В деревне Женю ждала тётя. Стояла она на старом крыльце их семейного дома.
— Женечка… — мягко произнесла она и шагнула навстречу.
Женя едва успела поставить чемодан, как оказалась в ее объятиях. Тётя Лена прижала девушку к себе.
— Ты худенькая совсем стала… — прошептала она.
— Всё нормально, тёть Лена, — тихо сказала Женя, но голос у неё дрогнул. — Просто год тяжелый.
Тётя Лена кивнула. Она взяла чемодан и открыла дверь в дом.
— Пошли. Чай уже заварен, пирог с ревенем остыл — пора есть. Всё потом расскажешь, если захочешь.
Женя прошла в прихожую, сбросила кеды и осмотрелась. В доме ничего не изменилось. На кухне, на старинном дубовом столе, стоял все тот же старый чайник. Тётя разлила чай по кружкам, подала племяннице кусок пирога, малиновое варенье и села рядом.
— Ну что? Как ты? — спросила она, поглядывая на племянницу.
Женя смотрела в чашку. Она не знала, как ответить на этот вопрос.
— Сначала было очень больно, одиноко… Теперь уже полегче…
— Знаю, — тётя Лена положила ладонь ей на руку. — Когда твой дядя ушёл… Я сидела у окна и думала, зачем мне теперь жить. А потом пошла в огород и целый день полола грядки. И вечером впервые нормально уснула. Спала как убитая! И ни одной плохой мысли!
Женя слабо улыбнулась.
— Развод — это тяжело. Но, наверное, справлюсь. Спасибо, что приютила, пока там нашу квартиру делят…
Тётя кивнула:
— Ты оставайся сколько хочешь. Здесь тебе никто слова не скажет. Всё потихоньку пройдет! Поможешь мне с огородом, если конечно будет желание. Ягоды, фрукты, все ешь! Варенье вари. Хочешь, просто гуляй, на озеро ходи. В общем, решай сама, как поступить.
— Спасибо, — прошептала Женя.
Она была рада, что у нее есть место, куда можно вот так сбежать от проблем.
Почти неделю Женя и тётя Лена жили душа в душу. Женя старалась быть полезной: мыла посуду, ходила за водой, помогала на огороде и с готовкой. А тетя слушала ее и жалела. У них была абсолютная гармония.
Но однажды всё изменилось. В один из дней скрипнула калитка.
— Ма-а-ать! — разнёсся по двору голос, хриплый и пьяный. — Я приехал!
Женя замерла на крыльце. В дверях показалась тётя Лена. В воздухе повисло напряжение. Пожилая женщина побледнела.
— Господи, — выдохнула она и пошла к воротам.
Там покачиваясь, стоял Лёша, брат Жени. Высокий, небритый, в мятой футболке и с рюкзаком через плечо. Глаза как-то неестественно блестели.
— Лёшенька… Ну ты чего ж не позвонил? — забеспокоилась тётя Лена, уже хватаясь за его сумку. — Проходи, раздевайся… Погоди, давай я тебе помогу… Чай будешь?
— Мать, не надо мне сейчас чай! — отмахнулся он. — Меня уволили, ты понимаешь? Как собаку выгнали. Этого начальника бы… — Он не договорил, махнул рукой. — Я к тебе. Побуду пока в деревне! Всё равно ты одна тут.
— Конечно, конечно… — тётя закивала, голос стал очень кротким. — Прямо в комнату иди. Постель я сейчас тебе расстелю…
Женя так и стояла на крыльце, не зная, уходить ли внутрь или остаться. Тётя мельком взглянула на неё, и в этом взгляде было что-то извиняющееся.
— Женечка, принеси, пожалуйста, подушку из кладовки… — тихо сказала она, — и плед. Лёша у нас в зале побудет.
— Конечно, — также тихо ответила Женя и пошла в дом.
