Уля выглянула в окно и увидела знакомую сутулую фигуру, медленно бредущую по садовой дорожке. Марья Семеновна тащила за собой клетчатую сумку на колесиках и останавливалась через каждые несколько шагов, видимо, чтобы отдышаться. За ней плелся Николай, ее муж, с большим рюкзаком за плечами.
— Господи, опять приехали, — пробормотала Уля, отходя от окна. — Витя! Твои родители идут!
Виктор поднял голову от планшета, где он разбирал рабочую переписку.
— Ну и что? Нормально же. Дача большая, места всем хватит.
— Места-то хватит, да только покоя не будет, — Уля вытерла руки о фартук. — Твоя мама опять начнет командовать, где что поставить, как готовить, кого в какой комнате размещать.
Дверь скрипнула, и в прихожую ввалилась Марья Семеновна. Коренастая женщина семидесяти лет, с седыми волосами, туго стянутыми в пучок, в выцветшем спортивном костюме и резиновых сапогах. Лицо красное от жары и напряжения.
— Уф! Еле дотащились, — она тяжело дышала, опираясь на косяк. — Николай, ставь рюкзак в угол, аккуратнее! Уля, внученька, дай водички попить.
— Конечно, Марья Семеновна, — Уля налила воды в стакан.
Николай Петрович молча прошел в дом. Высокий, худощавый мужчина с всклокоченными седыми волосами и добрыми глазами за толстыми очками. Он никогда не спорил с женой, только вздыхал и покорно выполнял ее указания.
— Витенька, сынок! — Марья Семеновна обняла сына. — Как дела? Работаешь много? Похудел, мне кажется.
— Все нормально, мам. Как добрались?
— Ох, замучились совсем. Автобус битком, народу как сельдей в бочке. А потом еще пешком топать. Хорошо хоть погода не подвела.
Уля принесла чай с печеньем. Марья Семеновна критически оглядела стол.
— А что это у вас за печенье? Покупное? Я же говорила, что привезу домашнее. У меня в сумке лежит, специально пекла.
— Спасибо, мам, но у нас есть, — мягко сказал Виктор.
— Есть-то есть, да какое? — свекровь покачала головой. — Магазинная химия. Дети что едят, то и получают. А Лизочка где?
— На участке играет, — ответила Уля.
— Одна? В такую жару? — Марья Семеновна возмутилась. — Уля, ты что, совсем с ума сошла? Ребенок может перегреться!
— Там тень от яблони, и я постоянно за ней приглядываю, — начала оправдываться Уля, но свекровь уже встала.
— Пойду сама посмотрю. Николай, неси сумки в комнату. Только не в ту, где мы в прошлый раз спали, там сквозняк. Лучше поселимся в комнате рядом с кухней.
— Но там вещи Лизы, — возразила Уля. — Ее игрушки, одежда.
— Ничего страшного, перенесете. Девочка может и в вашей комнате поспать. А нам с Николаем нужно тихое место, у него давление скачет.
Уля сжала зубы. Виктор молчал, уткнувшись в планшет.
— Марья Семеновна, а может, вам все-таки лучше в дальней комнате? Там прохладнее, и…
— Уля, дорогая, не учи меня, где мне лучше. Я не первый раз здесь. И потом, мне нужно быть поближе к кухне, вдруг ночью захочется попить.
Николай Петрович послушно потащил сумки в указанную комнату. Уля с тяжелым сердцем пошла собирать детские вещи.
Вечером, когда все уселись за стол, Марья Семеновна принялась командовать.
— Лиза, сиди прямо, не горбись. Уля, а где соленые огурцы? Я же видела, у вас на грядке огурцы растут.
— Они еще не поспели, — ответила Уля.
— Как не поспели? Уже июль на дворе! Значит, неправильно ухаживаете. Я завтра посмотрю, что да как.
— Мам, не нужно, — вмешался Виктор. — Уля прекрасно справляется с огородом.
— Справляется, говоришь? — свекровь скептически хмыкнула. — Ну-ну. А картошку-то когда окучивать будете? Я смотрю, она у вас совсем заросла.
