Галина выскочила из маршрутки, не дождавшись сдачи, и побежала по знакомой тропинке к дачному участку. Сердце колотилось где-то в горле. Нет, Петрович ошибся.
Не мог Виктор продать дачу. Только не их участок! Тридцать лет совместной жизни, двое детей, четверо внуков — и за её спиной?
Она остановилась у знакомой калитки, тяжело дыша. Их родной забор выкрасили в чужой голубой цвет. На участке хозяйничали незнакомые люди. Молодая женщина вытаскивала из земли её, Галинины, любимые пионы.
Извините, что вы делаете? — Галина вцепилась в калитку побелевшими пальцами.
Женщина подняла голову:
А вы кто?
Я хозяйка участка! — Галина распахнула калитку. — Это мои цветы! Немедленно прекратите!
Из дома вышел мужчина, вытирая руки полотенцем.
Вы ошибаетесь, — спокойно сказал он. — Мы купили участок две недели назад. Вот документы.
Он достал телефон и показал Галине какие-то фотографии документов.
Нет-нет-нет! — Галина замотала головой. — Здесь какая-то ошибка! Мы с мужем… Это наш дом!
Мама! — испуганно закричал ребёнок из глубины участка.
Вам лучше уйти, — сказала женщина. — Не пугайте детей.
Послушайте, — мужчина нахмурился. — Я могу вызвать охрану. У нас есть все законные документы. Если у вас претензии — разбирайтесь с прежним владельцем.
С прежним… — Галина покачнулась. — С Виктором?
Да, Виктор Анатольевич, если не ошибаюсь.
Галина медленно отступила. Петрович не соврал. Виктор действительно продал их дачу. Продал дом, где она выращивала помидоры для детского пюре. Где засолила первые огурцы. Где под яблоней развеяла прах мамы, как та и просила. Где каждый год в июне любовалась пионами.
Ноги сами понесли её прочь. Добравшись до автобусной остановки, Галина рухнула на скамейку. Что происходит? Почему? Они с Виктором всегда решали всё вместе. Даже после его выхода на пенсию, когда он стал раздражительным и замкнутым, всё равно — важные вопросы обсуждали. Всегда!
Телефон завибрировал в кармане. Дочь.
Мамуль, ты где? — голос Наташи звучал взволнованно.
На остановке, — безжизненно ответила Галина. — Дачу продали, Наташа.
Знаю. Папа только что позвонил. Сказал, что Петрович тебя встретил и всё рассказал. Мам, приезжай к нам.
Зачем он это сделал, Наташа?
Приезжай, поговорим. Я тебя жду.
В квартире дочери Галина опустилась на диван. Наташа налила чай:
Выпей, мам. Хоть чуть-чуть.
Зачем?! — Галина наконец дала волю слезам. — Ради чего?!
Бабушке квартиру купил, — Наташа смотрела в сторону. — Новую, недалеко от нас с Мишей. Её коммуналку расселяют, там метро будут строить. А доплатить было нечем.
И он продал дачу?!
Он говорит, вы бы не согласились.
А спросить? Поговорить? Объяснить?
Галина вскочила, заметалась по комнате.
Тридцать лет! Тридцать лет вместе! И он… за моей спиной?! Чужим людям — мой дом, мой сад, могилу мамы?!
Мам, он просто побоялся с тобой спорить. Ты ведь любишь дачу больше всего на свете.
Галина остановилась, глядя на дочь полными слёз глазами:
Неужели ты оправдываешь его, Наташа?
Наташа опустила глаза:
Я не оправдываю, мам. Просто пытаюсь понять обе стороны. Бабушка Лида всегда давила на папу. Ты же знаешь.
А на меня никто не давил? — Галина наконец сняла пальто и рухнула обратно на диван. — Я всю жизнь между вами лавировала. Между его мамой и нашей семьёй. И теперь… теперь он выбрал её. Продал наше прошлое. Ты хоть понимаешь? Там каждый кустик, каждый гвоздь в заборе…
Наташа подсела ближе, обняла мать:
Понимаю, мамуль. Но давай ты хотя бы выслушаешь папу? Поговоришь с ним?
Чтобы он сказал мне, что я эгоистка? Что я должна радоваться, что его мама теперь будет жить рядом с вами? В новой квартире за мой счёт?
Мама!
Нет, я не хочу его видеть! — Галина вскочила. — Я еду домой. Соберу вещи. И уйду.
Куда?
Не знаю! К подруге. В гостиницу. Куда угодно!
Дома Галина нашла Виктора сидящим на кухне. Перед ним лежала папка с документами. Он поднял на жену красные глаза:
Ты уже знаешь?
Как ты мог? — тихо спросила Галина, и эта тишина была страшнее крика.
Галя, я всё объясню. Маме нужна была квартира. Срочно. Там выселяют всех, дают копейки. А ей восемьдесят один. Куда ей деваться?
А ты не мог со мной поговорить? Вместе решение принять?
