— Алён, ну ты куда опять убежала? — Владимир высунулся из кухни, обмотанный кухонным полотенцем, как будто собирался сдаваться.
— Да не убегала я! — отозвалась Алена из ванной, утирая руки после очередного визита в «лабораторию красоты». — Я, между прочим, за десять минут успела выдрать три седых, нарисовать себе брови с новой формой и поругаться с феном. Это успех.
— Это диагноз, а не успех, — фыркнул Владимир, вернувшись к салату, — ты бы лучше пошла и глянула, сколько ещё этих мисочек надо расставить. У нас что, свадьба? Или ты решила закормить всех, чтоб никто не успел слова сказать?
— Очень остроумно. Особенно учитывая, что половина гостей — моя родня, которая говорит даже во сне. Причём исключительно мне в спину.
В дверь позвонили в тот самый момент, когда Алена собиралась ответить что-то особенно едкое. Вместо этого она тяжело вздохнула, проверила, не съехала ли блузка, и пошла открывать.
На пороге стояли Максим с женой Светой и их двумя малолетними ураганами — Денисом и Димкой. У обоих — по огромному пакету, будто они собираются в поход, а не на день рождения.
— Алена! — протянула Света с наигранной радостью, изображая объятие с тёщей. — Ну ты как всегда! Всё сверкает! Мы даже тапочки свои не взяли — уверены, у тебя тут и с этим порядок.
— Конечно, Светочка, — улыбнулась Алена, делая шаг в сторону, чтобы впустить всю процессия в квартиру. — Всё для вас. Хотите — на диван, хотите — на голову мне садитесь.
— Мам, а у тебя пульт от телевизора где? — с места в карьер врезался старший, Денис. — Мы мультики будем смотреть?
— Нет, ты сейчас пойдёшь в детскую, где есть настольный футбол, книжки и даже игрушечный меч. Только не бей Димку, ладно?
— Это он меня бьёт! — возмутился Димка, зажав ухо.
Алена тихо зарычала. Весело начиналось. А ведь это был только первый акт.
Минут через двадцать явились родители. Мать в пальто цвета «серый выжатый виноград», с неизменной укладкой и кислым выражением лица. Отец за ней, как тень, с бутылкой недорогого вина в пакете.
— Доченька! С днём рождения! — процедила мать, даже не попытавшись обнять. — Ты как? Не потолстела?
— Мам, ты всегда знаешь, как сказать «люблю», — Алена взяла пакет и поставила на пол. — Проходите, там уже все почти на местах.
Владимир сдержанно кивнул и протянул руку тестю. Тот пожал её, будто извиняясь, и тут же потопал в сторону кухни, спасаясь от грозовой тучи, разыгрывающейся в прихожей.
Алена заметила, как Максим с интересом окинул взглядом коридор. Задержался на дверях в спальню. Потом — на закрытой кладовке.
— Что, Максим, давно не был в гостях, вот и рассматриваешь? — бросила она через плечо, не сдержав ехидства.
— Та ну, чего ты… Просто уютно у вас. Просторно. А мы там… все на головах друг у друга. Душно.
— А я думала, вы переезжать собирались, — невинно заметила она, доставая салат из холодильника. — Говорили, копите на ипотеку.
— Да копим, копим, — вздохнула Света, садясь с видом замученной мученицы. — Только знаешь… жизнь такая, что всё идёт не по плану. Вот всё бы легче было, если бы родные могли немного поддержать…
Алена напряглась. Это был первый сигнал. Она его узнала, как только Света потянулась за хлебом.
— Ну-ну, — буркнула она себе под нос.
— Что ты сказала? — Света прищурилась.
— Я сказала, что у нас есть горячее. Не переживай, никто голодным не останется. Даже если пришёл с чемоданами.
Максим, казалось, не слышал. Он уже ушёл в другую комнату — «осмотреться», как потом ехидно скажет Владимир.
— Мам, ты заметила, как Максим глаз положил на гостиную? — Владимир налил себе вина и сделал глоток. — С таким лицом обычно смотрят невесту, у которой богатый папа.
— Ты преувеличиваешь, — ответила Алена, хотя знала: не преувеличивает. Ни на грамм.
Когда все сели за стол, мать с воодушевлением взялась за свою любимую арию: о том, как важно быть сплочённой семьёй, помогать друг другу, делиться, если есть чем.
— У тебя, Алёна, квартира большая. А у Максима — дети. Маленькие. Им дышать негде. Света мне рассказывала, как у них соседи постоянно жалуются, что мальчики топают. Ну как же так? Ведь это же дети!