— Мы планировали на выходных, — сказала Уля.
— На выходных! А дождь пойдет? А жара будет? Нет, завтра с утра займемся. Николай поможет, у него с огородом опыт большой.
Николай Петрович кивнул, не поднимая глаз от тарелки.
После ужина Марья Семеновна принялась инспектировать кухню.
— Уля, а что это у тебя за банки на полке? Варенье прошлогоднее? Надо выбросить, испортилось наверняка.
— Нет, оно хорошее, я проверяла.
— А я говорю — выбросить. Лучше новое сварим, из наших ягод. Кстати, смородину пора собирать. Завтра займемся.
— Но у нас запланированы другие дела, — робко возразила Уля.
— Какие еще дела могут быть важнее? Ягода переспеет, птицы склюют. Нет, завтра с утра все на сбор смородины.
Уля молчала, чувствуя, как внутри все закипает. Виктор читал дочке сказку, не вмешиваясь в разговор.
На следующий день Марья Семеновна встала ни свет ни заря и принялась громко командовать.
— Уля! Вставай, пора! Николай, ты где? Одевайся, идем картошку окучивать!
— Марья Семеновна, сейчас только шесть утра, — проговорила сонная Уля.
— Самое время! Жары еще нет, работать можно. А потом будет поздно.
Уля нехотя поднялась. Виктор крепко спал, даже не шевельнулся.
— А Виктор?
— Пусть спит, он работает тяжело. А мы справимся.
Целый день прошел в работе. Марья Семеновна не давала никому передышки, постоянно находила новые дела. То грядки прополоть, то ягоду собрать, то варенье варить. При этом она не переставала критиковать.
— Уля, ты неправильно держишь тяпку. Вот так нужно! Николай, не так глубоко копай, корни повредишь!
К вечеру Уля валилась с ног. Лиза капризничала, потому что весь день просидела с дедушкой, который толком не умел с ней играть. Виктор ушел в соседний поселок по делам и еще не вернулся.
— Ну что, поработали хорошо, — довольно сказала Марья Семеновна, разглядывая результаты дня. — Завтра займемся теплицей. Там у вас вообще бардак.
— Марья Семеновна, может, все-таки отдохнем завтра? — осторожно предложила Уля. — И Лизе внимание нужно уделить.
— Отдыхать будем зимой. А сейчас сезон, нужно все успеть. Лиза пусть помогает, детям полезно трудиться.
Уля ничего не ответила, но решение созрело окончательно.
Следующие дни превратились в сплошную каторгу. Марья Семеновна командовала с утра до вечера, переделывала все, что делала Уля, критиковала каждый ее шаг. Виктор либо работал, либо отлынивал под разными предлогами.
Переломный момент наступил в воскресенье. Уля планировала провести день с дочкой, сходить на речку, поиграть. Но Марья Семеновна решила иначе.
— Сегодня консервированием займемся. Огурцы уже подросли, можно мариновать.
— Но мы с Лизой хотели…
— Лиза поможет банки мыть. Полезно для ребенка.
— Марья Семеновна, я хочу провести время с дочерью, — твердо сказала Уля.
— А я говорю — нужно консервировать. Или ты считаешь, что я здесь просто так приехала отдыхать?
— Именно отдыхать и приехали, — неожиданно для себя выпалила Уля. — А не командовать всеми!
Марья Семеновна опешила.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что вы приехали отдыхать, а не превращать мой отпуск в трудовую повинность!
— Твой отпуск? — голос свекрови стал опасно низким. — А кто тут хозяйка, позволь спросить?
— Я! — выкрикнула Уля. — Эта дача оформлена на меня! И я здесь хозяйка!
В комнату вошел Виктор, привлеченный криками.
— Что здесь происходит?
— Вот что происходит! — Марья Семеновна ткнула пальцем в Улю. — Твоя жена выгоняет нас из дома!
— Я никого не выгоняю, — устало сказала Уля. — Я просто хочу отдыхать на своей даче, а не работать от зари до зари под командованием.
