— Продай всё, что тебе оставили родители, моя младшая в деньгах нуждается, — властно заявила свекровь, постукивая накрашенными ногтями по столешнице.
— Вера Николаевна, это дом моего детства, — Ирина сжала кулаки под столом. — Там похоронена моя собака Дымка, там мама высадила яблони в год моего рождения.
— Сентиментальные глупости! Яблони, собаки… — свекровь фыркнула. — У Кристины ипотека душит, а ты цепляешься за старые стены и ржавую «Волгу» в гараже.
— Моего мужа, вашего сына, похоже, не смущает, что вы распоряжаетесь нашей жизнью? — Ирина подняла взгляд, в котором плескалась тихая ярость.
Ирина смотрела на чашку с остывшим чаем. Фамильный сервиз матери, тонкий фарфор с голубыми незабудками. Когда-то мама говорила: «Доченька, берегу для твоей семьи, для особых случаев». Особый случай настал — свекровь явилась с ультиматумом.
Трехкомнатная квартира в центре и отцовская «Волга» 1980 года — всё, что осталось от родителей, погибших в прошлом году в автокатастрофе. Ирина еще не разобрала их вещи. Не могла заставить себя.
— Андрей будет через час, — сказала Ирина, поднимаясь из-за стола. — Подождите его, Вера Николаевна. Я думаю, это семейное решение.
— Что ждать-то? — свекровь поправила дорогой шарф. — Андрюша согласен. Мы уже обсудили.
Комната поплыла перед глазами. Пять лет брака, и Андрей, ее муж, обсуждает продажу наследства со своей матерью, а не с ней?
— Не верю, — выдохнула Ирина.
— Милочка, — Вера Николаевна улыбнулась уголком губ, — ты всегда была наивной. Кристина — его сестра. Кровь не водица. А твои родители… ну, царствие им небесное, но они теперь в прошлом.
Ирина вспомнила, как отец учил ее водить ту самую «Волгу». «Держи руль крепче, дочка. В жизни так же — или ты дорогу выбираешь, или тебя несет, куда ветер дунет». А мама на заднем сиденье смеялась: «Петя, не пугай ребенка! Жизнь — не гонки».
— Знаете, что сказал мне отец перед смертью? — Ирина посмотрела прямо в глаза свекрови. — «Береги то, что мы с мамой создавали. Это не просто вещи — это наша история».
— История! — Вера Николаевна закатила глаза. — Сейчас важнее, что у Кристиночки двое детей, муж бросил, платежи по ипотеке задерживает. А у вас с Андреем что? Пять лет брака и никаких детей. Даже не знаю, что вы там делаете вдвоем.
Ирина вздрогнула. Три выкид/ыша за пять лет. Андрей обещал, что они справятся. Что еще попробуют. Что он любит ее, а не возможность стать отцом.
— Вы ведь знаете, почему у нас нет детей, — тихо сказала Ирина.
— Знаю, — отрезала свекровь. — И Андрюша знает. Мужчине нужен наследник, а не пустоцвет в доме.
Входная дверь хлопнула. Андрей. Высокий, как отец, с его же привычкой насвистывать, когда нервничает. Сейчас он насвистывал.
— Мама? — удивился он, увидев Веру Николаевну. — Ты не предупредила, что придешь.
— А зачем? — свекровь поднялась, чмокнула сына в щеку. — Я к невестке заглянула, обсудить кое-что.
Андрей перевел взгляд на Ирину. Она стояла бледная, с закаменевшим лицом.
— Что случилось? — спросил он, снимая пальто.
— Твоя мать считает, что я должна продать квартиру родителей и машину отца, чтобы отдать деньги Кристине, — ровным голосом сказала Ирина. — И уверяет, что ты одобрил эту идею.
Андрей замер с пальто в руках.
— Что?
— Ой, да ладно, — отмахнулась Вера Николаевна. — Не делай такое лицо. Мы же говорили, что Кристине нужна помощь.
— Мама, — Андрей медленно повесил пальто, — мы говорили, что можем дать ей денег на первый взнос. Наших денег. Заработанных.
— Ну, это одно и то же, — пожала плечами свекровь. — Что ваши деньги, что эта квартира. Семейный бюджет же.
