Анна Владимировна Крылова — женщина с дорогим пиджаком, звонкой походкой и взглядом, от которого у подчинённых случался спазм совести. Её имя было на фасаде строительной компании, в титрах телепередачи о городской застройке и даже на табличке с резервацией в новом ресторане. Только вот в телефонной книге в разделе «Семья» — тишина, глухая и обидная.
Она стояла у зеркала в прихожей своей просторной, но пустой квартиры. Ветер колыхал полупрозрачные жалюзи — Анна терпеть не могла занавески, они ей казались попыткой спрятаться. А она — не из тех, кто прячется. Никогда.
Телефон завибрировал на мраморной полке. «Мама».
Анна смотрела на экран, как на мину. Пронеслось: «Наверное, что-то случилось. Вдруг со здоровьем? Или…» Потом — более трезво: «Почти десять лет ни звонка, ни письма. И тут — как ни в чём не бывало?»
— Аннушка, здравствуй, — голос Людмилы Петровны был вкрадчивый, тёплый, липкий, как сироп, которым детей поят от кашля. — Ты не поверишь, мы с отцом и Игорем тут неподалёку. В Москву перебрались. Подумали — надо бы встретиться. Всё-таки семья…
Анна почти физически ощутила, как закатываются глаза у самой себя.
— Серьёзно? После десяти лет тишины — «мы тут неподалёку»?
— Ну что ты начинаешь… — мягко упрекнула мать. — В жизни всякое бывает. Ты же всё время занята, телевидение, стройки… Вот мы и не хотели мешать.
— Ага. Идеальные условия для семьи: я далеко, вы — тоже. Никто никому не должен. Все счастливы.
Пауза. С той стороны — тяжёлый вздох.
— Аня, хватит. Давай просто поужинаем, поговорим. Мы же не чужие люди.
Кафе было модное, с зелёной стеной из мха и официантами в чёрном. Анна села раньше — привычка: прийти, осмотреться, не дать застать себя врасплох. Вошли втроём. Мать — в сером пальто, отец — молча, как обычно, Игорь — с новым айфоном в руке и невыразимо глупой ухмылкой.
— Смотри-ка, не изменилась, — Игорь криво усмехнулся, целуясь с сестрой в щёку. — Всё такая же ледяная королева.
Анна сдержалась. Ей казалось, если она сейчас скажет всё, что думает, то мох на стене засохнет от ужаса.
— А ты, вижу, всё так же любишь чужие деньги, — тихо бросила она и тут же отвела взгляд в сторону.
Мать тут же вступила:
— Анечка, не надо. Мы ведь не за этим пришли. Мы — за тем, чтобы наладить. Вот скажи, как ты? Как здоровье?
— Прекрасно. А у вас как бизнес?
— Да какой там бизнес… — Игорь сразу загрустил. — В Калуге всё встало. Мы вот и подумали, может, ты… ну, чем-то поможешь. Хоть советом.
— Совет: устройся на работу, — быстро парировала Анна.
— Знаешь, это не так просто, — протянул Игорь. — У тебя-то, конечно, всё в шоколаде. А мы тут, как говорится, в канаве…
— Ты десять лет назад сказал мне, что я никчёмная, что «женщинам не место в стройке», помнишь? А теперь ты в канаве, а я строю небоскрёбы. Знаешь, как это называется?
Отец глухо кашлянул. Мать натянуто улыбнулась:
— Аннушка, не надо прошлое вспоминать. Мы ведь семью строим, не небоскрёбы.
Анна встала. Не резко — медленно, словно отмеряя каждое движение.
— Семью строят на уважении. А если фундамент из корысти и лжи — дом всё равно рухнет. Я это знаю. По профессии.
Она бросила на стол купюру, с изяществом королевы вышла в вечернюю прохладу, и только у машины, задыхаясь от прилива боли, опёрлась на капот.
Семья.
Почему же это слово всегда так больно отзывается под рёбрами?
Вечером она долго листала телефон. Открыла Instagram — Игорь выставил фото из кафе: «С любимой сестрой. Воссоединение спустя годы. Семья — это святое».
Анна сжала телефон так, что побелели пальцы.