— Уля, ну зачем ты так? — миролюбиво проговорил Виктор. — Мама просто хочет помочь.
— Помочь? — Уля рассмеялась. — Она за неделю переделала все, что я делала месяцами! Переставила в доме всю мебель! Выбросила половину моих заготовок! И при этом постоянно критикует!
— Ну, мама у нас активная, — попытался сгладить Виктор. — Она не со зла.
— Витя, — голос Марьи Семеновны дрожал от обиды, — ты слышишь, как она со мной разговаривает? Я твоя мать! Я тебя родила, выкормила, выучила!
— Мам, не надо, — Виктор беспомощно посмотрел на жену. — Уля, ну извинись.
— За что мне извиняться? — Уля почувствовала, как в ней поднимается ярость. — За то, что я хочу быть хозяйкой в собственном доме?
— Собственном? — ядовито переспросила Марья Семеновна. — А кто деньги на эту дачу давал? Кто Витьке помогал оформлять документы?
— При чем здесь это? Дача оформлена на меня, и я имею право…
— Никакого права у тебя нет! — взорвалась свекровь. — Дача куплена на деньги сына, а значит, наши деньги! Мы с Николаем всю жизнь копили, себе ни в чем не отказывали, чтобы детям помочь! А теперь какая-то… — она запнулась, подбирая слова, — выскочка указывает нам, что делать!
— Мам, успокойся, — попросил Виктор.
— Не успокоюсь! — Марья Семеновна размахивала руками. — Я всю жизнь для семьи жила! А теперь мне говорят, что я здесь не хозяйка!
— И не хозяйка! — не выдержала Уля. — Хозяйка здесь я! И если вам не нравится, как я веду хозяйство, можете не приезжать!
Повисла мертвая тишина. Марья Семеновна стояла с открытым ртом, Виктор бледно-зеленый смотрел на жену, Николай Петрович виновато жался в углу.
— Хорошо, — наконец прошептала свекровь. — Хорошо. Николай, собирай вещи. Мы уезжаем.
— Мам, ну зачем же так? — Виктор попытался остановить ее.
— Нет, сынок. Если мы здесь не нужны, если нас здесь не уважают, то незачем и оставаться.
Она развернулась и пошла к двери, но на пороге остановилась.
— Только запомни, Уля. Пусть ваш сынок купит свою дачу, вот тогда будете приезжать, когда захотите, а сейчас — до свидания.
Дверь хлопнула. Николай Петрович извиняюще кивнул и поспешил за женой.
Уля и Виктор остались одни. Он смотрел на нее с таким выражением, словно она убила его любимую собаку.
— Зачем ты это сделала? — тихо спросил он.
— Витя, я больше не могу! — у Ули начались истерические слезы. — Она командует здесь, как генерал! Переделывает все, что я делаю! Критикует каждый мой шаг! А ты молчишь!
— Она моя мать.
— А я твоя жена! И это наш дом! Наша дача! Или для тебя мнение мамы важнее моего?
Виктор не ответил. Он прошел в комнату и закрылся там.
Уля осталась на кухне, всхлипывая и вытирая слезы. В окно было видно, как Николай Петрович тащит сумки к воротам, а Марья Семеновна идет следом, гордо подняв голову.
Через час они ушли. Уля смотрела им вслед и не знала, радоваться ей или плакать.
Виктор не разговаривал с ней три дня. Ел молча, на вопросы отвечал односложно, с дочкой играл натянуто. Уля понимала, что он обижен, но отступать не собиралась.
— Витя, нам нужно поговорить, — сказала она вечером четвертого дня.
— О чем?
— О том, что произошло. О твоих родителях. О нас.
Он отложил газету и посмотрел на нее усталыми глазами.
— Что тут говорить? Ты выгнала моих родителей.
— Я не выгоняла. Я просто сказала, что хочу быть хозяйкой в собственном доме.
— Дом-то не твой.
