Мария проснулась, как всегда, без будильника. Уже много лет она вставала ровно в семь — организм приучился сам. На кухне привычно пахло вчерашним кофе и забытой кем-то коркой чёрного хлеба, который Сергей опять не донёс до мусорного ведра.
Она накинула мягкий серый халат и, привычно шлёпая тапками, включила чайник. Из окна, как всегда, уныло смотрела на припаркованные под домом машины и криво припорошённые ночным снегом лужи. Самая обычная панельная реальность.
— Ага, вот и оно, счастье замужней женщины, — пробормотала Мария, закручивая волосы в небрежный пучок.
Сергей уже собирался на работу. Возился у шкафа, пихая в спортивную сумку папки и какие-то бумажки.
— Ты опять весь бардак с кухни не убрал, — не выдержала она, наливая себе чай. — Тебе трудно что ли?
— Ну, Маш… ну ты же сама всё равно встанешь первая… — пробурчал он, не поворачиваясь.
— А, то есть если я первая встала, то я автоматом дворник? — подняла бровь Мария. — Прекрасно. Слушай, может, ещё и мусор на меня повесим? Ты как?
Сергей скосил глаза и сделал вид, что не слышит. Классика.
Телефон на столе пискнул. Сообщение в семейном чате от Ирины Николаевны:
«Сергей, заедь, пожалуйста, в аптеку. Таблетки кончились. И посмотри обои — мне те, которые с ромбами, не нравятся».
Мария фыркнула.
— Опять? Она каждый день обои меняет? Или с таблетками у неё что-то новое?
Сергей шумно вздохнул:
— Маш… ну мама… сама знаешь… одна живёт, помощи просит…
— Ой, да ладно. Одна она, как же. Восемь подруг-пенсионерок каждый день на балконе перекличку устраивают. Они скоро больше про наш брак будут знать, чем мы сами.
— Маш, ну не начинай с утра, а?
Она поставила кружку, села напротив него, скрестив руки:
— А чего не начинать? Давай сразу. Я уже взрослая девочка, кофе варить умею, давай и о серьёзном поговорим.
Сергей напрягся. Она его слишком хорошо знала — этот взгляд в пол, почесать затылок, кривой уголок рта… Сейчас что-то скажет. Неприятное.
— Маш… ты ж знаешь… Мама… ну в общем… Мы с ней тут посчитали… Ей, ну… ей тяжело в той квартире. Пятый этаж, без лифта…
— Стоп. — Мария выставила руку. — Это я уже слышала. Продолжай. Не тяни.
— Ну, короче… Тут такая идея. Купить маме дом. Небольшой, недорогой, за городом. Воздух, тишина, соседи — пенсионеры… Ты ж знаешь, как ей тяжело.
Мария молчала. Она даже не смотрела на него. Просто медленно поставила кружку обратно на подставку.
— И? — коротко.
— Ну… Ты ж получила наследство… почти восемь миллионов… — Он попытался улыбнуться, но вышло так, будто его самого тошнит от этих слов. — Ну мы думали… что… может…
— Может, я просто отдам ваши восемь миллионов твоей маме, да? Прямо в конвертике? — Мария даже не повысила голос. Он стал ледяным.
— Маш… ну ты не так… Мы же семья. Помогать надо друг другу. Ты же понимаешь…
Она медленно встала, подошла к окну, посмотрела на унылый двор.
— Сергей… Скажи мне честно. Ты сам в это веришь?
Он заёрзал.
— Ну… Маш… Ну это же мама…
— Ага. Мама. Замечательно. Ты же знаешь, что я планировала — закрыть ипотеку на свою квартиру, купить машину, наконец-то. И… вообще, оставить часть как подушку безопасности.
Он замолчал.
— Знаешь что… — Мария повернулась и посмотрела прямо ему в глаза. — Это мои деньги. Моё наследство. Моё. Понимаешь?
Сергей опустил глаза. Помолчал. Потом пробубнил:
— Я так и знал, что ты эгоистка.
— О, началось. Песня старая, но любимая, — усмехнулась Мария. — Эгоистка, да. Потому что не хочу всю жизнь содержать твою маму.
В этот момент раздался звонок в дверь. Они переглянулись.
— Ну конечно, — зло сказала Мария, — а кто ж ещё?
Сергей, понурившись, пошёл открывать. И действительно. На пороге стояла Ирина Николаевна. В плаще, вязаной шапочке с помпоном и с видом человека, который пришёл раздавать премии.
— Доброе утро, деточки, — сладко пропела она, протискиваясь в квартиру. — Машенька, чайник поставь, у меня давление. Сергей, сними мой пакет, он тяжёлый.
