Лена сдвинула в центр стола крошечную вазочку с веточкой гипсофилы, чтобы лучше видеть лицо свекрови.
Анастасия Ивановна выглядела сегодня особенно хорошо — строгая укладка, нитка жемчуга на шее, легкая шаль на плечах, несмотря на теплую погоду.
— Он тебе не говорил? — Анастасия Ивановна чуть наклонила голову, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие. — Мой мальчик любит умалчивать о деталях, когда они ему невыгодны.
Лена отрицательно качнула головой. Разговор о продаже загородного дома возник из ниоткуда. Дима, ее муж, упомянул об этом вскользь, как о деле решенном. Мол, зачем его матери такой большой дом, когда она живет одна. — Он сказал, что вы сами хотите переехать в город. Поближе к нам, — осторожно произнесла Лена.
— Поближе, — усмехнулась свекровь, но уголки ее губ не дрогнули. — Он всегда был мастером формулировок.
Называет «поближе» желание поселить меня в съемной однокомнатной квартире, а деньги от продажи дома вложить в очередной «проект века».
В этот момент дверь заведения распахнулась, и в зал вошел сам Дима. Он увидел их, широко улыбнулся и направился к столику, неся с собой ауру делового человека, решившего уделить полчаса своего драгоценного времени семье.
— Вот вы где, мои красавицы! — он поцеловал мать в щеку, а Лену покровительственно потрепал по плечу. — Уже сплетничаете?
Он сел на стул, отодвинув его с громким скрежетом, и тут же подозвал официанта.
— Нам ничего не нужно, — мягко сказала Анастасия Ивановна.
— Мама, не скромничай. Я угощаю. Лена, ты же знаешь, у меня скоро сделка. Деньги будут, можно не экономить.
Лена почувствовала, как внутри нарастает раздражение. Он говорил о деньгах, которых еще не было, и распоряжался будущим матери, даже не спросив ее мнения. — Дима, мы как раз говорили о доме, — решила взять инициативу Лена. — Твоя мама, кажется, не в восторге от идеи переезда.
Дима отмахнулся, словно от назойливой мухи.
— Ой, да что она понимает. Это же для ее блага. Ей нужен уход, забота. Жить рядом, чтобы ты могла каждый день заходить, помогать.
Он посмотрел на Лену в упор, и его взгляд стал жестким, не терпящим возражений. Он говорил это так, будто они с Леной уже все обсудили и пришли к согласию.
— Дима, я работаю, — тихо, но твердо сказала она.
— И что? Работа не волк. А мать — это святое. Моя мать.
Он сделал паузу, обвел взглядом сначала растерянную Лену, потом непроницаемое лицо матери. И наконец, произнес фразу, которая стала точкой невозврата. — Давай так, Лен. С этого момента забота о ней — полностью твоя обязанность. Ты должна будешь обеспечить ей достойную старость, пока я буду строить наше будущее. Считай это своим вкладом в семью.
Он сказал это так просто, будто просил передать ему соль. Он не приказывал, нет. Он ставил перед фактом. Лена медленно повернула голову к свекрови. Анастасия Ивановна смотрела на сына без тени удивления.
На ее лице застыло странное выражение — смесь горечи, разочарования и какой-то холодной, почти зловещей решимости. И в этот момент Лена поняла: представление только начинается, и главную роль в нем будет играть вовсе не ее муж.
Дима бросил на стол несколько купюр, даже не взглянув на счет.
— Ну все, я побежал, дела не ждут. Мама, завтра жди звонка от риелтора, будь любезна, покажи дом. Лена, проследи.
Он подмигнул и, не дожидаясь ответа, вышел из кафе, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и ощущение полной неловкости.
Некоторое время они сидели молча. Звяканье посуды и приглушенные разговоры за соседними столиками казались неуместными. — Не переживай, Леночка, — вдруг произнесла Анастасия Ивановна, и ее голос был спокоен до неестественности. — Он ничего не продаст.
Лена подняла на нее удивленный взгляд.
— Почему вы так уверены?
— Потому что нельзя продать то, что тебе уже не принадлежит, — свекровь достала из элегантной сумочки тонкую папку и положила ее на стол. — Я не вчера родилась.
Я давно поняла, что мой сын видит во мне не мать, а ресурс. Я случайно услышала его разговор с одним из его так называемых партнеров пару месяцев назад.
Речь шла о том, как выгодно «обналичить старуху».
Лена ахнула. Ей стало физически дурно от этих слов.
— Он не мог…
— Мог, милая, еще как мог. Поэтому я приняла меры, — Анастасия Ивановна открыла папку. Внутри лежал документ с синими печатями. — Это дарственная.
Уже зарегистрирована в Росреестре. Дом больше не мой. И уж тем более не его.
У Лены перехватило дыхание. Она смотрела то на документ, то на спокойное, почти отрешенное лицо свекрови. — Но… на кого?
— На достойного человека, — уклончиво ответила Анастасия Ивановна, закрывая папку. — Дима должен усвоить урок. Он привык, что мир вращается вокруг него. Пора ему узнать, что такое гравитация.
Вечером Дима был в превосходном настроении. Он ходил по квартире, размахивал руками и строил планы, куда вложит деньги. Он уже мысленно покупал новую машину и летел на Мальдивы.
