Анна торопливо шла по мокрому тротуару, перепрыгивая через лужи. Над городом висела серая пелена, моросил мелкий дождь, и капли воды стекали по её зонту, словно слезы. Она придерживала рукой шарф — подарок свекрови на прошлый Новый год, — который норовил соскользнуть с плеч.
В голове звучали утренние крики мужа. Максим снова не спал всю ночь, уткнувшись в монитор, а под утро устроил скандал из-за денег.
— Ты вообще понимаешь, что моя видеокарта уже три года как устарела? — кричал он, размахивая руками. — Как я буду в таком дерьме играть?
Анна молча собралась на работу, даже не ответив. За пять лет брака она научилась не спорить. Максим всё равно не слушал. Он остался тем же избалованным мальчишкой, каким был, когда они познакомились. Его родители до сих пор оплачивали половину их съёмной квартиры, но ему всегда было мало.
Офис рекламного агентства встретил её привычным шумом. Коллеги переговаривались о вчерашней вечеринке, кто-то громко смеялся, но Анна чувствовала себя чужой. Она села за свой стол, включила компьютер и на секунду закрыла глаза.
«Почему всё так?»
Ей было тридцать, но казалось, что жизнь уже прошла мимо. Мечты о художественной карьере давно похоронила под грузом быта, а Максим… Максим даже не вспомнил вчера, что у них годовщина свадьбы.
В обеденный перерыв Анна, как обычно, собралась к бабушке Людмиле Петровне. Эта традиция началась три года назад, когда она случайно встретила старушку в супермаркете — та с трудом тащила тяжелые сумки.
— Давай я помогу! — тогда бросилась Анна.
С тех пор они виделись почти каждую неделю.
Дом Людмилы Петровны был особенным — старый, с высокими потолками и скрипучим паркетом. В просторной квартире пахло корицей, воском и старыми книгами. Каждый предмет здесь хранил историю: фарфоровая чашка, привезённая из Парижа, потертый альбом с фотографиями, резной буфет, который когда-то реставрировал её дед.
— Главное в жизни — не вещи, а люди, — часто говорила бабушка, разливая чай. — Вещи можно потерять, купить, продать… А настоящие отношения — они навсегда.
Анна обожала эти часы в её компании. Здесь не нужно было притворяться счастливой, терпеть упрёки Максима или снисходительные взгляды его матери.
Но в тот день Людмила Петровна не открыла дверь.
Анна позвонила, постучала, потом достала запасной ключ, который бабушка дала ей полгода назад.
— «На всякий случай», — сказала тогда.
Квартира была пуста. На кухне стоял остывший чайник, а на столе лежала открытая книга.
Сердце Анны сжалось.
Через час раздался звонок из больницы…
Больница встретила Анну резким запахом антисептика и приглушенными голосами из динамиков. Она бежала по длинному коридору, цепляясь взглядом за таблички с номерами палат. Когда наконец нашла нужную, сердце упало — за стеклом, подключенная к аппаратам, лежала Людмила Петровна. Лицо, обычно оживленное улыбкой, теперь было бледным и безвольным, тонкие руки с синяками от капельниц беспомощно лежали на одеяле.
— Инсульт, — коротко сказал врач. — Состояние тяжелое, но стабильное.
Анна три дня не отходила от больничной койки. Читала вслух бабушкины любимые книги, протирала ей лицо влажной салфеткой, держала за руку. Иногда ей казалось, что пальцы Людмилы Петровны слабо сжимаются в ответ.
Максим ни разу не приехал.
— У меня деловые переговоры, — отмахнулся он по телефону. — Да и что я там могу сделать?
На четвертый день врач вышел к Анне с потухшим взглядом.
— Мы сделали все возможное…
Похороны прошли тихо. Из родственников пришла только дальняя тетка, пару раз перекрестилась у гроба и тут же заторопилась к выходу. Анна стояла у могилы, сжимая в руках бабушкину старую брошь — ту самую, с бирюзой, которую Людмила Петровна всегда надевала по особым случаям.
Максим даже не появился.
— Встреча важная, — пробурчал он вечером, утыкаясь в монитор.