Мария молча поставила кружку в раковину. Пакет Ирина Николаевна положила прямо на её кухонный стол. В пакете громыхнули какие-то банки.
— Значит так, — села она за стол, — я тут подумала. Нам надо дом искать срочно. Потому что зима скоро, а мне тут всё равно не жить. Пятый этаж, ты же понимаешь, Машенька, ноги не те. Да и врачи говорят — воздух нужен чистый.
Мария молча присела напротив. Скрестила руки.
— Интересно. А что не так с твоим чистым воздухом на Балтийской? Там что, кислород отключили?
Ирина Николаевна всплеснула руками:
— Машенька! Ты же взрослая женщина! Что ты несёшь? Там невозможно жить! Соседи — одни алкаши. Лифта нет. Дом старый. А я женщина пожилая. Ты ж не хочешь, чтобы я ноги сломала, пока на пятый этаж поднимаюсь?
Мария смотрела на неё, как на цирковую артистку. Хотя нет — цирковые всё-таки трудятся честно.
— Подожди… — протянула Мария. — А что, собственно, мешает тебе продать свою квартиру и купить что-то попроще? Или с лифтом?
Ирина Николаевна возмущённо захлопала глазами:
— Да как тебе не стыдно такое говорить?! Эта квартира — семейное гнездо! Там Сергей вырос! Там память! Это наш очаг! — В голосе задрожали ноты драматического театра.
Мария засмеялась. Серьёзно, просто засмеялась.
— Очаг, говоришь? А что ж ты тогда из очага-то бегом хочешь сбежать, Ирина Николаевна?
Свекровь тут же поменяла интонацию:
— Маша, ну хватит ерничать. Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. А мне… мне старость обеспечивать некому, кроме вас.
Сергей кашлянул и пробормотал:
— Мама права…
Мария медленно встала, убрала с кухни свою кружку, достала из шкафа сумку.
— Знаете что… Я вас очень люблю, конечно, — она улыбнулась, — но у меня есть новости. Я поживу пока у подруги. Подумайте сами, как делить мои деньги. А я подумаю — делить ли их вообще.
Сергей вскочил:
— Маш, ну ты чего…
Ирина Николаевна всплеснула руками:
— Господи! Вот оно! Вот, до чего доводят жадность и эгоизм!
Мария натянула пальто, застегнулась медленно, спокойно. Обернулась:
— Запомните оба. Я не банкомат. Я не ваше вложение. Я человек. Поняли?
Дверь хлопнула.
На лестничной клетке пахло куревом и кошачьим кормом. Мария шла вниз, не разбирая ступенек. Только одна мысль гудела в голове:
«Нет. Я больше так не могу».
Мария ночевала у подруги Ларисы. Та жила одна — муж давно сбежал к молодой, дети выросли и разъехались. Квартира просторная, тишина, никому ничего не надо. Только Лариса периодически подливала вина и заглядывала Марии в глаза, молча, с тем самым сочувственным выражением, которое бесит больше любых слов.
— Ну что, Маш, — наконец сказала она, — план действий есть? Или так и будешь скитаться с чемоданом по друзьям?
Мария ссутулилась, уткнулась в ладони.
— Ларис, да я сама в шоке. Понимаешь? Вроде всё знала. Знала, какая Ирина Николаевна… Знала, какой Сергей. Но чтоб вот так — открытым текстом! «Давай деньги. Купим маме дом».
— Слушай, ну ты же взрослая баба. Не вчера родилась. Он всегда мамину юбку выше твоей головы держал. Что удивительного?
Мария вздохнула:
— Знаешь, что самое обидное? Даже не то, что деньги хотят отжать. А то, что он… он вообще меня не видит. Не слышит. У него мама — приоритет. А я… я так, приложение к хозяйству.
Лариса плеснула ей вина.
— Правильно. Значит, пора это хозяйство пересматривать.
Мария сделала глоток, поморщилась.
— Ларис, я… я не знаю, чего хочу. Я вроде и люблю его. По-своему. Привычка, наверное. Двадцать лет вместе. Но вот сейчас… Сейчас чувствую, что всё. Как будто нитка порвалась. Знаешь?
Лариса молча кивнула.
— Маш… ты подумай. Эти восемь миллионов — не просто деньги. Это… свобода. Ты понимаешь?
Мария уткнулась в подушку.
— Да понимаю. Головой-то понимаю. А сердцем… страшно.
Телефон вибрировал весь день. Сначала Сергей звонил — без конца. Потом сообщения:
«Маша, ты чего удумала, ну хватит дурить».
«Мы семья. Ты чё, реально всё порушить хочешь?»
«Мама переживает. Приди в себя».
Потом подключилась Ирина Николаевна:
«Машенька, деточка, ты чего так на нас злишься? Никто тебя не обижает. Мы же семья».