Ты бы никогда не согласилась продать дачу! — Виктор стукнул кулаком по столу. — Никогда! Ты же вцепилась в неё, как…
Как в последнее, что у меня было своего, — закончила Галина. — Ты прав. Я бы не согласилась. И что? Ты решил поставить меня перед фактом?
А что мне оставалось? — он развел руками. — Мама в слезах, риелтор говорит – решать надо срочно. Деньги нужны сейчас. Квартира хорошая, в двух шагах от Наташки, первый этаж…
Первый этаж? — Галина скривилась. — Для пожилого человека? Где все ходят мимо окон, заглядывают? Где сырость и шум?
Но зато без ипотеки! И лестниц! Галя, я не мог иначе!
Ты мог спросить! — Галина швырнула сумку на пол. — Мог посоветоваться! Мог предложить другие варианты! Мы могли продать машину! Могли взять кредит! Что угодно, Витя! Что угодно, но не дачу!
Вечно ты драматизируешь, — буркнул он. — Дача, дача… Подумаешь, кусок земли и домик. Купим новую, когда-нибудь.
Галина замерла.
Кусок земли? — она почти шептала. — Кусок земли, где прах моей матери? Где наши дети научились плавать в пруду? Где твой отец сажал яблони перед смертью? Домик, который мы строили своими руками, занимая деньги у всех знакомых? Ты… ты продал это за квартиру для своей матери, которая всю жизнь меня ненавидела?
Она не ненавидела…
Не смей лгать мне в лицо! — Галина вдруг закричала. — Хватит! Хватит лжи! Тридцать лет я терпела её придирки, её звонки среди ночи, её вечные требования! И ты… ты предал меня! Предал нас! Нашу семью!
Она бросилась в спальню, вытащила чемодан, начала швырять в него вещи.
Что ты делаешь? — Виктор застыл в дверях.
Ухожу. Не волнуйся, квартиру не заберу. Я ведь не ты.
Галя, не дури! Куда ты пойдешь?
К людям, которые меня уважают!
Она захлопнула чемодан, не глядя на мужа прошла к входной двери. Обернулась:
Я подам на раздел имущества. Денег за дачу я не увижу, но остальное… Надеюсь, твоя мать оценит твою жертву.
Галя!
Но дверь уже захлопнулась.
Три дня Галина жила у подруги Зины. Три дня телефон разрывался от звонков Виктора. Она не отвечала. На четвертый день позвонил сын, Андрей.
Мам, ты как?
Нормально, — соврала она.
Врешь.
Что тебе сказать, Андрюша? Что я в порядке? Что я не чувствую себя обманутой и преданной?
Папа места себе не находит.
А мне какое дело?
Мам, вы тридцать лет вместе!
Были, — отрезала Галина. — Теперь я не знаю этого человека.
Мам, может, всё-таки поговоришь с ним? — голос сына звучал устало.
О чём говорить, Андрей? Он всё решил. Сам. Без меня.
А ты не думаешь, что бабушке Лиде действительно нужна была помощь?
Галина вздохнула:
Думаю. Я не монстр, Андрюша. Я бы помогла ей. Но не так. Не ценой… — она запнулась, — не ценой нашего прошлого.
После разговора с сыном Галина долго сидела у окна. Вспоминала, как они с Виктором купили эту дачу в 90-е. Развалюху на шести сотках. Коллеги крутили пальцем у виска: «Зачем вам этот геморрой? Там же ни воды, ни электричества!» А они построили дом. Сами, своими руками. Виктор наловчился класть плитку, она научилась штукатурить. По выходным таскали кирпичи, доски, мешки с цементом. Соседи подшучивали: «Ну как, прорабы, когда новоселье?»
Вырастили яблоневый сад. Когда мама заболела раком и попросила после смерти развеять её прах под яблонями, Виктор не возражал. Даже сам купил красивую урну. И когда они с детьми исполнили последнюю волю мамы, тоже был рядом, держал её за руку.
А теперь что? Чужие люди будут собирать яблоки с тех деревьев? Ходить по земле, где покоится прах её матери? И как она могла не заметить, что за тридцать лет так и не узнала собственного мужа?
Телефон завибрировал. Сообщение от Наташи: «Мама, приезжай к нам. Тут бабушка Лида. Она хочет с тобой поговорить».
Галина скривилась. Ещё не хватало разговоров со свекровью! Но потом вздохнула и ответила: «Буду через час».
В квартире дочери было тихо. Лидия Степановна сидела в кресле, прямая, как палка, несмотря на возраст. Галина остановилась на пороге:
Здравствуйте, Лидия Степановна.
Проходи, Галя, — старуха кивнула, — садись.
Галина села напротив, стараясь не выказывать раздражения. Сколько раз за тридцать лет эта женщина портила ей настроение, жизнь, отношения с мужем?
Витя сказал, ты ушла, — свекровь смотрела прямо, не моргая.
Да.
Из-за дачи?
Из-за предательства, — Галина стиснула руки на коленях.
Я не просила его продавать вашу дачу, — неожиданно сказала Лидия Степановна. — Я вообще не знала, откуда деньги на квартиру.
Галина подняла брови:
Он вам не сказал?