Пока она рылась в кладовке, слышала, как Лёша ворчит на кухне, как тётя шуршит, ставя ему еду. Когда она вышла обратно, тётя уже суетилась в гостиной: стелила чистую простыню и раскладывала одеяло.
— Ничего, — сказала она, не поднимая глаз. — Он просто сбит с толку. Сколько можно одному-то быть в городе. Тут всё пройдёт. И у тебя пройдёт. И у него.
Женя кивнула, но на душе стало тревожно.
Но ничего у Леши не прошло, да и Женино спокойствие улетучилось. Лёша пил каждый вечер. Иногда уходил в село, возвращался поздно, шатаясь, весь в грязи, видимо, по дороге падал. А иногда пил прямо на кухне. Он ворчал, спорил, вспоминал с ненавистью бывших коллег и даже городских друзей.
— Все предатели, мать! — орал он, размахивая рукой с полупустой бутылкой. — Им бы только гнобить. Я им отдел поднял! А теперь вот алкаш безработный. Это что, справедливо, а?
Тётя Лена терпела. Готовила ему, лечила от похмелья каждое утро, стирала вещи, няньчилась как с ребенком, словно надеясь, что если возиться с ним, он одумается, очнётся. Но он вел себя все хуже и хуже.
— Мать, заткнись, — сказал он однажды, когда она предложила ему притормозить с выпивкой.— Ты своей добротой всех уже достала. Лучше бы ты меня вообще не рожала!
Он замахнулся. Не ударил. Но тётя Лена, на секунду сжавшись, поняла, что он мог бы.
Женя наблюдала всё это с нарастающим ощущением ужаса и несправедливости. Ей казалось, будто дом, где ещё недавно дышалось легко, теперь заполняется страхом и злостью. А тётя все старалась, она не могла выгнать сына, хоть он и причинял ей боль.
И вот в один из вечеров тётя снова поставила на стол ужин: картошка с мясом, салат, свежий хлеб.
— Поешь, Лёшенька, горячее пока…
— Это что, опять? — процедил он, даже не глядя. — Ты издеваешься, мать? Это еда для свиней. Я не собираюсь это есть.
Он оттолкнул тарелку. Стол качнулся. Тётя Лена прикусила губу. Хотела что-то сказать, но промолчала.
Женя все это видела, но за столом не сидела. Она ждала, пока братец проорется и уйдет… но не смогла стерпеть. Сердце у неё застучало, и внутри нее поднялась волна ярости. Ей было обидно за тетю, за её добрые руки, за ее большое сердце, за все слова, которые она проглотила за эту неделю. За то, как Лёша смотрел на неё, с отвращением и презрением, как будто она ему что-то должна.
И в этот момент в Жене что-то щёлкнуло. Она спокойно подошла, взяла тарелку с картошкой и мясом. Подошла к Лёше.©Стелла Кьярри
— Это еда для свиней, да? — произнесла Женя спокойно.
Он повернул к ней лицо. И только успел открыть рот.
— Хрясь!
Тарелка с громким звуком разлетелась, ударившись о стену около его головы. Картошка, мясо, соус — всё потекло по его волосам, лбу, майке.
Он застыл. Сначала даже не поверил в произошедшее, а потом вскочил.
— Ты что, очумела?!
Женя смотрела прямо на него. Удивительно, как спокойно ей было. В ней больше не было страха.
— А ты нет? — спокойно спросила она. — Если ещё раз крикнешь на тётю или замахнёшься, я тебе сковородку на голову надену!
Тетя Лена, стоявшая у плиты, замерла. Лёша, измазанный, ошарашенный, ничего не сказал. Потом резко развернулся и вышел на крыльцо, хлопнув дверью. Женя села обратно и вздохнула. Она твердо решила перевоспитать этого глупца, пока не стало поздно.
Следующие дни Женя взялась за Лёшу всерьёз. Действовала шаг за шагом.
Каждое утро начиналось с ведра холодной воды, которое она выливала ему на голову. На третий день он попытался запереться в комнате, но Женя отвинтила ручку со стороны прихожей.