Уля почувствовала, как что-то болезненно сжалось в груди.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Дача куплена на мамины деньги. Она права.
— Но оформлена на меня!
— Формально. Чтобы налоги меньше платить.
Уля смотрела на мужа и не узнавала его. Этот чужой, холодный человек был ей мужем восемь лет?
— Значит, ты считаешь, что твоя мать имеет право командовать здесь?
— Я считаю, что ты повела себя неправильно. Мама хотела помочь, а ты ее оскорбила.
— Помочь? Витя, она за неделю превратила мой отпуск в ад! Я работала с утра до ночи, не видела дочку, не могла заниматься тем, что мне нравится!
— А что тебе мешало сказать, что устала?
— Я говорила! Но твоя мать не слушает! Она считает, что знает, как лучше!
— Может, и знает, — тихо сказал Виктор.
Уля поняла, что разговор бесполезен. Виктор был на стороне матери и останется там.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда давай так. Если ты считаешь, что дача не моя, то я здесь больше не хозяйничаю. Приезжает твоя мать — пусть командует. Хочет переставить мебель — пусть переставляет. Хочет выбросить мои вещи — пусть выбрасывает. А я буду просто гостьей.
— Уля, не говори глупости.
— Это не глупости. Это логично. Раз дача не моя, значит, и ответственности у меня нет.
— Но мама же не постоянно здесь живет.
— А когда приезжает — командует. И ты ее поддерживаешь.
Виктор помолчал.
— А что ты предлагаешь?
— Предлагаю определиться. Либо я здесь хозяйка и имею право решать, как вести хозяйство, либо твоя мать. Третьего не дано.
— Мама приезжает редко…
— Витя, дело не в частоте. Дело в принципе. Кто в доме главный?
Он не ответил. Уля поняла, что ответ она уже получила.
На следующий день Виктор уехал в город по делам. Уля осталась с Лизой на даче. Впервые за много дней она почувствовала облегчение. Никто не командовал, не критиковал, не заставлял работать до упаду.
Они с дочкой пошли на речку, собирали полевые цветы, играли в мяч. Лиза расцвела, стала веселой и разговорчивой.
— Мама, а бабушка больше не приедет? — спросила она вечером.
— Почему ты спрашиваешь?
— Мне с ней скучно. Она все время говорит, что нельзя. И кричит громко.
Уля обняла дочку. Выходит, даже ребенок чувствовал напряжение.
Виктор вернулся поздно вечером, мрачный и молчаливый. Уля не стала расспрашивать, что случилось, но догадывалась. Наверняка ездил к родителям, выслушивал упреки.
— Мама плачет, — сказал он, когда они ложились спать.
— Мне жаль, — искренне ответила Уля.
— Жаль? — он посмотрел на нее с недоверием. — Ты довольна, что довела старого человека до слез?
— Я не доводила. Я просто защищала свое право быть хозяйкой в собственном доме.
— В ее доме, — поправил Виктор.
— Ладно, в ее доме, — устало согласилась Уля. — Но тогда и жить здесь буду как гостья.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Гости не занимаются хозяйством. Не готовят, не убирают, не работают в огороде. Просто отдыхают.
Виктор нахмурился.
— Но кто тогда будет этим заниматься?
— Хозяйка. Твоя мать. Когда приедет.
— А между ее приездами?
— А между приездами пусть дача стоит пустая. Или ты сам занимайся хозяйством.
— Уля, это же непрактично.
— Зато честно. Раз дача не моя, значит, и заботиться о ней не мое дело.
Виктор лег, отвернувшись к стене. Уля лежала рядом и думала о том, как изменилась их жизнь. Раньше они были командой, решали все вместе. А теперь между ними встала его мать, и Виктор выбрал ее сторону.
Утром он снова заговорил о примирении.
— Уля, давай позвоним маме, извинимся. Скажем, что поссорились в пылу разговора.
— За что мне извиняться?
— За грубость. За то, что накричала на старого человека.
— Витя, твоя мать не такая уж беспомощная старушка. Она очень энергичная женщина, которая привыкла командовать. И если я не поставлю границы сейчас, то буду терпеть ее самодурство всю жизнь.