Наутро она пришла в офис пораньше, встала у панорамного окна. Под окнами гудела стройка. Люди в касках, грохот бетона, запах пыли и стали.
Вот она — её семья.
А вечером — снова звонок.
— Прости, если вчера как-то не так вышло… Мы просто думали, может, ты дашь Игорю место в своей компании. Не большое — просто что-то, чтобы он встал на ноги. Ты ведь всё равно там всем заправляешь, — мать говорила тоном будто о парковке: «Ну что тебе, не жалко?»
Анна не ответила сразу. В голове звучал голос той маленькой девочки, которую когда-то оставили дома, потому что «нечего позориться перед людьми».
— Мама… — она говорила медленно, будто очищая слова от чужой пыли. — Я не благотворительный фонд. И ты не имеешь права мной распоряжаться.
— Вот как… — голос стал холодным. — Значит, чужим — стройки, а родному брату — пинок?
Анна нажала «завершить вызов».
Сердце стучало так, будто пыталось выломаться из груди.
Это было только начало.
Анна не плакала.
Слёзы — для драм в кино и дешёвых сериалов, где героини, обняв кошек, смотрят в окно под дождь. У неё не было кошек. Зато был кабинет на 22-м этаже с видом на Москву-реку, где даже воздух, казалось, состоял из бизнес-планов.
Но в тот день она дважды сорвалась на подчинённых и один раз — на кофемашину.
Кофемашина, к слову, не выдержала.
— Анна Владимировна… — неуверенно заглянула секретарша. — Вас Алексей ждёт. Инженер, вы договаривались на обсуждение проекта…
Анна кивнула. Она всё ещё плохо помнила, как согласилась на встречу с этим «новым инженером». Кажется, кто-то из отдела кадров втюхал, мол, «перспективный специалист, толковый, не в тусовке, не мажор». И, главное, не просил скидку на ипотеку.
Вошёл Алексей. Высокий, в обычной куртке, с папкой и руками, на которых были следы настоящей работы. Он напоминал тех, кто не выговаривает слово «перфоманс», зато умеет держать уровень.
— Добрый день, Анна Владимировна. Я не отвлекаю?
— Уже отвлекли, — отозвалась она, но голос был без злости. Даже наоборот — с облегчением.
Он улыбнулся. Настояще. Без намёков и фиг в кармане.
— Я по поводу проекта в Химках. Там с фундаментом надо будет пересмотреть расчёты. Предыдущая бригада схалтурила.
— Что-то новенькое, — кивнула она, приглашая сесть. — Хоть кто-то говорит правду с первого дня.
Разговор пошёл. Неспешный, профессиональный. Без сладких фраз и умилительных «а можно вас на кофе?». Алексей был спокоен, собран и… не полез в душу. А значит, заинтересовал.
После встречи она впервые за долгое время задержалась, глядя на закрывшуюся дверь.
А через полчаса раздался звонок — не телефон, а в дверь квартиры.
Анна вздрогнула. Неожиданный гость — как плохая новость: врывается без спроса и всё портит.
На пороге стояла мать. Без предупреждения. В руках — пластиковый контейнер с голубцами. Анна поморщилась.
— Я думала, ты любишь домашнюю еду… — сказала Людмила Петровна, входя без приглашения, как на дачу к подруге. — Всё как раньше. Помнишь?
— Да, помню. Особенно как ты однажды выкинула мою тетрадь с рассказами, сказав, что писательством сыт не будешь. А потом плакала, когда Игорь не поступил даже в техникум. Очень тепло вспоминаю.
— Опять ты про старое… — мать устало опустилась на диван. — Я ведь пришла не ругаться. А поговорить. По-хорошему.
Анна молчала. Она знала этот тон. Начнётся с голубцов — закончится криком.
— Мы с отцом подумали… — начала Людмила Петровна. — Ты всё-таки одна. Без мужа, без детей. Жизнь — не только карьера. Всё бы отдала, чтобы ты с Игорем ладила. Вы же родные. А он… Он такой потерянный. Хочет начать сначала.
— На моих деньгах?
— Ну… — мать потупила взгляд. — Ты ведь не бедствуешь. А он — родной брат.
