когда унижали меня, тебя это не беспокоило?
В трубке повисла тишина.
— О чём ты? — наконец спросила Галина.
— О том, что тридцать лет я была невидимкой в собственном доме, — Ольга сама удивлялась своему спокойствию. — Знаешь, сколько раз ты говорила «спасибо» за мои обеды? Ни одного. Зато замечаний — сотни.
— Я… — Галина запнулась. — Я не думала об этом.
— Вот именно, — Ольга вздохнула. — Никто не думал.
В пятницу приехала Наташа. Не к отцу — к Тане, где остановилась Ольга.
— Папа на грани, — сообщила она, обнимая мать. — Квартира перевёрнута, он заказывает пиццу третий день подряд и, кажется, впервые в жизни постирал рубашку сам.
— И как результат? — спросила Ольга, разливая чай.
— Рубашка стала розовой, — Наташа фыркнула, но потом посерьезнела. — Мам, я никогда не видела его таким… растерянным. Он даже пытался приготовить ужин.
— И?
— Пожарная сигнализация сработала, — Наташа взяла печенье. — Но знаешь что самое удивительное? Он впервые спросил меня, как я справляюсь со своей квартирой одна. Представляешь?
Ольга задумчиво помешивала чай. Внутри что-то дрогнуло — не жалость, скорее удивление. Виктор никогда не интересовался бытовыми вопросами.
— Он звонил тебе? — спросила Наташа.
— Каждый день.
— И что ты решила?
Ольга посмотрела на дочь:
— Я не знаю. Тридцать лет — это не неделя. Их не перечеркнешь.
— Я за тебя, что бы ты ни решила, — Наташа сжала её руку. — Но помни, ты заслуживаешь уважения.
В субботу вечером раздался звонок в дверь. На пороге стоял Виктор — небритый, в мятой рубашке, с букетом гвоздик.
— Можно войти? — спросил он, переминаясь с ноги на ногу.
Таня бросила выразительный взгляд на Ольгу и тактично удалилась на кухню.
— Эти цветы… — Виктор протянул букет. — Я не знал, какие ты любишь.
— Ромашки, — тихо ответила Ольга. — Я всегда любила ромашки.
Виктор кивнул, будто запоминая важную информацию.
— Оля, я… — он явно подбирал слова, — я не умею просить прощения. Никогда не умел.
— Знаю, — она указала на кресло. — Садись.
Он опустился на краешек, держа букет как щит.
— Эта неделя была… странной, — начал он. — Я не знал, где что лежит, как включается плита… Галя приходила помочь, но только критиковала мой беспорядок.
Ольга не смогла сдержать улыбку:
— Представляю.
— И тогда я понял, — Виктор положил цветы на стол, — что ты каждый день… Что ты всё это делаешь, а мы… я… никогда…
Он замолчал, глядя в пол.
— Не замечал? — подсказала Ольга.
— Да, — он поднял глаза. — И ещё я понял, что боюсь потерять тебя. По-настоящему боюсь.
Ольга почувствовала, как к горлу подступает ком. Тридцать лет брака, и впервые Виктор говорил о своих чувствах.
— Я могу вернуться, — медленно произнесла она. — Но не как служанка. Не как человек, которого можно критиковать с утра до вечера.
Виктор кивнул:
— Я понимаю.
— Правда понимаешь? — Ольга подалась вперёд. — Потому что я больше не буду молчать, Витя. Если мне что-то не нравится — скажу. Если устала — отдохну. Если твоя сестра начнёт указывать, какие шторы мне вешать — выскажу всё, что думаю.
Виктор неожиданно улыбнулся:
— Знаешь, я бы на это посмотрел. Галка чуть в обморок не упала, когда я ей сказал, что она слишком много критикует.
— Ты сказал?
— Да, — он развел руками. — Наверное, от отчаяния. Она пришла учить меня готовить и стала перечислять, что я делаю не так. И я вдруг подумал: «Боже, Оля это слышит тридцать лет».
Ольга ощутила, как внутри разливается тепло. Маленькая победа.
— Мне нужны перемены, Витя. Настоящие.
— Я постараюсь, — он неуверенно протянул руку. — Дашь мне шанс?
Воскресным утром Ольга вернулась домой. Квартира сияла чистотой.
— Клининговая служба, — смущенно признался Виктор. — Я попытался сам, но только хуже сделал.
На столе стояла ваза с ромашками.
— Наташа подсказала, где купить, — пояснил он, перехватив её взгляд.
Жизнь не изменилась в одночасье. Бывали дни, когда Виктор срывался на старые привычки, а Ольга боролась с желанием промолчать и стерпеть. Но теперь она говорила: «Мне не нравится, когда ты так со мной разговариваешь». И он — чудо из чудес — слушал.
Галина при первой встрече была холодна, но постепенно оттаяла. Особенно когда Ольга спокойно ответила на её замечание о неправильно сервированном столе.
Через полгода Ольга записалась на курсы компьютерной графики — мечта, которую она откладывала годами.
— Только не говори, что собираешься работать дизайнером в твоём возрасте, — начал было Виктор, но осёкся под её взглядом. — Я имел в виду… это здорово. Правда.
Однажды вечером, за чаем, он неожиданно сказал:
— Знаешь, та неделя без тебя была худшей в моей жизни. Но, наверное, лучшее, что случилось с нами за тридцать лет.
Ольга улыбнулась. Бывают моменты, когда нужно уйти, чтобы вернуться. И иногда самая большая любовь, это когда находишь в себе силы всё изменить.