— Подъём, герой, — говорила она, стоя над ним с ведром. — Пришло время превращаться в человека!
Лёша выражался, угрожал, лез с кулаками, ворчал, но вставал. Жевал всухомятку хлеб с огурцом и плёлся таскать воду из колодца или колоть дрова. На трезвую он был не готов «убивать».
— Сиги, быстро отдала! — требовал он, потянувшись в карман, где было пусто. Женя смеялась и добавляла:
— Делу время, а потехе час! Сначала дела, потом получишь одну!
— Да ты ведьма, Женька! — кричал он.
— Дрова ровно сложи, — сухо кидала она из окна и возвращалась к тем делам, что приготовила для нее тетя Лена.
Однажды утром с похмелья Леша пошёл в сарай искать бутылку, которую припрятал накануне. Не нашёл. Перерыл сени, кладовку, даже забрался на чердак.
Женя подошла к нему, вытирая руки о фартук.
— Ну как поиски клада?
— Ты её куда спрятала, дьяволица?
— Закопала.
— Где?!
— В огороде. Где — не скажу. — она посмотрела на его грязные руки и добавила: — Вот там у нас есть лопата, так что можешь попытать удачу!
И Лёша перекопал весь участок. Правда, нашёл не бутылку, а старый термос и парочку гвоздей. После этого он начал понемногу утихать. Куда-то исчезло привычное ворчание. Взгляд стал более осознанный.
Он больше не орал и порой даже помогал матери сам, без напоминаний.
И вот как-то вечером Лёша подошёл к Жене, которая мыла миску в умывальнике.
— Слушай, Женька… — сказал он и почесал затылок. — У тебя характер, конечно, сложный. Теперь ясно, почему от тебя муж ушёл.
Женя застыла. Медленно повернулась. На губах её появилась улыбка, которая не сулила ничего хорошего.
— Повтори.
Лёша приподнял руки смеясь:
— Спокойно! Я без обид! Просто констатирую: упрямая, не свернешь!
Женя взяла мокрую тряпку и как будто собиралась бросить в него. Лёша отступил, закрыв голову.
— Ну всё-всё, сдаюсь! Не бей!
Он засмеялся — легко, искренне, и Женя сдержалась. Не стала обижаться. На таких не обижаются.
Через пару дней жизнь снова преподнесла сюрприз. Утром Женя услышала крик. Она выбежала во двор и увидела тётю Лену, сидевшую на грядке с морковью. Лицо её побледнело, а руками она поддерживала ногу.
— Господи, тётя Лена, что случилось? — бросилась к ней Женя.
— Упала, — прошептала она, тяжело дыша, — кажется, сломала ногу…
Лёша тут же выскочил из дома вслед за сестрой.
— Мать, ну как ты так? — растерянно спросил он, помогая её поднять.
Они вдвоём осторожно усадили её в машину к соседу и повезли в районную больницу. По дороге тётя Лена успокаивала обоих:
— Ничего, детки, ерунда. Отдохну пару недель и снова в огород. Вы уж там не переругайтесь без меня…
Но голос её дрожал, выдавая тревогу. Врач после осмотра подтвердил перелом и назначил постельный режим на неделю-другую, да и к тому же оставил женщину в больнице на первое время. Женя и Лёша, попрощавшись с ней, ехали домой молча. Каждый думал о своём.
Вернувшись, Женя приготовила нехитрый ужин. Лёша впервые помог ей накрыть стол, даже без угроз и просьб. Они сидели молча. В доме было непривычно тихо.
— Без матери дом будто опустел.
Женя посмотрела на него внимательнее.
— Ты вообще почему сюда приехал, Лёша? Не верю я, что только из-за увольнения. Ты же не слабак, вроде.
Он усмехнулся, глядя мимо сестры.