— Какое самодурство? Она хочет помочь!
— Она хочет контролировать. И пока ты ее поддерживаешь, ничего не изменится.
Виктор ушел на участок, стуча инструментами громче, чем обычно. Уля поняла, что он злится, но не отступила.
Через неделю Марья Семеновна позвонила сыну. Уля слышала только одну сторону разговора, но по лицу Виктора понимала, что свекровь жалуется и требует извинений.
— Мам, ну успокойся… Да, я понимаю… Конечно, ты права… Она не хотела… Я поговорю с ней…
После разговора он подошел к Уле.
— Мама хочет, чтобы ты извинилась.
— И что ты ей ответил?
— Что поговорю с тобой.
— Вот и поговорил. Ответ — нет.
— Уля, будь разумной. Мама обижена. Ей семьдесят лет.
— А мне тридцать два. И я не обязана терпеть унижения только потому, что она старше.
— Какие унижения? Она же не со зла!
— Витя, твоя мать за неделю ни разу не спросила моего мнения. Она приказывала, критиковала, переделывала все, что я делала. Она вела себя так, словно я прислуга в собственном доме. И ты это поддерживаешь.
— Я не поддерживаю. Но она моя мать.
— А я твоя жена. И если тебе приходится выбирать между нами, то ты уже сделал выбор.
Виктор помолчал.
— А если мама извинится первая?
Уля усмехнулась.
— Твоя мать никогда не извинится. Она считает себя правой.
— Но если вдруг?
— Если вдруг — поговорим. Но я не верю в такую возможность.
Виктор оказался прав. Через несколько дней Марья Семеновна снова позвонила. На этот раз она хотела говорить с Улей.
— Уля, доченька, — голос свекрови звучал необычно мягко. — Как дела? Как внученька?
— Все хорошо, спасибо.
— Слушай, дорогая, я тут подумала… Может, мы и правда горячились? Знаешь, как бывает, человек устал с дороги, нервы не те…
Уля молчала, понимая, к чему ведет разговор.
— Давай забудем эту ссору? Я готова войти в твое положение. Понимаю, что тебе хочется самой хозяйничать.
— Спасибо за понимание, Марья Семеновна.
— Так что, помиримся? Приедем на следующих выходных?
— Конечно, приезжайте. Только давайте сразу договоримся об условиях.
— О каких условиях? — голос свекрови стал настороженным.
— О том, кто и что делает в доме. Чтобы потом не было недоразумений.
— Ну… хорошо. Слушаю.
— Хозяйничаю я. Готовлю я. Планирую дела я. А вы отдыхаете, как положено гостям.
Повисла пауза.
— То есть ты хочешь сказать, что я не могу даже в огород выйти?
— Можете. Но не для того, чтобы переделывать мою работу или критиковать.
— Уля, милая, но я же не могу просто сидеть. Мне хочется чем-то заниматься.
— Занимайтесь. Читайте, гуляйте, играйте с внучкой. Но не командуйте мной в моем доме.
— В своем доме? — голос свекрови стал холодным. — Опять за старое?
— Марья Семеновна, если дача ваша, то и хозяйничайте сама. А я буду гостьей. Буду просто отдыхать, не готовить, не убирать, не работать в огороде.
— Но это же глупо!
— Почему глупо? Очень логично. Каждый остается при своих правах и обязанностях.
Свекровь помолчала.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Будь по-твоему. Буду хозяйничать сама.
— Договорились. Тогда до встречи.
Уля положила трубку и увидела, что Виктор смотрит на нее с недоумением.
— Ты серьезно?
— Вполне. Твоя мать хочет быть хозяйкой — пусть будет. А я отдохну.
— Но она же не сможет одна всю работу делать.
— Почему не сможет? Она энергичная женщина. К тому же есть твой папа.
— Папа больной.
— Тогда ты поможешь. Или наймете работников.
— Уля, это же семья. Нельзя так холодно все рассчитывать.