Ирина смотрела на мужа. Тот самый момент, о котором говорил отец. Либо ты выбираешь дорогу, либо тебя несет.
— Андрей, — тихо сказала она. — Это правда? Ты считаешь, что наследство моих родителей — это «то же самое», что наши общие деньги?
Андрей молчал слишком долго.
— Ирочка, ну ты пойми… — начал он наконец. — Кристинка в такой ситуации… А квартира твоих родителей все равно пустует. Мы же не переедем туда, правда? У нас своя жизнь.
Ирина почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Тихо, без звука. Как падает снег.
— Вот! — торжествующе сказала свекровь. — Андрюша всё понимает. Семья должна помогать семье.
— А я не семья? — спросила Ирина.
— Конечно, семья! — воскликнул Андрей. — Но и Кристина тоже семья. Моя сестра.
— Которой нужнее мое наследство, чем мне, — кивнула Ирина. — Понятно.
Она встала, подошла к серванту, достала шкатулку красного дерева. Отец привез ее из командировки в Архангельск, когда Ирине было двенадцать. «Для твоих сокровищ», — сказал он тогда.
— Что ты делаешь? — нахмурился Андрей.
Ирина открыла шкатулку, достала сложенный вчетверо лист бумаги.
— Помнишь, я ездила к нотариусу на прошлой неделе? — спросила она. — Оформляла наследство.
— Помню, — кивнул Андрей. — И что?
— Я составила завещание, — Ирина развернула лист. — На всякий случай. Знаешь, после родителей как-то… задумываешься.
— Ты в своем уме? — возмутилась свекровь. — Тебе тридцать два!
— В моем, — кивнула Ирина. — Впервые за долгое время — в своем.
Она протянула лист Андрею.
— Прочти вслух, пожалуйста. Особенно пункт третий.
Андрей взял бумагу, пробежал глазами.
— «В случае моей смерти все мое имущество, включая трехкомнатную квартиру по адресу…» — он запнулся, перевел взгляд на третий пункт. — «Исключаю из числа наследников моего супруга Андрея Сергеевича Климова и всех его родственников по восходящей и нисходящей линии».
Вера Николаевна побагровела.
— Ты… ты! — она задыхалась от возмущения. — Да как ты смеешь! Андрей, она лишила тебя наследства!
— Ирина, — Андрей смотрел растерянно, — зачем это? Мы же семья.
— Семья, — эхом отозвалась Ирина. — Знаешь, я все думала — почему ты так настаивал на браке без брачного договора? Почему так злился, когда я заговорила о раздельных счетах? Теперь понимаю.
— Что ты несешь? — Андрей швырнул лист на стол. — Я женился на тебе по любви!
— До или после того, как узнал, что мои родители оставят мне квартиру в центре?
Андрей побледнел.
— Ты с ума сошла.
— Нет, — Ирина покачала головой. — Я просто вспомнила кое-что. Помнишь, на второй год нашего брака ты предложил продать мамину дачу? «Она же старая, зачем нам это старье». А через месяц твоя мама купила новую машину. Совпадение?
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Вера Николаевна. — Андрей, скажи ей!
Но Андрей молчал, и в его молчании Ирина услышала ответ.
— Я подаю на развод, — сказала она. — Можешь забрать всё, что мы нажили вместе. Мебель, технику, посуду. Даже кота забирай, хотя Барсик тебя терпеть не может. Но к наследству моих родителей ни ты, ни твоя семья не прикоснетесь.
— Ира, — Андрей шагнул к ней, — давай поговорим спокойно. Ты на эмоциях сейчас.
— Я абсолютно спокойна, — ответила Ирина. — Впервые за пять лет я вижу всё ясно. Знаешь, что еще сказал мой отец? «Человек познается не в беде, а в возможностях. Дай человеку шанс получить что-то легко — и ты увидишь его настоящее лицо».
Она подошла к двери, распахнула ее.
— Прошу вас уйти. Обоих.
— Ты пожалеешь об этом, — процедила Вера Николаевна, хватая сумку. — Андрей, идем!
Но Андрей стоял, не двигаясь.
— Ира, я правда люблю тебя, — сказал он тихо. — Может, я и думал о деньгах вначале, но потом…
— Потом ты просто привык, что я всегда уступаю, — перебила Ирина. — Что я всегда ставлю твои желания выше своих. Что я… пустоцвет в доме, как выразилась твоя мать.