«Я понимаю, ты устала, но так деньги делаются для семьи, а не чтобы их прятать».
«Думаю, тебе надо посоветоваться с умными людьми. Я вот поговорила со знакомым юристом…»
Мария сжала зубы. Юристом, значит. Прекрасно. Уже консультируются.
Вечером позвонила мама.
— Машенька, родная, что случилось? Мне Ирина Николаевна уже звонила! Сказала, ты с ума сошла, что ты вещи собрала и убежала куда-то… Что за глупости?
Мария вздохнула тяжело.
— Мам, не паникуй. Я у Ларисы. Всё нормально. Просто… Просто у нас разговор получился… о деньгах. Они хотят, чтобы я купила дом для Ирины Николаевны. За мои деньги. За наследство.
Мама ахнула.
— Господи… Машенька… Ты только не вздумай! Это же твоё! Папа ведь для тебя эти деньги копил, для тебя! Ты помнишь, он сколько раз говорил: «Это Маше на жизнь. На спокойную жизнь»!
Мария почувствовала, как защемило под сердцем. Папа… Он умер всего два года назад. Она помнила, как он сидел на кухне, медленно раскладывая вклады, счета, и говорил:
— Машка, ты у меня одна. Вот тебе. На жизнь. Ни на кого не смотри. Себя береги.
Горло сжало так, что она едва не всхлипнула.
— Мам… Я помню. Очень хорошо помню.
На следующее утро Мария решила: хватит бегать. Надо расставить точки.
Она вернулась домой ближе к полудню. Дверь была заперта. Открыла своим ключом. Квартира встретила её знакомым запахом… И чем-то ещё. Пахло чем-то новым. Она вошла на кухню — и остолбенела.
На кухонном столе — стопка каталогов: «Дома под ключ», «Загородная недвижимость», «Проекты коттеджей».
Ирина Николаевна сидела прямо за её столом с блокнотом в руках, делала пометки. Рядом — Сергей, с лицом виноватого школьника.
— О! — радостно подняла голову свекровь. — Машенька, вот и ты. Смотри, мы тут всё обсудили. Вот этот проект — идеальный. Стоит семь двести. Остаётся ещё почти миллион — можно тебе на машину. Ну, чтоб не обидно было.
Мария медленно опустила сумку на пол.
— Серьёзно? Вы уже тут сами решили?
Сергей поднялся:
— Маш, ну чего ты… Ну давай по-хорошему. Мы ведь семья. Ты же сама понимаешь, маме тяжело. Да и тебе-то от этого что? Живём дальше, как жили. Всё нормально.
— Нормально? — переспросила Мария. — Жили как? Я — банкомат, мама — хозяйка, ты — переводчик её хотелок?
Ирина Николаевна фыркнула:
— Ой, Машенька, ну не утрируй. Мы же по справедливости. Ты замужем. Значит, всё общее. А значит, и деньги общие. Разве нет?
Мария подошла ближе, уставилась прямо в глаза свекрови:
— Ты правда в это веришь?
— Конечно! — без малейшего стеснения. — А как иначе? Ты же в нашу семью вошла. А в семье должно быть всё общее.
Мария кивнула. Медленно, очень медленно.
— Знаешь что… — Она выпрямилась. — Наверное, ты права. Семья — это общее.
Она достала телефон, открыла список контактов и спокойно, глядя в глаза Сергею, сказала:
— Тогда по-честному. Сейчас позвоню риэлтору. Продаём мою квартиру. Продаём твою, мама. Складываем всё вместе. И покупаем один большой дом. На всех. Жить будем вместе. Я, ты, мама, ну и твои подружки пусть заезжают. Все семья, правда?
Ирина Николаевна побледнела:
— Ты… ты с ума сошла?
— Нет. Просто по справедливости. Всё общее — значит, и твоя квартира тоже в общий котёл. Чего мелочиться?
Сергей сглотнул:
— Маш… ну… ну подожди…
— Не. Или всё общее. Или каждый за себя. Решайте.
Ирина Николаевна вскочила:
— Да ты ведьма! Вот ты кто! Меркантильная! Бессовестная! Да мой сын на тебе вообще мог не жениться!
Мария вскинула бровь:
— Вот и обговорили наконец-то всё честно, да?
Она взяла сумку.
— Я к юристу. Посмотрим, кто кому что должен.
Дверь хлопнула.
И впервые за долгое время Мария почувствовала, как за спиной у неё расправляются крылья.
Юрист оказался женщиной лет сорока пяти, деловой, с острым взглядом и нервными движениями. Выслушала Марию молча, кивала, делала пометки, изредка вставляла уточняющие вопросы.