— Да сам себя не узнаю. Был начальником отдела, всё складывалось вроде. А потом раз и пришло новое руководство. Молодые, наглые, им такие, как я был не нужен. Сначала убрали моих ребят, потом меня выдавили. Чувствовал себя ненужным хламом… Вот и пустился вразнос. Подумал: если мир ко мне спиной повернулся, я тоже не буду стараться быть хорошим…
— А мать тут при чем? — тихо спросила Женя.
Лёша сжал губы:
— Я знаю, я подлец. Но когда тебя накрывает, не думаешь ни о ком. Теперь вот смотрю, она лежит там, в больнице, а я даже не знаю, как ей помочь. Стыдно мне, Жень… Стыдно.
Женя кивнула:
— Хорошо, что ты это понял. Только теперь за словами должны поступки пойти. Ты сильный, Лёша. Пора брать себя в руки и думать не только о себе.
— Верно говоришь… — тихо ответил он, глядя на свои ладони. — А ты отчего сбежала, Жень? Расскажи. Я ведь ничего не знаю.
Женя помолчала, собираясь с мыслями. Потом тихо, не глядя на него, заговорила:
— Муж мне изменил. Случайно узнала. А он вместо того, чтобы уйти тихо, теперь пытается забрать квартиру. Давит, обвиняет, говорит, что сама виновата — характер сложный, никто такого не выдержит… Поначалу я думала, что это правда. А теперь думаю — нет. Он просто подлец.
Лёша внимательно слушал, потом улыбнулся, неожиданно по-доброму и поддерживающие:
— Правильно думаешь. Вот как мне отпор дала, так и ему дай. Сил у тебя очень много!
Женя тихо рассмеялась:
— Мне страшно, Лёша. Страшнее, чем с тобой пьяным.
Она грустно улыбнулась ему в ответ. Они еще долго болтали. Разошлись поздно ночью, а на следующий день Леша проснулся пораньше, приготовил завтрак, прибрал, чем очень обрадовал и удивил сестру.
Когда тётя Лена вернулась домой, дом словно снова наполнился теплом. Женя встретила её у калитки, помогла сесть на табуретку, подложив подушку. А Леша молча занес вещи в дом.
— Ну вот, — с улыбкой сказала тётя, глядя то на сына, то на племянницу. — А я уж думала, что без меня вы тут совсем разругаетесь и дом спалите.
— Мы пытались, — усмехнулась Женя.
— Вон как, — тётя Лена кивнула на Лёшу. — И ты посмотри на него: умытый, трезвый, разговаривает как человек, и рубашка чистая!
— Сам постирал, между прочим, — буркнул Лёша, отводя глаза, — и дров нарубил. Весь сарай забил.
— Горжусь тобой, — сказала тётя.
Женя осталась ещё на пару дней. Помогала тёте, готовила, занималась садом. А вечерами сидела на крыльце с Лёшей. Они в это время много говорили.
— Ты ведь уезжаешь скоро, да? — спросил он как-то вечером, сидя с кружкой чая в руках.
— Уезжаю, — кивнула Женя. — В город. Пора. Там многое надо расставить по местам. Я долго пряталась. Хватит.
— Не боишься? — спросил он, не глядя на неё.
— Боюсь, — честно ответила она. — Но я не страус. Я сильная женщина. И буду бороться.
На следующий день после разговора она собрала вещи и пошла прощаться.
— Спасибо тебе, Женечка… — прошептала тётя Лена, сжав её руку.
— И вам тоже. — тихо ответила Женя. — Вы меня спасли.
Лёша вышел проводить её до остановки. Поставил чемодан на лавку, и, неуверенно потянувшись, обнял сестру.
— Если понадобится помощь — ну… мужу рассказать, кто прав, зови. Я теперь на связи. И я постараюсь не облажаться тут с мамой.
— Да, позвоню. Спасибо! — Женя кивнула, и в этот момент в её взгляде не было ни сомнения, ни страха. Только решимость. Она уехала в город, чтобы защитить себя и свое имущество от мужа-предателя. С поддержкой близких она действительно верила: у неё получится, а он получит по заслугам.