Она увидела, как дрогнуло его лицо.
— Ты слышал, — кивнула Ирина. — И не остановил ее. Не защитил меня. Никогда не защищал.
— Я могу измениться, — Андрей сделал еще шаг к ней.
— Можешь, — согласилась Ирина. — Но не со мной.
Когда за ними закрылась дверь, Ирина прислонилась к стене и закрыла глаза. Внутри была пустота — ни боли, ни сожаления. Только усталость.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Кристины, золовки: «Ира, прости мою мать. Я ничего не просила. Я справлюсь сама».
Ирина смотрела на экран, не зная, что ответить. Потом набрала : «Я знаю. Береги детей».
Она прошла в спальню, достала чемодан. Сложила самое необходимое — документы, немного одежды, фотографии родителей. Позвонила в агентство недвижимости.
— Здравствуйте, — сказала она, когда на том конце ответили. — Я хочу продать квартиру. Да, как можно быстрее.
Через три дня Ирина стояла у подъезда с чемоданом. Такси должно было приехать через десять минут. Из подъезда вышел Андрей, осунувшийся, с красными глазами.
— Ты всё-таки продаешь, — сказал он глухо. — Маме назло?
— Нет, — покачала головой Ирина. — Себе в помощь.
— Что это значит?
— Я уезжаю в Тверь. Купила там дом. Почти такой же, как у моих родителей.
— Зачем? — Андрей смотрел непонимающе. — Что ты будешь делать в Твери?
— Жить, — просто ответила Ирина. — Просто жить. Без оглядки на чужие ожидания.
Прошло три года. Ирина освоилась в Твери, отремонтировала дом, завела собаку — лохматого дворнягу, удивительно похожего на ее детскую Дымку. Открыла небольшую пекарню в центре города, где сама пекла хлеб по маминым рецептам. Жизнь налаживалась, медленно, но верно.
Звонок раздался вечером вторника. Незнакомый номер.
— Алло? — Ирина прижала телефон плечом, продолжая месить тесто для завтрашней выпечки.
— Ирочка… — голос был надтреснутым, но узнаваемым. — Это Вера Николаевна.
Руки Ирины замерли в тесте. Три года без единой весточки, и вдруг этот звонок.
— Слушаю вас, — сухо ответила она.
— Андрюша… — голос свекрови сорвался. — Андрюша разбился позавчера. Нас/мерть.
Тесто под пальцами стало холодным, как лед. Ирина медленно опустилась на стул.
— Как это произошло? — спросила она после долгой паузы.
— Возвращался ночью от… — Вера Николаевна запнулась. — От новой жены. Она живет за городом. Гололед, он не справился с управлением. Врезался в фуру.
Ирина закрыла глаза. Перед внутренним взором возник Андрей — тот, прежний, который насвистывал, когда нервничал. Который обнимал ее после очередного выкидыша и говорил, что всё будет хорошо. Который предал ее.
— Мне жаль, — сказала она наконец. — Примите мои соболезнования.
— Ирочка, — голос Веры Николаевны дрогнул, — мне нужна твоя помощь.
Что-то холодное поселилось в груди Ирины.
— Какая помощь?
— Я… — свекровь закашлялась, долго не могла остановиться. — У меня рак. Четвертая стадия. Врачи говорят — месяц, может, два.
Ирина молчала, глядя в окно на падающий снег. Точно такой же падал в день, когда она ушла от Андрея.
— Кристина… она не хочет меня забирать, — продолжила Вера Николаевна. — Говорит, у нее дети, работа, нет времени за мной ухаживать. А мне нужен уход. Я уже не встаю почти.
— И вы решили обратиться ко мне, — медленно произнесла Ирина. — К женщине, которую называли пустоцветом. Которой пытались диктовать, как распоряжаться наследством родителей.
— Ирочка, я была не права, — голос свекрови стал заискивающим. — Я погорячилась тогда. Ты же знаешь, я всегда за своих детей горой.
— Знаю, — кивнула Ирина, хотя собеседница не могла ее видеть. — Только я не ваш ребенок. И даже не родственница больше.
— Но ты же добрая девочка, — в голосе появились слезливые нотки. — Всегда была доброй. Не бросишь старуху умирать в одиночестве?