Алена положила вилку. Владимир тоже отставил бокал. Все будто замерли, кроме Светы, которая снисходительно кивала, как будто слушала любимое ток-шоу, где вот-вот осудят «жестокую бездетную тётку».
— Мам, — спокойно начала Алена, и в этом спокойствии звенела сталь, — ты хочешь сказать, что я обязана отдать им свою квартиру?
— Никто не говорит «отдать», — вмешался отец, впервые за вечер. — Просто… пусть поживут. Ну сколько можно в однушке? А вы с Володей — в командировки катаетесь, у вас и дача есть.
— Ага, поживут. Потом ещё поживут. Потом заведут хомяков, шкафы поменяют и будут жить дальше. Может, мне ещё ключи им вручить с ленточкой?
— Ну хватит, Алена, — отрезала мать. — Что ты как чужая? Брат твой. Помоги ему.
— Мать, — отозвался Владимир хрипло, но твёрдо, — давайте не сегодня. Сегодня у Алены день рождения. Давайте не превращать его в суд Линча.
Но день рождения уже стал репетицией суда. Максим вернулся за стол и подмигнул отцу. Как-то криво, вразрез. Улыбка у него была такая… будто он что-то уже решил. Без неё.
Алена вдруг поняла: она не просто преувеличивала. Она безнадёжно недооценивала. И если раньше ей казалось, что это просто неудобный намёк, то теперь — она почувствовала: что-то уже началось. Только она пока не знает, что именно.
Она поднялась, постаралась улыбнуться.
— А я сейчас торт принесу. Кстати, без крема. Надеюсь, вам хватит сладкого в этой жизни. Без добавок. И без подселения.
Пока она шла на кухню, она видела, как Максим снова бросает взгляд в сторону кладовки. А Света лениво размешивает чай и что-то шепчет старшему сыну. И как мать негромко, почти шепотом, говорит отцу:
— А я считаю, что она черствая. Холодная. Всё бы только для себя.
Алена крепко сжала руки.
Праздник продолжался. Но где-то в его фоне уже раздавались шаги чего-то очень тёмного. И шепот, который она услышит гораздо громче, когда вернётся в эту квартиру через два дня. Без гостей. И без предупреждения.
Они вернулись в воскресенье вечером. Двое уставших, но довольных — Владимир с лёгким загаром, Алена с мешочком ракушек в сумке, которые она зачем-то набрала на пляже, будто хотела утащить с собой доказательства, что хорошие дни ещё случаются. Два дня на даче без интернета, родственников и разговоров о «семейной поддержке» — как таблетка от бешенства. Только таблетка оказалась просроченной.
Когда Владимир вставил ключ в замок, тот не повернулся. Ни влево, ни вправо. Просто застрял. Как будто кто-то внутри держал замок изнутри — или поменял его.
— Не понял, — он дёрнул дверь. — Что за…
— Подожди. — Алена похолодела. У неё словно в животе разлился лёд. — Ещё раз попробуй.
Он попробовал. Безрезультатно. Потом отступил и нажал звонок.
Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял Димка. В пижаме. С зубной щёткой в руке.
— Мама! — заорал он. — Это они пришли!
И скрылся в коридоре.
Алена не сразу поняла, как у неё получилось остаться на месте. Ноги ватные, сердце гудит в ушах, а перед глазами — будто кадр из дурного сна: в их коридоре висят чужие куртки, на тумбочке — кроссовки не их размера, а на крючке — рюкзак с Человеком-Пауком. Чужая жизнь впилась в её личную, как паразит.
Света появилась на пороге с полотенцем на голове и стаканом чая в руке.
— Ну, наконец-то! — Она улыбнулась. — А мы думали, вы ещё на сутки. Не переживай, Ален, мы тут всё аккуратно. Чисто. Ничего не тронули. Только обустроились чуть-чуть.
— Света. Что. Вы. Делаете. В. Моей. Квартире? — Алена говорила медленно. Буквы выстреливали, как пули.
— Ну как же, Аленушка, — наигранно ласково протянула Света, — Максим же тебе говорил. У вас три комнаты, у нас двое детей. Ну не разбрасываться же площадями, правда?
— Ты… ты совсем охренела? — Владимир сделал шаг вперёд, но Алена остановила его рукой. — Как вы сюда вообще попали?
Максим вышел из спальни. В спортивных штанах, босиком, с ключами в руке.
— О, привет, семья! А мы думали, вы в понедельник только! Ну ладно, раз уж так… проходите. Дом родной, как-никак.
— Максим. Ты взял ключи? — голос Алены дрожал, как стекло перед ударом. — Украл их?
— Да не украл я, перестань. Они на тумбочке лежали, мы после праздника задержались, я подумал — раз уж такое дело, воспользуемся шансом. Мам с папой поддержали. Ты же сама говорила, что надо быть ближе друг к другу.