— Значит, наследство отца, да? — уточнила она. — По завещанию?
— По завещанию. На меня.
Юрист кивнула, перелистала папку с документами.
— Ну тут всё просто. Наследство — это ваша личная собственность. Не совместно нажитое. Ни супруг, ни его родственники к нему отношения не имеют. Даже если вы были в браке хоть сто лет. Деньги — ваши. И только ваши.
Мария молча слушала, сжимая в руках кружку с остывшим кофе. И что-то внутри постепенно отпускало. Страх — уходит. Тревога — тает.
Юрист продолжала:
— Но. Если вы на эти деньги купите дом, оформленный в совместную собственность или хотя бы на себя, но будете в нём жить с мужем — тогда да, в случае развода он может претендовать на часть рыночной стоимости. Поэтому… — Она подняла взгляд. — Если планируете инвестировать эти деньги, лучше либо квартиру, которую можно сдавать, либо вклад, либо покупка недвижимости только для себя, с жёсткими формулировками.
Мария кивнула.
— А если я… — Она замялась. — Если я решу… развестись?
Юрист положила ручку.
— Всё просто. Квартира, в которой вы живёте — совместно нажитая? Оформлена на кого?
— На Сергея. Он её купил ещё до свадьбы. Маленькая, однушка.
— Значит, ваше там — ничего. Машину, если есть — делим, счёт в банке — делим, имущество общее — делим. Но наследство — вне дележа. Чисто ваше.
Мария смотрела на юристку, и внутри словно щёлкало что-то важное. Простая формальность: оказывается, можно взять и разрезать жизнь, как пирог. Здесь — моё. Здесь — твоё. А здесь — не трогай вообще.
Юрист вздохнула:
— Знаете, Мария… Я вам так скажу. Такие истории — каждый день. Поколение маменькиных сынков и всезнающих свекровей. Но знаете, что удивляет? Женщины всё это терпят. А не надо. Не обязаны. Не должны.
Мария кивнула медленно. Очень медленно.
— Спасибо, — сказала она. — Вы мне всё разложили. Теперь понятно.
Дома её не ждали. Дверь была заперта, свет — выключен. На звонки Сергей не отвечал.
Когда она набрала Иру Николаевну, та взяла трубку со второго гудка:
— Ну что, подумала? Одумалась?
Мария выдохнула:
— Да, подумала. Всё решила. Слушай внимательно. Деньги я тратить на ваш дом не собираюсь. Мои — значит, мои. Оформлю вклад. Или куплю себе квартиру. Или машину. Или вообще полмира объеду — не твоё дело.
Ирина Николаевна затряслась в трубке:
— Ах вот как?! Да ты, да ты… Да ты неблагодарная! Да если бы не мой сын!.. Да если бы не я!.. Да ты бы!.. — и понеслось.
Мария отключила. Без злости. Без истерики. Просто убрала звук.
Через полчаса позвонил Сергей.
— Маш… ну чего ты… Ну… Ну давай без глупостей, а? Ну ладно, с домом не получилось. Ну и бог с ним. Нам же жить дальше. Ну чё ты…
Мария слушала этот голос — и вдруг поняла. Не любит она его. Уже не любит. Ничего там не осталось — ни любви, ни обиды, ни надежды. Только пустота.
— Серёжа, — спокойно сказала она, — я подала на развод.
Пауза. Долгая.
— Чё?.. Ты… Ты с ума сошла?!
— Нет. Наоборот, впервые за двадцать лет пришла в себя. Завтра прихожу за своими вещами. Я тебе оставлю всё. Телевизор, мебель, посуду. Мне ничего не надо. Кроме моего.
Он зашипел:
— Да кто ты без меня? Да кому ты нужна?! Да с твоим характером, да с твоими загонами — да никто на тебя и смотреть не будет!
Мария усмехнулась:
— Посмотрим. А ты… удачи тебе, Серёжа. Особенно с мамой.
И отключила.
Через неделю Мария сидела в уютном кафе с Ларисой. Перед ними два больших латте, тарелка с эклерами и документы: свежий договор на покупку небольшой, но уютной однокомнатной квартиры в новом доме.
— Ну что, Машка… — Лариса чокнулась с ней чашкой. — С почином. Начало новой жизни.
Мария улыбнулась. Сначала осторожно, потом шире.
— Знаешь, Ларис… Как же это странно. Я ведь думала — без него пропаду. А оказалось — дышать легче стало.
Лариса рассмеялась:
— Конечно легче. Ты ж теперь без гири на ноге.
Мария сделала глоток и вдруг поняла: впервые за много лет ей — хорошо. По-настоящему. Свободно. Легко.
И впереди — целая жизнь. Своя. Настоящая.