Прошла неделя. Анна по инерции ходила на работу, отвечала машинально, жила в каком-то тумане. Офисные стены давили, коллеги казались чужими. Единственное, что ее держало — мысли о бабушкиной квартире. Нужно было разобрать вещи, решить, что делать дальше.
Но судьба распорядилась иначе.
Звонок от нотариуса застал ее в обеденный перерыв.
— Анна Сергеевна? Вера Павловна оставила вам квартиру. Со всей обстановкой и коллекцией.
Анна остолбенела.
— Но… она всегда говорила, что завещает ее приюту для животных…
— Завещание изменено месяц назад, — нотариус перелистнул страницу. — Есть запись: «Оставляю единственному человеку, который приходил ко мне без расчета».
По дороге домой Анна вспоминала каждую их встречу. Как бабушка учила ее различать оттенки чая по аромату, как смеялась над ее неудачными попытками испечь штрудель, как однажды сказала, глядя ей в глаза:
— Ты сильнее, чем думаешь. Просто еще не время.
Дома ее ждал Максим. Впервые за год он встретил ее не перед компьютером, а с чашкой кофе на кухне.
— Ну что, наследница? — ухмыльнулся он. — Я уже посмотрел цены на подобное жилье в центре. Думаю, выручим миллиона три. Хватит на новую квартиру и машину.
Его глаза блестели. Не от радости за нее. От жадности.
Анна молча прошла в комнату, закрыла дверь. Впервые за пять лет она четко поняла: этот человек не любил ее никогда.
А на следующее утро, случайно взяв его телефон (он попросил передать зарядку), она увидела сообщение:
«Котик, не забудь, сегодня в семь у нашего кафе. Обсудим нашу Испанию».
Подпись — «Алина».
Сердце заколотилось. Пальцы сами потянулись к переписке. Последнее сообщение Алины:
«Сколько можно ждать? Продашь уже эту развалюху своей дуры и поедем!»
В тот вечер Анна не спала. А под утро набрала номер, которого избегала пять лет.
— Пап… — голос дрогнул. — Поможешь?
Ответ был простым:
— Приезжай.
И за этим одним словом стояло больше, чем за всеми годами ее брака.
Отцовский дом встретил Анну запахом свежего хлеба и яблочного пирога – точно таким же, как в детстве. Отец стоял на пороге, седеющий, в потертом домашнем свитере, но с той же твердой осанкой, что и десять лет назад.
— Заходи, — сказал он просто, беря ее сумку.
И в этих двух словах не было упреков за пять лет молчания, только тихая радость.
За чаем Анна рассказала все: про Максима, про наследство, про найденные сообщения. Отец слушал молча, лишь крепче сжимая кружку, когда она дошла до измены.
— Документы на квартиру оформлены на тебя? — спросил он наконец.
— Нет, на меня и Максима. Мы же в браке…
— Значит, оформим иначе.
Отец развернул ноутбук и начал печатать. Через час он откинулся на спинку стула:
— Квартира бабушки – твоя единолично. По закону наследство, полученное в браке, не делится. Но твой муж может претендовать на долю, если вложил деньги в ремонт или содержание. Ты что-то такое подписывала?
Анна покачала головой.
— Тогда все просто. Завтра идем к моему знакомому юристу.
На следующее утро Максим, не дождавшись ее возвращения, начал названивать.
— Ты где? Риэлтор ждет в той квартире! — рявкнул он в трубку.
— Я не собираюсь ее продавать, — тихо сказала Анна.
На другом конце провода повисло молчание, затем хриплый смех:
— Ты о чем? Это же наши общие деньги!
— Нет, Максим. Это мое наследство.
Он приехал через два часа – красный от ярости, с подругой-риэлтором. Отец Анны открыл дверь.
— Жена дома? — Максим попытался заглянуть за его спину.
— Бывшая жена, — поправил отец. — И нет, не дома.
— Мы в браке! — Максим повысил голос. — Имею право на половину!
Отец медленно достал телефон:
— Вот номер моего адвоката. Все вопросы – к нему. А теперь – прощайте.
Дверь закрылась перед носом ошарашенного Максима.