— Я это в сортире себе на стене писала, что ли? — взорвалась Алена. — Вы что, с ума сошли?! Вы вломились в мою квартиру, поселились тут, пока нас не было, и решили, что это нормально?
— Да перестань ты драматизировать, — фыркнул Максим. — Мы же не какие-то чужие. Брат твой. Ты же всегда была… ну, правильная. Понимающая. Разумная. А тут прям как в кино: «предательство», «вторжение». Ой, Ален, не позорься.
— Володя, — сказала она тихо, — вызывай полицию.
— Ты рехнулась?! — заорала Света. — Это же твой брат!
— Именно. А не грабитель, которому я должна ещё и благодарность вручить за «обустройство». Мне что, теперь фальшивый договор снимать с холодильника?
Максим шагнул вперёд, сжал кулаки.
— Ты не посмеешь. Я детей на улицу не выкину. Поняла?
— Посмею. И выкину. Через окно, если придётся.
— Алёна! — В прихожей раздался знакомый голос. Мать. Она влетела в квартиру, будто ждала где-то за углом, когда настанет её выход. — Ты совсем без стыда?! На брата полицию?! Ты что, зверь?
— Я — человек. А вы, похоже, давно забыли, что чужие границы — это не газон, по которому можно топтаться, потому что «свои».
— Алена, успокойся, — вмешался отец, влезая в узкий коридор. — Это… временно. Ну поживут. Пока что-нибудь найдут. Ты же знаешь, сейчас тяжело с жильём. Мы думали, ты поймёшь.
— Вы думали. А спросить?
— Мы боялись, ты откажешь.
— Да ну? — её голос сорвался. — Так вот зачем вы все эти речи о «семейной поддержке» толкали за столом? Значит, знали заранее? Все вы, как миленькие?
— А чего ты орёшь? — Максим тоже перешёл на крик. — У тебя три комнаты, мать твою! А у нас дети! Да кто ты после этого, если нет в тебе ни капли сострадания?
— Я? Я — та, кто теперь официально ваша самая большая ошибка. И с этим придётся жить.
— Алёнка, да перестань ты! — Света вдруг подошла ближе. — Ну чего ты, ну? Дай хоть месяц. Ну две недели. Мы за это время всё решим.
— За это время вы прочно осядете и вызовете соцработников защищать «бедную семью с детьми». Я уже видела такие передачи. Нет. Кончено.
Она развернулась, достала из сумки телефон и молча набрала 112. Владимир смотрел на неё с лёгким ужасом и гордостью. Его жена была бурей. Ураганом. Женщиной, которую больше никто не прижмёт к стенке.
— Вызывай участкового, — коротко бросила она. — Нелегальное проникновение в квартиру. Есть свидетели. И пусть с детьми. Пусть с мамами, папами и всем прочим цирком. Пусть посмотрят, что бывает, когда путают доброту с удобством.
— Ты с ума сошла! — завизжала мать. — Ты рвёшь семью!
— А она меня рвёт каждый день, мамочка. Но ничего, я зашиваюсь. Сегодня — нитками. Завтра — камнем.
Максим сжал челюсть. Света кинулась к детям, закрывая их от «безумной тётки». Отец опустил глаза. Только Владимир стоял рядом и тихо сказал:
— Я в тебя верю. Хочешь — сам в суд подам. Но мы их вытащим отсюда. Обещаю.
Алена кивнула.
Снаружи уже слышались сирены. Скорая ли, полиция — неважно. В любом случае — помощь уже в пути.
Полиция приехала через двадцать минут, как нарочно дожидаясь, чтобы в доме созрела атмосфера трагедии греческого уровня. Два участковых, оба с лицами «у нас таких семейных драм по три в день», вошли в квартиру с профессиональным равнодушием. Один сразу направился к Максиму, другой — к Алене.
— Что у нас тут? — начал первый, слегка потирая шею, как будто хотел заранее избавиться от головной боли. — Кто кого не пускает, кто в кого стрелял, кто живёт, кто нет?
— Это наша квартира, — спокойно сказала Алена, стараясь не сорваться. — Мы приехали с дачи, а тут — сюрприз. Брат с семьёй, без разрешения, с нашими ключами, внутри. Замки поменяны. Вещи расставлены. Полный комплект самозахвата.
Максим, сжав губы, стоял у стены, будто сам не верил, что всё зашло так далеко. Света держала детей, прикрывая их, как будто они на передовой.
— Так, — проговорил второй участковый, обращаясь уже к Максиму. — Ключи где взяли?