— Я строила всё это не для того, чтобы потом делиться с тем, кто вечно на шее. Родственники — не аргумент. Тем более — такие.
— Как ты можешь быть такой черствой? — мать резко встала. — Своих родных отталкиваешь, а чужому мужику, небось, уже доверяешь больше, чем нам! Я видела, как ты с тем инженером…
— Хватит! — Анна повысила голос. — Не тебе судить, кто мне ближе. Ты десять лет молчала. А теперь пришла с голубцами и претензиями.
— Потому что надеялась — ты изменилась. Стала мягче, взрослее… А ты, оказывается, только броню нарастила. Ну что ж, живи, как хочешь.
Мать вышла, громко хлопнув дверью. Пахло укропом и шантажом.
Через неделю Игорь пришёл сам. Без звонка. Как ни в чём не бывало.
— Анют, ну чё ты обижаешься? Всё же в прошлом. Мы взрослые люди. Я тут подумал — раз ты мне не хочешь помогать деньгами, может, дашь долю? Маленькую. Необременительную. Я бы вёл свои дела, под твоей крышей. А ты — в плюсе: семья, доверие…
Анна смотрела на него с усталостью хирурга, которому в третий раз принесли один и тот же нарыв.
— Ты предлагаешь мне впустить тебя в бизнес, чтобы ты слил его твоим дружкам из Калуги?
— Да что ты такое говоришь?! — он фальшиво рассмеялся. — Я же брат твой, ты чего…
— Именно поэтому. Ты — брат. И ты никогда не относился ко мне с уважением. А теперь пришёл брать то, что не заработал. Мальчик мой, это не семья. Это рейдерский захват с лицом родственника.
Игорь вспылил:
— Ты думаешь, ты вся такая из себя бизнес-леди, а на деле — одинокая тётка, которой тридцать девять, и у которой ни кошки, ни собаки, ни детей. Ты — пустое место, просто с деньгами!
Анна встала. Громко и резко.
— Уходи.
— Ага. Испугалась, что правду скажу? — он нагло подошёл ближе. — Да тебя даже свои боятся. Ты никому не нужна, Анна. И однажды ты это поймёшь. Но будет поздно.
Она подошла к двери и открыла её.
— Поздно — это когда мать перестаёт быть матерью, а брат — братом. Остальное — ерунда.
Он ушёл. В прихожей остался запах дешёвых духов и горечи.
В ту же ночь Анна не спала. Она включила ноутбук, открыла доступ к корпоративной почте и удалила все контакты, касающиеся Игоря. Потом — заблокировала номера матери и отца.
А потом долго смотрела в окно, где под окнами ночные строители лили бетон, не зная, что чья-то жизнь рушится этаж за этажом.
В два ночи пришло сообщение от Алексея.
«Я не знаю, что у вас там произошло. Но если нужно выговориться — я слушаю. Без осуждения».
Она не ответила. Но телефон держала в руках долго.
Очень долго.
Анна проснулась от странного чувства.
Будто кто-то трясёт её изнутри. Не за плечо, нет — за душу. За остатки веры, что всё можно исправить. Что семья — это не только боль, но и опора. Иллюзия медленно, но верно рассыпалась, как старый кирпич под отбойным молотком. А вместе с ней — и старая Анна.
Она встала, пошла на кухню, сделала кофе — наконец-то, сработал сервисник, заменив сдохшую машину — и села к окну.
Во дворе возились рабочие. Один, в сером свитере и с папкой в руках, что-то объяснял бригаде. Алексей. Приехал пораньше, видно. Суровый, прямой, спокойный — совсем не тот, кого привели бы «по блату». Ни капли суеты. И, главное, никаких претензий.
Анна невольно улыбнулась.
Впервые за много лет ей хотелось не бежать, не бороться, не отмахиваться. Просто быть. Рядом. С кем-то, кто не требует, не выносит мозг, не качает права на её жизнь.
Она уже собиралась позвонить ему — не по работе, просто так — когда раздался звонок в дверь.
— Только не снова, — сказала она в пустоту.
Но это была не мать. И не брат.
На пороге стояла женщина. Молодая, лет тридцати. Красивая, с аккуратным лицом и очень усталыми глазами. С чемоданом. И с ребёнком лет пяти, который держался за её пальто и зевал.