Через неделю Анна подписала заявление на развод. Максим сопротивлялся, угрожал судом, но юрист отца быстро пресек его попытки – наследство осталось неприкосновенным.
Анна переехала в бабушкину квартиру. Первые ночи она провела, обняв подушку, слушая, как скрипят старые половицы. Но постепенно страх ушел. Она распаковала бабушкины книги, развесила картины, достала из шкафа мольберт, который Людмила Петровна купила ей на восемнадцатилетие.
Однажды, разбирая шкаф, Анна нашла альбом с фотографиями. На пожелтевшем снимке молодая Людмила Петровна стояла рядом с высоким мужчиной – дедом Анны, реставратором. На обороте надпись:
«Любить – значит вместе создавать что-то прекрасное. 1967 год».
В тот же вечер Анна достала краски. Первый мазок был робким, второй – увереннее. К утру на холсте появились очертания бабушкиного дома.
А через неделю раздался звонок в дверь. На пороге стоял Алексей – ее бывший однокурсник, теперь реставратор.
— Людмила Петровна заказывала у нас реставрацию буфета, — объяснил он. — Договор еще действует…
Они пили чай на кухне, и Анна вдруг осознала, как давно не смеялась так искренне. Алексей оказался тем, кто помнил ее еще студенткой-художницей.
— А ты все еще рисуешь? — спросил он перед уходом.
Анна отвела глаза:
— Давно забросила…
— Жаль. У тебя был талант.
На следующий день он прислал сообщение: «В моей галерее скоро выставка. Есть свободная стена. Попробуешь?»
И жизнь, которая еще месяц назад казалась тупиком, вдруг распахнулась новыми красками.
Анна стояла перед большим окном в бабушкиной гостиной, наблюдая, как первые лучи утреннего солнца играют в хрустальной вазе на старом буфете. Три месяца прошло с тех пор, как она начала новую жизнь в этом доме, наполненном воспоминаниями и теплом. Сегодня был особенный день — ее первая выставка в галерее Алексея.
Она аккуратно упаковывала последнюю картину — портрет Людмилы Петровны, написанный по памяти. Кисти, тюбики с красками и банки с разведенным лаком превратили когда-то аккуратную комнату в настоящую мастерскую. Анна улыбнулась, вспоминая, как месяц назад Алексей, увидев ее работы, долго молчал, а потом сказал: «Почему ты скрывала это все годы?»
Галерея «Возрождение» встретила их шумом последних приготовлений. Рабочие заканчивали развешивать картины, а Алексей в своей неизменной клетчатой рубашке с закатанными рукавами давал последние указания.
«Ты волнуешься?» — он подошел к Анне, бережно взяв ее за руку.
«Ужасно», — призналась она, чувствуя, как дрожат ее пальцы. — «Я ведь не выставлялась со времен института…»
Алексей улыбнулся своей спокойной, уверенной улыбкой: «Сегодня все увидят, какого художника потерял мир, пока ты играла в примерную жену».
Открытие превзошло все ожидания. Люди подолгу стояли перед ее работами, задавали вопросы, восхищались техникой. Особенно всех поразила серия «Дом с историей» — зарисовки бабушкиной квартиры, где каждый предмет был написан с такой любовью, что казалось, вот-вот оживет.
Когда толпа гостей немного поредела, Алексей неожиданно взял микрофон: «Друзья, у меня есть небольшой сюрприз». На экране позади него появилась фотография — молодая Людмила Петровна на фоне Эрмитажа. «Эта выставка — не только возвращение талантливого художника. Это история о том, как настоящее искусство, как настоящая любовь, всегда находят дорогу назад».
После закрытия они сидели в маленьком кафе рядом с галереей. Алексей рассказывал о новых проектах, а Анна вдруг осознала, как естественно и правильно чувствует себя рядом с этим человеком. Он знал ее настоящую — ту, что пряталась годы за маской удобной жены.
«Знаешь, — задумчиво сказал Алексей, поворачивая в руках бокал, — когда я впервые вошел в твою… вернее, бабушкину квартиру, я сразу понял — там твое место. Ты будто стала частью этого дома. Как будто он ждал тебя все эти годы».