— Семья — это когда учитывают мнение всех членов. А не когда один человек командует остальными.
Виктор ничего не ответил, но Уля видела, что он растерян. Привычный мир, где мама была главной, а жена покорно выполняла указания, рушился.
На следующие выходные Марья Семеновна приехала одна. Николай Петрович остался дома — якобы заболел. Уля подозревала, что он просто не захотел участвовать в очередном конфликте.
— Где папа? — спросил Виктор.
— Давление поднялось, — коротко ответила мать. — Решил не ехать.
Свекровь вела себя подчеркнуто холодно. Поздоровалась с Улей сдержанно, вопросами не интересовалась, комплиментов не делала. Сразу прошла на кухню и принялась осматривать хозяйство.
— Так, — бормотала она себе под нос. — Что тут у нас? Борщ варить будем или картошку? Витя, ты что любишь?
— Мам, я не голодный, — сказал сын.
— Не голодный, не голодный… Мужчина должен хорошо питаться. Уля, а где у тебя крупы?
— В шкафу, — равнодушно ответила Уля, не отрываясь от книги.
— Сама найду, — буркнула свекровь.
Она начала греметь кастрюлями, демонстративно шумно готовить обед. Уля читала, не обращая внимания. Лиза играла во дворе.
— Витя, помоги матери, — наконец не выдержала Марья Семеновна.
— Мам, ты же сама хотела…
— Хотела, хотела. Но я же не железная.
Виктор неохотно поднялся и пошел помогать. Уля продолжала читать.
К вечеру Марья Семеновна выглядела измученной. Она приготовила обед, убрала в доме, поработала в огороде. Все это время Уля демонстративно отдыхала: читала книгу, играла с дочкой, загорала.
— Устала, — призналась свекровь за ужином.
— Отдохните, — посоветовала Уля. — Завтра воскресенье.
— Завтра варенье варить надо. Ягода переспеет.
— Тогда варите.
— Одна?
— А кто должен помогать? — невинно спросила Уля. — Вы же хозяйка.
Марья Семеновна бросила на нее злой взгляд, но промолчала.
Воскресенье прошло в том же духе. Свекровь работала, Уля отдыхала. К вечеру Марья Семеновна еле держалась на ногах.
— Уля, — обратилась она к невестке, когда Виктор ушел укладывать дочку. — Может, хватит этот спектакль разыгрывать?
— Какой спектакль? — удивилась Уля.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Изображаешь из себя барыню, а я пашу как лошадь.
— Марья Семеновна, но вы же сами хотели быть хозяйкой. Вот и хозяйничайте.
— Хозяйка — это не значит, что нужно все одной делать!
— Странно. А когда я была хозяйкой, вы считали, что все должна делать я. Более того, вы переделывали мою работу и критикovali каждый шаг.
— Это было не так.
— Именно так. Помните, как вы заставили меня в шесть утра картошку окучивать? Как выбросили мое варенье? Как переставили всю мебель в доме?
Марья Семеновна помолчала.
— Хорошо, может, я и переборщила. Но я же не со зла. Хотела помочь.
— Теперь помогайте себе. Вы же хозяйка.
— Уля, давай без этих игр. Скажи честно, чего ты хочешь?
Уля отложила книгу и серьезно посмотрела на свекровь.
— Я хочу, чтобы меня уважали. Чтобы спрашивали моего мнения. Чтобы не командовали мной в моем доме.
— Но дача…
— Дача пусть будет хоть марсианская. Но если я здесь живу, то имею право на элементарное уважение.
— А если я буду спрашивать твоего мнения?
— Тогда посмотрим.
— И будешь помогать?
— Если попросите по-человечески, а не прикажете.
Марья Семеновна кивнула.
— Ладно. Попробуем.
Но попытка длилась ровно до следующего утра. Привычка командовать оказалась сильнее благих намерений.
— Уля, вставай! — раздался знакомый начальственный голос. — Пора ягоду собирать!
Уля открыла глаза и посмотрела на часы. Половина седьмого.