— Доброе утро. Вы Анна Владимировна?
— Да… А вы?..
— Меня зовут Марина. Я… жена вашего брата.
Анна оцепенела.
— Этого быть не может. Он… никогда…
— Мы в браке пять лет. Но он давно скрывал нас. Вы не знали — потому что он не хотел, чтобы кто-то узнал. Не потому, что стеснялся. А потому, что мы были не выгодны.
— И зачем вы пришли?
Марина вздохнула. Слишком спокойно. Видно, устала быть в обороне.
— Потому что я больше не могу. Он избил меня вчера. Ребёнок видел. Я увезла сына ночью на такси. Всё, что у меня есть — в этом чемодане. А больше некуда идти.
Анна впустила её. Без слов.
Они сидели на кухне. Мальчик играл с чайной ложкой. Марина пила чай мелкими глотками.
— Он приходил ко мне неделю назад, — тихо сказала Анна. — Просил долю в бизнесе. Обещал «свои дела под моей крышей». А я, дура, думала — только мне достаётся.
Марина усмехнулась. Улыбка — как трещина на фарфоровой чашке.
— Он всех использует. Сначала обаяние, потом угрозы, потом кулаки. Вы не одна, поверьте. Просто вы — сильная. А я — нет.
— Ошибаешься, — отозвалась Анна. — Именно потому что ты пришла — ты сильнее, чем кажешься.
Она посмотрела на мальчика. Тот был спокоен, но в глазах уже жил страх. Тот самый, детский, липкий. Анна его помнила. Своё детство с отцом, который орал, швырял чашки и уходил «думать о жизни» на неделю. А мать всё терпела. И заставляла её терпеть тоже.
Нет, хватит.
Игорь примчался через два часа.
— Где она?! — завопил он с порога. — Анна, я тебя предупреждаю, это не твоё дело! У нас семейные вопросы, ты не лезь!
— Она у меня. И не уйдёт, пока не решим, как тебя изолировать, — Анна стояла прямо, словно бетонная колонна.
— Ты вообще понимаешь, что творишь?! — он подошёл ближе. — Ты уничтожаешь мою жизнь!
— А ты — свою семью. Ударил женщину. Ударил при ребёнке. Хочешь, вызову полицию прямо сейчас?
— Ага, и кто тебе поверит? Ты сама неадекватная! Слишком долго одна, крыша поехала! Всех ненавидишь!
Анна кивнула. Спокойно, хладнокровно.
— Вот поэтому ты никогда не получишь ни копейки. Не потому что ты бедный. А потому что ты подонок.
— Я подам в суд! Я расскажу, что ты больная! Что у тебя роман с сотрудником! Что ты крышуешь теневые сделки!
— Давай. И я подам встречный иск. С доказательствами, с врачами, с побоями. Ты не понял, Игорь. Это конец. Твой. А у меня — начало.
Он замер. В его глазах был ужас — не от страха тюрьмы. От того, что привычный мир рушится. Что сестра больше не в кармане. Что больше нельзя прийти, соврать, взять и уйти безнаказанно.
Он ушёл.
В этот раз — навсегда.
Спустя месяц Марина устроилась на работу. Мальчика приняли в сад. Анна помогла с жильём. Без шика. Просто нормально. По-человечески.
А Алексей…
Однажды вечером он приехал не с чертежами, а с бутылкой хорошего красного и вопросом:
— Ты уверена, что хочешь дальше быть одна?
Она не ответила сразу. Просто обняла его. Тихо. С благодарностью.
Потому что в этом объятии не было условий. Не было требований. Не было «дай» и «надо».
Была только она.
Та самая Анна, которую она потеряла лет десять назад — и, наконец, нашла.
В последний день октября она вышла на стройку.
День был холодный, но ясный. Солнце отражалось в стёклах нового жилого комплекса. Где-то кричал прораб. Кран медленно опускал железобетонную плиту.
А она стояла и смотрела.
Улыбалась.
Думала о том, что семья — это не всегда те, кто с тобой с рождения.
Иногда семья — это те, кто остался, когда тебя уже сломали.
И помог собрать обратно.