Сказал, что накопил. Что взял кредит. Я поверила.
А когда узнали правду?
Вчера. Он… плакал, — старуха отвернулась. — Никогда не видела, чтобы Витя плакал. Даже когда отец умер.
В комнате повисла тишелая тишина.
Почему вы мне это рассказываете? — наконец спросила Галина.
Потому что мой сын совершил глупость. Но он любит тебя. Всегда любил.
Странная любовь, — горько усмехнулась Галина. — Продать то, что дороже всего.
Он думал, я важнее для него, — Лидия Степановна смотрела в окно. — Всю жизнь думал, что должен выбирать между нами. Боялся меня обидеть. Как будто я фарфоровая… А я пережила войну, голод, смерть мужа…
Вы всегда меня недолюбливали, — Галина не могла сдержаться.
Я всех недолюбливаю, — вдруг усмехнулась старуха. — Такой уж характер.
Наташа принесла чай, тихо села рядом.
Галя, я не буду жить в этой квартире, — Лидия Степановна отхлебнула чай. — Я отказалась.
Что? — Галина не поверила своим ушам. — Но зачем тогда…?
Виктор купил. И настаивает. А мне зачем? Там первый этаж, сыро, мрачно. И от моих подруг далеко. В моей коммуналке я всю жизнь прожила. Стены знают меня.
Бабушка, но ведь расселяют дом, — осторожно сказала Наташа.
И что? Дадут другую квартиру, пусть маленькую. Я одна, много ли мне надо? А деньги, что за дачу… верните их людям. Выкупите обратно.
Это невозможно, — покачала головой Галина. — Те люди уже переехали. Они отказываются продавать.
Значит, другую купите, — отрезала Лидия Степановна. — Ты, Галя, не злись на Витю. Он всегда решения принимал сердцем, не головой. Весь в отца.
Она встала, опираясь на палку:
Домой хочу. Устала.
Я отвезу, — предложила Наташа.
Галя отвезёт, — вдруг сказала старуха. — Нам поговорить надо. По дороге.
В машине Лидия Степановна долго молчала. Потом вдруг сказала:
Я никогда не была против тебя, Галя. Виктор сам придумал. Ему так проще было, понимаешь? Всегда меня крайней делал, чтобы не ссориться с тобой.
Что? — Галина чуть не проехала на красный свет.
Правду говорю. Он звонил мне и спрашивал: «Мама, ты не против, чтобы мы с Галей на море поехали? А то она обидится, если я откажусь». А я-то причём? Я никогда вам не мешала.
Галина растерянно молчала. Всю жизнь она была уверена, что свекровь настраивает мужа против неё. А оказывается, Виктор просто прикрывался именем матери?
Но вы… вы ведь всегда были недовольны мной?
Старуха хмыкнула:
Я такая, Галя. Ворчу на всех. На тебя, на детей твоих, на соседей. Язык у меня злой, да сердце не камень. Ты дом для моего сына создала, детей родила. Я тебе за это благодарна. Всегда была.
Они подъехали к обшарпанной пятиэтажке. Лидия Степановна медленно выбралась из машины:
Подумай хорошенько, Галя. Виктор без тебя пропадёт. Он и так уже осунулся весь.
В течение трёх месяцев Галина жила отдельно от мужа в съёмной квартире.
Каждый день Виктор звонил ей, но она сбрасывала вызовы. Только в выходные они встречались на участке, который она купила на свои сбережения, и молча работали рядом, избегая серьёзных разговоров.
В то утро Галина проснулась от настойчивого стука в дверь. На пороге стоял Виктор с огромным букетом пионов.
— Откуда? — только и смогла вымолвить она. — Сейчас же не сезон.
— Из Голландии. Заказал специально для тебя.
Галина впустила его, но держалась отстранённо:
— Зачем пришёл?
— Я встретился с новыми хозяевами нашей дачи, — Виктор сел напротив, глядя ей в глаза. — Рассказал им всё. Про маму, про твои пионы, про прах твоей матери под яблоней.
— И что? — Галина почувствовала, как колотится сердце.
— Они разрешили нам забрать часть твоих цветов и пересадить на новый участок. И предложили, чтобы мы могли иногда приходить к яблоне, где…
Галина не сдержала слёз. Виктор осторожно взял её за руку:
— Я понял, Галя. Понял, как тебя ранил. Не продажей дачи, а предательством доверия. Дай мне шанс всё исправить.
— Ничего уже не исправить, — она покачала головой.
— Можно создать новое, — он протянул ей конверт. — Я переписал наш новый участок на тебя. Безраздельно. Чтобы никто никогда не смог отнять его.
Галина посмотрела на него долгим взглядом:
— Дело не в собственности, Витя. А в том, что ты решил за меня. Снова.
Он медленно кивнул:
— Ты права. Прости. Решай сама — вернёшься ли домой, примешь ли меня, простишь ли.
Впервые за долгое время Галина увидела в его глазах не просьбу, а понимание. Может быть, боль действительно чему-то научила его?
— Я подумаю, — тихо сказала она. — Только больше никогда не решай за меня.