— Марья Семеновна, собирайте.
— Одна? Это же много работы!
— Тогда попросите помочь.
— Я прошу.
— Вы приказываете. Разница есть.
Свекровь стиснула зубы, но сдержалась.
— Уля, не могла бы ты помочь мне собрать ягоду?
— Мне неудобно вставать так рано. Может, попозже?
— Но жара будет!
— Тогда вставайте пораньше и собирайте до жары.
— Одна?
— Или с Витей. Или с дедушкой.
— Николая здесь нет!
— Ну так есть Витя.
Марья Семеновна топнула ногой и ушла. Через полчаса Уля услышала, как она растормошила сына.
— Витя! Вставай! Нужно ягоду собирать!
— Мам, я устал…
— А я что, не устала? Давай, поднимайся!
Уля слышала, как Виктор нехотя поднимается, одевается, бурчит что-то недовольное. Она понимала, что ему неприятно, но не собиралась идти на уступки.
Конфликт длился всю неделю. Марья Семеновна то пыталась командовать по-старому, то заискивающе просила о помощи. Уля была неумолима — соглашалась помогать только когда ее просили вежливо и с уважением.
В субботу Виктор не выдержал.
— Уля, хватит! — взорвался он. — Ты изводишь мою мать!
— Я? — удивилась Уля. — Я вообще с ней не разговариваю. Она сама себя изводит.
— Ты прекрасно понимаешь, что происходит. Мама привыкла командовать, а ты используешь это против нее.
— Я использую против нее ее же методы. Не нравится — пусть изменит поведение.
— Она старый человек! Ей тяжело перестраиваться!
— А мне было легко терпеть ее командование?
— Но ты же молодая!
— Ага. Значит, молодые должны терпеть, а старые — командовать? Интересная логика.
Виктор помолчал.
— Хорошо. А что ты предлагаешь?
— Предлагаю установить правила и придерживаться их. Кто хочет быть хозяином — пусть будет, но тогда пусть и работает. Кто хочет отдыхать — пусть отдыхает, но тогда пусть не лезет в чужие дела.
— И как это будет выглядеть?
— Очень просто. Либо я хозяйка, и тогда все советуются со мной и помогают. Либо твоя мама хозяйка, и тогда я просто гостья. Но промежуточных вариантов не будет.
— А если мама согласится советоваться?
— Посмотрим, насколько она способна держать слово.
В воскресенье вечером Марья Семеновна собиралась уезжать. Она была мрачная, усталая, явно недовольная проведенными выходными.
— Ну что, Уля, — сказала она, укладывая сумку. — Добилась своего?
— Чего именно?
— Показала, что я здесь лишняя.
— Я показала, что командование — это не помощь. И что уважение нужно заслуживать.
— А твое уважение чего стоит?
— Попробуйте заслужить — узнаете.
Марья Семеновна хмыкнула.
— Знаешь что, милая? Ты права. Пусть твой муж покупает свою дачу. А сюда мы больше не приедем.
— Ваше право.
— Только не жди, что мы будем помогать деньгами, когда понадобится.
— Не жду.
— И внучку не рассчитывай к нам присылать на каникулы.
— Не рассчитываю.
— И вообще, не жди от нас ничего.
— Хорошо.
Марья Семеновна ждала, что Уля испугается, начнет просить прощения, идти на уступки. Но Уля спокойно кивала и соглашалась со всеми угрозами.
— Витя! — позвала свекровь сына. — Ты это слышишь?
— Слышу, мам.
— И что скажешь?
Виктор посмотрел на жену, потом на мать.
— Мам, может, не стоит так кардинально? Давайте просто договоримся…
— Не о чем договариваться! — отрезала Марья Семеновна. — Твоя жена сделала свой выбор. Теперь пусть живет с последствиями.
Она подхватила сумку и направилась к двери.
— Прощайте, — бросила она через плечо и вышла.
Виктор проводил мать до автобуса, а потом долго не возвращался. Уля не волновалась. Она знала, что рано или поздно ему придется делать выбор.