На следующее утро, когда Анна заваривала кофе, раздался звонок. Незнакомый женский голос представился искусствоведом из московской галереи: «Мы видели ваши работы. Хотим предложить участие в выставке современного искусства…»
День за днем жизнь обретала новые краски. Анна с головой погрузилась в творчество, Алексей помогал с организацией выставок, а по вечерам они вместе реставрировали старый бабушкин буфет — тот самый, с которого началась их история.
Однажды декабрьским вечером, когда за окном кружил первый снег, Алексей неожиданно опустился на одно колено перед этим самым буфетом. В его руке блеснуло старинное кольцо с сапфиром — фамильная реликвия.
«Моя бабушка говорила, что настоящее счастье — это когда два сердца вместе создают что-то прекрасное, — голос Алексея дрожал. — Анна, давай создадим нашу историю?»
Слезы катились по ее щекам, когда она кивала: «Да». В этот момент луч закатного солнца, пробившийся сквозь витражное окно, заиграл на стенах всеми цветами радуги — точно так же, как когда-то в детстве, когда бабушка впервые пустила ее в эту комнату и сказала: «Смотри, Анечка, это волшебство».
Теперь это было ее волшебство. Ее дом. Ее жизнь. И самое главное — ее любовь, которая, как и предсказывала Людмила Петровна, пришла без расчета, просто потому что была настоящей.
Прошло два года с того декабрьского вечера, когда Алексей сделал предложение. Бабушкина квартира теперь выглядела иначе — в ней гармонично сочетались старина и современность. Отреставрированный буфет сиял полированным деревом, на стенах рядом с фамильными картинами висели работы Анны, а в бывшей гостевой комнате теперь располагалась светлая мастерская с пахнущими красками холстами и эскизами будущих проектов.
Их свадьба была тихой и душевной — только самые близкие. Отец Анны, наконец помирившийся с дочерью, шел ее под венец с гордо поднятой головой. Даже несколько коллег-художников, с которыми Анна подружилась за время выставок, пришли поздравить пару. Максим, как она потом узнала, уехал в другой город со своей любовницей, но Анна уже не думала о нем — эти воспоминания больше не причиняли боли.
Алексей тем временем расширил свою галерею, превратив ее в известное в городе арт-пространство. Анна стала его главным художником и куратором нескольких выставок. Ее работы теперь покупали не только местные ценители искусства, но и коллекционеры из других городов. Однажды даже позвонили из небольшого музея в Петербурге — хотели приобрести ее серию «Дом с историей» для постоянной экспозиции.
Но самым большим чудом стала новость, которую Анна узнала прошлой осенью — она ждала ребенка. Людмила Петровна всегда мечтала о правнуках, и теперь Анна с теплотой думала о том, что ее малыш будет расти в этом доме, среди тех же стен, что когда-то хранили детский смех его мамы.
Сегодня у них гости. Отец Анны пришел с огромным пирогом и новым фотоальбомом — он нашел старые снимки, где маленькая Аня сидит на коленях у Людмилы Петровны и рисует свой первый «шедевр». Алексей, смеясь, сравнил эти каракули с ее нынешними работами, а потом нежно обнял жену за плечи:
— Видишь, все в жизни идет своим чередом. Даже если кажется, что мечты забыты, они просто ждут своего часа.
Вечером, когда гости разошлись, Анна подошла к большому портрету Людмилы Петровны, висевшему в гостиной. Бабушка смотрела на нее с теплой улыбкой, словно одобряя все, что произошло.
— Спасибо, — прошептала Анна. — За дом. За мудрость. За то, что научила меня видеть главное.
За окном шел мягкий весенний дождь, точно такой же, как в то утро, когда она впервые после долгого перерыва пришла к бабушке. Но теперь в этом доме больше не было одиночества — только уют, творчество и любовь, которая с каждым днем становилась крепче.
Анна положила руку на едва округлившийся живот и улыбнулась. Скоро в этом доме снова раздастся детский смех. И это будет новая история. Их история.