— Лен, я договорился. Завтра в одиннадцать приедет оценщик. Так что тебе нужно будет с утра поехать к маме, помочь ей собрать какие-то вещи на первое время. Ключи от съемной квартиры привезут послезавтра.
Он говорил это, не глядя на нее, копаясь в ящике с документами.
Лена, которая до этого момента молча наблюдала за ним, почувствовала, как страх сменяется холодной яростью.
— Я никуда не поеду, — произнесла она ровным голосом.
Дима замер и медленно повернулся.
— В каком смысле?
— В прямом. У меня работа, если ты забыл. И я не собираюсь участвовать в этой афере.
Его лицо вытянулось от удивления, которое быстро сменилось гневом.
— Какой еще афере? Я пытаюсь устроить будущее нашей семьи, а ты… Ты что, решила пойти против меня? Вместе с ней?
— Я решила не позволять вытирать об себя и о твою мать ноги! Ты спросил ее, чего она хочет? Ты спросил меня, готова ли я бросить свою жизнь, чтобы стать сиделкой?
— Я не должен спрашивать! — вскричал он. — Я мужчина, я глава семьи, и я решаю, что лучше для всех! Я не позволю вам, двум бабам, рушить мои планы!
В этот момент у него зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама». Дима злобно усмехнулся и нажал на громкую связь. — Ну что, мама? Уже жалуешься? Решила надавить на жалость?
— Дима, милый, — раздался из динамика спокойный и даже ласковый голос Анастасии Ивановны. — Зачем так кричать? Я звоню, чтобы избавить тебя от лишних хлопот. Не нужно присылать завтра оценщика. Это будет пустая трата его времени. И твоего.
— Мы это уже проходили! — зарычал Дима. — Хватит капризов!
— Я не капризничаю, сынок. Я информирую, — в голосе свекрови появились стальные нотки. — Дом переоформлен.
Месяц назад. Если не веришь, можешь сделать запрос в соответствующие органы. Так что свои грандиозные планы тебе придется строить на чем-то другом. Не на моем наследстве.
Дима молча смотрел на телефон, из которого доносились короткие гудки. Его лицо из гневного превратилось в багровое, потом пошло пятнами. — Она блефует, — прошипел он, скорее убеждая самого себя. — Старуха решила меня напугать. Она не могла. Кому она могла его отписать? У нее никого нет!
Он нервно прошелся по комнате, схватил свой ноутбук и начал что-то лихорадочно печатать.
Через несколько минут он застыл, глядя в экран. Его плечи опустились, а уверенность испарилась без следа.
— Не может быть… — прошептал он. — Она… подарила его.
Он медленно поднял глаза на Лену. В них плескалась смесь ярости и растерянности.
— Это ты. Это все ты ее подговорила! Решила прибрать к рукам имущество?
Лена смотрела на него без страха. Последние капли сочувствия к этому человеку испарились. — Я узнала об этом два часа назад, Дима. Так же, как и ты сейчас.
— Кому? — он почти взвыл. — Кому она его отписала?!
В этот момент на пороге комнаты появилась Анастасия Ивановна. Она вошла так тихо, что ни Лена, ни Дима ее не заметили. В руках у нее была та самая папка.
— Я принесла тебе копию, сынок. Чтобы ты не тратил время на догадки, — она положила папку на журнальный столик. — И отвечая на твой вопрос — я подарила дом Лене.
Дима уставился на мать, потом на Лену, потом снова на мать. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. — Ей? — наконец выдавил он. — Своей невестке? Чужому человеку? А как же я? Я твой единственный сын!
— Ты перестал быть моим сыном в тот момент, когда решил, что я — просто актив, который можно продать, — отрезала Анастасия Ивановна.
— А Лена за эти годы стала мне ближе, чем ты. Она единственная, кто видел во мне человека.
Дмитрий рухнул на диван. Вся его напускная бравада исчезла. Он вдруг показался маленьким, жалким и совершенно потерянным.
— Леночка, — он повернулся к жене, и в его голосе зазвучали умоляющие нотки. — Милая, ну ты же не сделаешь этого? Мы же семья. Продай дом, мы купим квартиру поменьше, а на остальные деньги…
— Нет, Дима, — твердо прервала его Лена. Она подошла к свекрови и взяла ее за руку. — «Мы» больше нет. И семьи у тебя тоже больше нет. Ты сам все разрушил.
Она посмотрела на него в последний раз, уже без ненависти, скорее с легким презрением. — Что касается твоей матери… Ты был прав в одном. Кто-то действительно должен о ней позаботиться. Но это буду не я.
Это будешь ты. Теперь это твоя прямая обязанность. А мы с Анастасией Ивановной поживем пока в ее… то есть, уже в моем доме. Там свежий воздух, сад, и главное — нет тебя.
Она развернулась и, поддерживая под руку свекровь, направилась к выходу. Анастасия Ивановна обернулась в дверях. — Удачи тебе со «сделкой века», сынок. Надеюсь, твое будущее будет таким же светлым, каким ты его себе представлял.
Дверь за ними захлопнулась, оставив Дмитрия одного в пустой квартире, наедине с рухнувшими планами и осознанием того, что он потерял абсолютно все.