— Они у нас… Ну, я после дня рождения… Они были на тумбочке… Я не украл. Просто взял. Они же не прятали.
— То есть, вы осознано вошли в чужую квартиру без разрешения собственников. Я правильно понимаю?
— Да это не «чужая»! — взорвалась мать. — Это её брат! Его родная сестра! Что, родные теперь враги, если один раз попросили помочь?
— Помощь — это не когда тебя просят, а когда ты сам лезешь, — буркнул участковый, не отрывая глаз от блокнота. — И живёте вы здесь сколько?
— Третий день… — пробормотала Света.
— Отлично. — Он посмотрел на Алену. — Вам придется написать заявление. Тогда будет оформлено незаконное проникновение. В противном случае — это просто семейный скандал, а мы не участники реалити-шоу.
— Я напишу. — Алена достала паспорт.
Мать выдала истерический всхлип.
— Да ты с ума сошла! Ты его в тюрьму хочешь посадить?!
— Он сам себя туда записал. Я просто фиксирую.
— Алена, — с трудом подбирая слова, отец смотрел на дочь, как будто впервые увидел в ней чужую. — Мы тебя не узнаем. Ты стала жёсткой. Как муж твой. Всё по закону, по бумажкам. А где душа?
— Вы с Максом её давно продали. За трёшку с видом на стройку.
— Ну раз ты такая принципиальная, — неожиданно спокойно сказал Максим, — тогда давай. До конца. Суд, адвокаты. Только учти — я тоже не пальцем деланный. У нас дети. Есть вероятность, что органы опеки встанут на нашу сторону. Ты этого хочешь?
Алена чувствовала, как внутри всё сжимается в один маленький, колючий ком. Ей хотелось выть, но вместо этого она просто посмотрела на него. Глядя, как он стоит, уверенный, что «всё равно выкрутится». Потому что он — «родной». Потому что «семья». Потому что «дети».
— Ты теперь мне не брат. — Она произнесла это без пафоса, без сцены. Прямо и ровно. — И ты не мой отец, — добавила она, глядя на отца. — И ты — не мать. Вы — соседи, в лучшем случае. В худшем — захватчики.
Тишина повисла, как гвоздь в мясо. Звонкая, непереносимая.
В этот момент в квартиру вошла Елена Ивановна. Тихо. Без пафосных речей. Принесла сумку и пластиковый пакет с едой.
— А я вам борщ привезла… — сказала она. — Но, вижу, тут уже всё кипит.
Она осмотрелась, оценивающе глянула на Максима, потом на Свету, на детей. Подошла к Алене, обняла её за плечи.
— Всё правильно делаешь. Молча. Без слёз. По делу. А этим — пусть на улице расскажут, как они родственников любят.
— Спасибо, мам. — Алена впервые за эти дни обняла кого-то по-настоящему. Без оглядки.
Владимир вернулся из соседней комнаты с листом бумаги.
— Вот заявление. С подписью.
Участковые переглянулись.
— Ну что ж. Тогда поехали оформлять. Гражданин, — обратился он к Максиму, — покиньте помещение. Сейчас. Или будете удалены.
Максим взглянул на Свету. Та пожала плечами, и впервые в её лице не было ни крика, ни злобы. Только тихая злость и, может быть, даже… стыд?
— Мы уходим, — буркнул он.
— И замки я поменяю ещё сегодня. — Алена подняла глаза. — Новый комплект. И больше ключей ни у кого не будет.
Максим, проходя мимо, тихо сказал:
— Ты одна останешься. Без семьи.
Она не ответила. Только закрыла за ними дверь. Навсегда.
Вечером они с Владимиром сидели на кухне. Уставшие, но лёгкие. Как после затянувшегося дождя, который наконец-то закончился. Елена Ивановна убирала посуду, словно у себя дома. Хотя, по сути, так и было — теперь она была настоящей семьёй.
— Как думаешь, мы правильно поступили? — тихо спросила Алена.
— Я думаю, ты впервые в жизни выбрала себя. Это и есть правильно.
— А вдруг они… вернутся?
— Не вернутся. Теперь ты знаешь, где заканчиваются их «любовь» и «родство». На границе твоей квартиры.
Алена усмехнулась. Грустно.
— В следующий раз поставим сигнализацию.
— И решётки на окна. — Владимир подмигнул. — Или крокодила заведём.
— Только не говори, что назовёшь его «Максим».
— Только если он будет воровать тапки и при этом делать вид, что ничего не произошло.
Они оба рассмеялись. Горько. Но от души.
Эпилог.
Они действительно поменяли замки. И никто больше не получал дубликатов. Ни мать, ни отец. Только Елена Ивановна. Потому что семью, как оказалось, выбираешь ты сам.