Раннее утро окрасило стены спальни персиковым светом. Анна проснулась от легкого толчка в животе — малыш, казалось, уже знал, что сегодня особенный день. Ровно пять лет назад она переступила порог этой квартиры как растерянная женщина с разбитым сердцем. Сегодня же здесь будет праздник — день рождения их трехлетней дочки Софийки и открытие новой выставки Анны в расширенной галерее Алексея.
Алексей уже хлопотал на кухне. Запах свежеиспеченных булочек по бабушкиному рецепту смешивался с ароматом кофе. Услышав шаги жены, он обернулся и улыбнулся:
«Спокойной ночи не было, а доброе утро уже наступило. Как спалось, художница?»
«Как в сказке,» Анна потянулась, осторожно обнимая свой округлившийся живот — через три месяца у Софийки появится братик. «Только вот наш главный именинник,» она положила руку на живот, «решил, что спать сегодня — скучно.»
*** Эпилог
Из детской донесся шум — маленькая непоседа уже проснулась. Через мгновение в кухню ворвался вихрь в розовом халатике с бантами:
«Мама! Папа! Я уже большая! Мне три года!»
Алексей подхватил дочку на руки, кружа по кухне под ее звонкий смех. Анна наблюдала за ними, вспоминая, как боялась когда-то, что никогда не сможет быть хорошей матерью. Теперь эти страхи казались такими далекими.
Праздник начался в полдень. Гостиная, где когда-то Людмила Петровна рассказывала свои истории, теперь была наполнена детским смехом и воздушными шарами. Отец Анны, гордый дедушка, с важным видом возился с видеокамерой, стараясь запечатлеть каждый момент. Даже бывшие коллеги Анны по рекламному агентству пришли поздравить малышку — они до сих пор не могли поверить, что застенчивый дизайнер стала известным художником.
Среди гостей Анна заметила незнакомую пожилую женщину. Та молча стояла у буфета, бережно проводя пальцами по резным узорам.
«Здравствуйте,» осторожно подошла Анна. «Вы знакомы с нашей семьей?»
Женщина обернулась. Глаза, удивительно похожие на бабушкины, смотрели на Анну с теплой грустью.
«Я — сестра Людмилы Петровны. Лидия. Мы… потеряли связь много лет назад.» Она оглядела комнату. «Как же все здесь прекрасно сохранилось. И так похоже на нее.»
Анна почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди. Она знала, что у бабушки была сестра, но та уехала за границу еще в советские времена.
«Бабушка… она часто вспоминала вас,» мягко сказала Анна. «Особенно когда смотрела на тот сервиз в серванте. Говорила, что это ваш общий подарок от родителей.»
Лидия Павловна улыбнулась, и в этот момент Анна увидела в ней ту же мудрость, что так любила в Людмиле Петровне.
«Я привезла кое-что,» гостья достала из сумки старую фотографию. «Для вашего альбома. Люда и я, нам по двадцать лет здесь.»
На пожелтевшем снимке две улыбающиеся девушки стояли на фоне Невы. Анна вдруг осознала — вот оно, настоящее наследство. Не просто квартира или вещи, а эта нить, связывающая поколения.
Вечером, когда гости разошлись, а Софийка наконец уснула в обнимку с новым плюшевым зайцем, Анна и Алексей сидели на кухне, разбирая подарки.
«Знаешь,» задумчиво сказала Анна, разглядывая старую фотографию, «я сегодня поняла одну важную вещь. Бабушка оставила мне не просто дом. Она дала мне корни. И теперь наша задача,» она положила руку на живот, «дать такие же крепкие корни нашим детям.»
Алексей обнял жену за плечи:
«И мы дадим. Ведь теперь у нас целая история за спиной. И,» он поцеловал ее в макушку, «еще больше истории — впереди.»
За окном медленно падал снег, покрывая город белым покрывалом. В доме, где когда-то жила одна пожилая женщина со своими воспоминаниями, теперь звучал смех, кипела жизнь, и продолжалась история — такая же теплая и настоящая, как чай в бабушкиных фарфоровых чашках.