Ирина вспомнила, как эта женщина смотрела на нее после третьего выки/дыша. «Не можешь родить — освободи место той, которая сможет», — сказала она тогда.
— Вера Николаевна, — Ирина говорила тихо, но твердо, — я не могу вам помочь. У меня своя жизнь. Работа. Дом.
— Я продам квартиру! — отчаянно воскликнула свекровь. — Отдам тебе все деньги! Только не оставляй меня!
— Деньги? — Ирина горько усмехнулась. — Вы правда думаете, что дело в деньгах?
— А в чем же еще? — искренне удивилась Вера Николаевна.
Ирина покачала головой. Ничего не изменилось. Для этой женщины всё по-прежнему измерялось в рублях и квадратных метрах.
— Обратитесь в хоспис, — сказала она. — Там есть профессиональные сиделки. Они знают, как облегчить боль.
— Ты бросаешь меня, — в голосе свекрови зазвучала знакомая властность. — После всего, что я для тебя сделала!
— А что вы для меня сделали, Вера Николаевна? — спокойно спросила Ирина.
На том конце воцарилось молчание.
— Я… я приняла тебя в семью, — наконец выдавила свекровь.
— Нет, — покачала головой Ирина. — Вы терпели меня, пока я была удобной. Пока не перечила. Пока отдавала всё, что имела.
— Неблагодарная! — взвизгнула Вера Николаевна. — Бессердечная тварь! Ты хуже Кристинки! Она хоть родная кровь, а ты…
— Вот видите, — Ирина улыбнулась в трубку. — Вы не изменились. Даже на пороге сме/рти вы пытаетесь манипулировать и давить. Но я больше не та Ирина, которая всё терпела.
— Ты пожалеешь! — голос свекрови сорвался на хрип. — Бог тебя накажет!
— Возможно, — согласилась Ирина. — Но это будет мой выбор и мой грех. Не ваша забота.
Она нажала отбой, положила телефон на стол. Руки дрожали. Внутри клубился ураган эмоций — жалость, гнев, горечь, облегчение.
Телефон снова зазвонил. Тот же номер. Ирина не ответила. Через минуту пришло сообщение: «Ты такая же черствая, как и твои родители. Неудивительно, что они так плохо тебя воспитали. Бог всё видит».
Ирина заблокировала номер, вытерла руки о полотенце и подошла к окну. Снег все падал и падал, укрывая землю белым саваном. Где-то там, под этим снегом, покоились ее родители. Где-то там скоро будет лежать Андрей. А потом и Вера Николаевна.
А она, Ирина, будет жить. Печь хлеб. Гулять с собакой. Встречать рассветы. И, может быть, когда-нибудь снова поверит, что заслуживает счастья.
Через неделю позвонила Кристина.
— Мама уме/рла вчера, — сказала она без предисловий. — Одна. В квартире. Соседи вызвали полицию, когда почувствовали запах.
— Мне жаль, — ответила Ирина.
— Не лги, — устало произнесла Кристина. — Тебе не жаль. И мне, если честно, тоже. Она измучила всех нас.
Они помолчали.
— Знаешь, — вдруг сказала Кристина, — я всегда завидовала тебе. Ты смогла уйти. Я — нет.
— Еще не поздно начать жить по-своему, — тихо ответила Ирина.
— Поздно, — горько усмехнулась Кристина. — У меня дети. Ипотека. Работа, которую я ненавижу. Я увязла по уши.
— Мне жаль, — повторила Ирина, и на этот раз она действительно это чувствовала.
— Не надо, — отрезала Кристина. — Каждый получает то, что выбирает. Я выбрала эту жизнь. А ты — свою.
После этого разговора Ирина долго сидела на крыльце, глядя на звезды. Где-то там, среди этих холодных огней, были души ее родителей. Может быть, теперь к ним присоединились Андрей и его мать.
«Прости меня, если сможешь», — мысленно обратилась она к бывшему мужу. — «И я постараюсь простить тебя».
Утром она встала до рассвета, растопила печь и замесила тесто для хлеба. Жизнь продолжалась — горькая и сладкая одновременно, как свежая выпечка, которую она готовила каждый день. Ее выбор. Ее путь. Ее свобода.
54 20