Он вернулся поздно вечером, мрачный и задумчивый.
— Ну что? — спросила Уля.
— Мама плакала в автобусе, — тихо сказал он.
— Мне жаль.
— Правда жаль?
— Правда. Я не хотела ее обижать. Я просто защищала себя.
— Она говорит, что ты ее унизила.
— А я говорю, что она унижала меня. Только я молчала, а она кричит.
Виктор сел в кресло и устало потер лицо руками.
— Что теперь будет?
— Не знаю. Это зависит от тебя.
— От меня?
— От тебя. Ты можешь поддержать жену или мать. Третьего не дано.
— Но почему я должен выбирать?
— Потому что ваша мать не умеет уважать границы. А я больше не намерена их нарушать.
— И если я выберу маму?
— Тогда мы разведемся.
Виктор вздрогнул.
— Ты серьезно?
— Вполне. Я не собираюсь всю жизнь воевать с твоей матерью при твоем попустительстве.
— А если я выберу тебя?
— Тогда мы договоримся, как общаться с твоими родителями цивилизованно.
— То есть ты не против общения?
— Я против диктата. Если твоя мать научится уважать меня, мы найдем общий язык.
— А если не научится?
— Тогда общаться будешь ты. Без меня.
Виктор молчал долго. Уля не торопила его. Она понимала, что решение дается ему нелегко.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я выбираю тебя.
— Уверен?
— Уверен.
— Тогда завтра позвонишь матери и объяснишь ситуацию.
— Что именно объяснишь?
— Что ты поддерживаешь жену. И что если она хочет общаться с семьей, должна научиться уважать всех ее членов.
— А если она откажется?
— Тогда будем жить без ее участия.
— Но она же бабушка Лизы…
— Лиза переживет. Лучше не иметь бабушку, чем иметь токсичную.
Виктор кивнул, но Уля видела, что ему тяжело.
На следующий день он позвонил матери. Разговор был долгим и болезненным. Уля слышала только обрывки фраз:
— Мам, я понимаю, но… Нет, я не на ее стороне, я за справедливость… Конечно, ты моя мать, но Уля — моя жена… Да, я выбираю семью…
После разговора Виктор был бледный.
— Ну как? — спросила Уля.
— Плохо. Мама сказала, что я предал ее. Что больше не хочет меня знать.
— А папа?
— Папа просил передать, что он все понимает. И что будет скучать по Лизе.
— Жаль.
— Уля, а ты не сожалеешь?
— О чем?
— О том, что все так вышло.
Уля подумала.
— Знаешь, я сожалею о том, что твоя мать не смогла быть мудрее. Но не сожалею о том, что отстояла свое достоинство.
— А если она больше никогда не заговорит с нами?
— Тогда мы будем жить своей жизнью. Воспитывать дочь, строить планы, радоваться каждому дню. Без постоянного стресса и конфликтов.
— Но ведь семья…
— Семья — это те, кто любит и уважает друг друга. А не те, кто связан только кровью.
Виктор помолчал.
— Ты права, наверное.
— Время покажет.
Прошло полгода. Марья Семеновна не звонила, не приезжала, не интересовалась внучкой. Николай Петрович изредка писал короткие смс с расспросами о здоровье и учебе Лизы, но на звонки не отвечал.
Уля не испытывала особых сожалений. Жизнь стала спокойнее, отношения с мужем — ровнее. Виктор первое время грустил, но постепенно привык.
Дачу они продали. Купили маленький домик в другом месте, полностью на свои деньги. Уля наконец-то стала полноправной хозяйкой своего дома.
Иногда она думала о том, могло ли все сложиться по-другому. Если бы Марья Семеновна была мудрее, если бы Виктор поддержал жену сразу, если бы она сама была терпеливее…
Но потом Уля вспоминала те мучительные дни, когда ее мнение не учитывали, когда ей приходилось терпеть унижения и молчать, чтобы «не расстраивать семью». И понимала, что поступила правильно.
Достоинство не продается. Даже за семейный мир.