***»
Десять лет спустя
Осенний ветер играл золотистыми листьями во дворе старинного дома, когда Анна распаковывала коробку с новыми выставочными каталогами. В руках она держала особенный экземпляр — каталог своей персональной выставки в Третьяковской галерее, той самой, куда когда-то водила ее маленькую бабушка Людмила Петровна.
Из кухни доносился смех — Алексей помогал Софийке и восьмилетнему Мите лепить пирожки, а четырехлетняя Алиска серьезно «руководила» процессом, стоя на табуретке. Анна прислушалась к этому домашнему шуму, и в сердце потеплело. Как же далеко она ушла от той запуганной женщины, что боялась даже мечтать.
Телефонный звонок прервал ее размышления. На экране высветилось имя отца.
«Анечка, ты не поверишь! — его голос звенел непривычной радостью. — В архивах нашли несколько неизвестных работ деда! Те самые, что считались утерянными после войны.»
Анна замерла. Дедушкины работы — тот самый реставратор, о котором так мало знала. Теперь его наследие не канет в лету, как она всегда боялась.
«Пап, это же… Это невероятно! Мы обязательно…»
Ее прервал звонок в дверь. На пороге стояла Лидия Павловна, бабушкина сестра, с большим плоским пакетом в руках.
«Я не могла не приехать, — сказала она, снимая пальто. — После твоей выставки в Петербурге я поняла — это нужно сделать сейчас.»
В гостиной, за большим дубовым столом, который когда-то реставрировал Алексей, Лидия Павловна развернула пакет. Это была картина — удивительный пейзаж, написанный рукой мастера.
«Это работа вашего деда, — тихо сказала старушка. — Последняя, которую он закончил перед смертью. Люда хранила ее все эти годы, а потом… она должна была перейти к тебе.»
Анна осторожно прикоснулась к холсту. В уголке стояла подпись и дата — ровно за неделю до его смерти. И вдруг она поняла — на картине был изображен этот самый дом, каким он был много лет назад.
«Они мечтали, что здесь всегда будет большая семья, — сказала Лидия Павловна, глядя, как по комнате носятся Софийка и Митя. — И их мечта сбылась.»
Вечером, когда дети уснули, а Лидия Павловна уехала в гостиницу, обещав вернуться завтра с новыми историями о бабушке, Анна и Алексей сидели в мастерской. Дедушкина картина уже висела на почетном месте — рядом с портретом Людмилы Петровны.
«Знаешь, о чем я думаю? — Анна обняла мужа. — Как же все удивительно складывается. Если бы не бабушка, не ее мудрость… Если бы не ты…»
Алексей прервал ее поцелуем:
«Если бы не твой талант и смелость. Если бы не твое сердце, которое сумело снова поверить.»
За окном падали первые снежинки сезона, тихо ложась на старые липы во дворе. В доме пахло яблочным пирогом и красками. На мольберте стоял новый холст — начало картины, которую Анна назовет «Полный круг». Потому что именно этим чувством было наполнено ее сердце — ощущением, что все встало на свои места.
Боль, предательство, потери — все это осталось в прошлом. А впереди было еще столько историй, которые предстояло прожить. И самое главное — теперь она точно знала: настоящая любовь, как и настоящее искусство, не умирает. Оно просто переходит в другие руки, чтобы жить дальше.
Мартовский ветер трепал страницы календаря в мастерской Анны, отсчитывая последние дни перед важным событием. Через неделю в их доме должен был появиться новый жилец — маленький Артём, которого они с Алексем ждали уже три года. Усыновление — решение, давно зревшее в их сердцах, но только теперь обретшее окончательную форму.
Анна поправила рамку с последней семейной фотографией на книжной полке. Вот Софийка, уже почти подросток, с серьезным видом держит за руку младшую сестренку. Митя, их десятилетний философ и мечтатель, обнимает пушистого кота — прямого потомка тех самых бабушкиных мурлык. А между ними — она и Алексей, счастливые, умиротворенные.
Звонок в дверь отвлек её от размышлений. На пороге стояла невысокая женщина в строгом костюме — социальный работник Елена Витальевна, которая вела их дело об усыновлении.
«Я привезла кое-что для вашего будущего сына,» — улыбнулась она, протягивая потрёпанную тетрадь. — «Артём попросил передать. Это его «книга жизни», которую мы делаем с каждым ребёнком.»
Анна осторожно открыла первую страницу. Фотография трёхлетнего мальчика с огромными, полными доверия глазами. На следующей странице — детские рисунки, на третьей — запись воспитателя: «Артём любит слушать истории перед сном и собирать камешки.»
«Он знает, что скоро обретёт семью?» — спросила Анна, чувствуя, как сердце учащённо бьётся.
«Знает. И очень ждёт. Особенно его впечатлило, что его новая мама — художница,» — социальный работник улыбнулась. — «Он сам попросил вписать в книгу, что мечтает научиться рисовать лошадей.»
После её ухода Анна долго сидела в гостиной, перелистывая страницы «книги жизни». Вдруг её взгляд упал на старую фотографию Людмилы Петровны, стоявшую на буфете. Бабушка словно подмигивала ей с того снимка, будто говорила: «Видишь? История повторяется.»
И правда — сколько параллелей. Когда-то Людмила Павловна приютила в этом доме потерянную Анну. Теперь она сама открывала двери тому, кто нуждался в тепле и защите.
Вечером, когда Алексей вернулся с детьми с экскурсии в его галерею, они собрались за большим столом — вся их шумная, разношёрстная компания. Даже кот Васька устроился на своём привычном месте у печки.
«Значит, через неделю у меня будет ещё один брат?» — серьёзно спросила младшая Алиска, размазывая варенье по блинчику.
«Да, солнышко,» — Анна поймала взгляд Алексея. — «И мы все вместе поможем ему почувствовать себя дома.»
«А он будет спать в моей комнате?» — встревожился Митя, на секунду оторвавшись от книги.
«Первое время — в гостевой. А потом посмотрим,» — мудро ответил Алексей, поправляя очки. — «Главное — чтобы всем было хорошо.»
После ужина, укладывая детей, Анна задержалась в комнате Софийки. Двенадцатилетняя дочь сидела на кровати, задумчиво разглядывая фотографию в «книге жизни» Артёма.
«Мама, а он… он будет как родной?» — вдруг спросила она, и в её глазах читалась детская тревога.
Анна присела на край кровати, бережно обняв дочь:
«Чувства нельзя приказать, они приходят сами. Но знаешь, что я поняла? Любовь — это не только кровь. Это выбор. Как когда-то бабушка Люда выбрала меня. Как папа выбрал нас с тобой.»
Софийка задумалась, потом неожиданно улыбнулась:
«Тогда я тоже выбираю. У меня будет ещё один брат. И я научу его рисовать лошадей — у меня лучше получается, чем у тебя!»
Смеясь, Анна выключила свет и вышла в коридор, где её ждал Алексей. Они молча прошли в гостевую комнату — ту самую, где когда-то останавливалась Лидия Павловна. Теперь здесь стояла новая кровать, на тумбочке лежали купленные сегодня книжки, а на стене висел рисунок — лошадь, которую Анна нарисовала сегодня после ухода социального работника.
«Представляешь, каково ему будет — из казённых стен в этот дом?» — тихо сказал Алексей, обнимая жену за плечи.
Анна посмотрела вокруг. Вот скрипучая половица у двери, которую Алексей всё никак не мог починить. Вот солнечный зайчик, что каждое утро появлялся на стене в одном и том же месте. Вот трещинка в потолке в форме сердца — та самая, которую она заметила в первую же ночь в этом доме.
«Он полюбит этот дом, как любим его мы,» — уверенно сказала она. — «Потому что этот дом умеет любить. В его стенах столько тепла, что хватит на всех.»
За окном медленно падал снег, такой же невесомый и чистый, как в тот вечер, когда Алексей сделал ей предложение. Анна прижалась к мужу, слушая привычные звуки их дома: тихое посапывание Алиски за стеной, скрип старого буфета, тиканье бабушкиных часов в гостиной.
Скоро здесь добавится ещё один звук — смех нового человека. И история этого дома продолжится. Как продолжаются все настоящие истории — передаваясь из рук в руки, от сердца к сердцу.
