Когда Ольга вышла на кухню, часы показывали 07:13. Суббота. Тот редкий день, когда можно было поспать, но привычка вставать рано въелась в кости, как ревматизм. Вода в чайнике ещё не закипела, а кошка Мыша уже тёрлась о ноги, как бы намекая: «Да, хозяйка, ты встаёшь ради меня, не ври себе».
Ольга включила кофеварку, открыла холодильник и с раздражением посмотрела на пустую полку. Планировала в пятницу сделать закупку — мясо, сыр, нормальный хлеб, а не вот этот резиновый «фитнес-багет», от которого только живот крутит. Но вместо похода в «Перекрёсток» они с Сергеем выясняли отношения. В третий раз за месяц. Словно у них абонемент на скандалы: три в неделю, бонусом — обида до утра.
— Надоело, — буркнула она вслух, доставая последнюю ложку кофе.
Сергей спал в спальне, как убитый. Ольга не стала закрывать за собой дверь — пусть слышит, как работает кофемолка. Пассивная агрессия — тоже метод терапии.
Старый добрый брак, которому в этом году стукнет девятнадцать. Год назад она бы ещё сказала — «вот-вот двадцать, юбилей», а сейчас… Сейчас ощущение было, будто она живёт в коммуналке с человеком, который всё чаще напоминает чужого.
Но сегодняшнее утро было всё же другим. Наступала новая фаза. Как говорил их семейный психолог (да, доходило и до этого, но толку — как с мёртвого шеф-повара борщ), «если проблема повторяется — это уже не случайность, это стиль общения». И вот стиль общения Сергея с ней в последнее время напоминал общение гаишника с пьяным водителем: «Вы нарушили, но я сделаю вид, что ещё верю, что вы нормальная».
— Оль, — донёсся сиплый голос из спальни. — Проснись. Мне нужно сказать кое-что.
Ого. Он не спит? Он думал ночью? Уже прогресс…
— Слушаю, господин супруг, — язвительно отозвалась она, не оборачиваясь. — Только сразу скажи: завтрак готовить на двоих или на троих?
— Смешно. Очень смешно, — Сергей вышел в коридор, зевая. — Слушай… Дима вчера с Ленкой окончательно разругались. Он к нам на время переедет. Ненадолго. Ну, пока не определится. Ты же понимаешь…
Понимаю. Как же. У меня на лбу написано — общежитие «Добродетель».
Ольга замерла. В руках — чашка, в голове — гудок электрички. Говорят, в такие моменты сознание замедляется. Врут. Всё ясно стало за три секунды.
— Ты серьёзно? — Она обернулась медленно. — К нам? Дима? Опять?
Сергей потёр шею, явно ожидая взрыва.
— Оль, ну ты же знаешь, он сейчас в раздрае. Лена выставила его. Ну, несправедливо, конечно, но она такая… импульсивная. Он сам не понимает, что происходит. Просто на недельку. Может, две…
— А потом что? Мы с ним квартиру делим? Или я просто уезжаю, и вы с братом начинаете новую главу?
Сергей тяжело вздохнул, как будто это он жил с Дмитрием и варил ему кофе.
— Оля, ну не начинай…
— А кто начал? Ты в курсе, что этот братец в прошлый раз съел мясо, которое я два часа мариновала? А потом сказал, что оно «пересушено»? Ты помнишь, как он испортил мою сковородку и сказал, что это «слабый металл»?
— Ну, ты слишком остро реагируешь.
— А ты слишком слабо! — рявкнула она. — Это мой дом, моя кухня, моя жизнь, чёрт возьми! И я не хочу, чтобы по ней снова катком проехался твой братец с его сломанной моралью и вечной жертвенностью.
Тут же, как по заказу, раздался звонок в домофон.
— Это он, — тихо сказал Сергей. — Я вчера сказал, что пусть подъезжает.
— А ты меня когда планировал поставить в известность? Когда он тапки наденет?
Ольга подошла к двери, как к виселице. Нажала кнопку.
— Входите, сирота при дороге.
Через пять минут в коридоре стоял Дмитрий с чемоданом. Большим. Таким, что его обычно берут в эмиграцию, а не на пару ночей.
— Привет, Олечка, — сладко сказал он. — Не узнал бы, если б на улице встретил. Ты всё хорошеешь.
— А ты всё хренеешь, — тихо ответила она и пошла на кухню.
Дальше было как в плохом кино: чемодан, шутки ни к месту, попытка обнять (она увернулась), разговоры о том, как «Ленка вечно всё усложняет» и что «женщины вообще загадочные существа». Ольга молчала, глядя в окно, где серая Москва текла своим субботним гудением. Её мир снова кто-то поставил на паузу, только не спросили разрешения.
К вечеру квартира была захламлена — вещи Дмитрия в гостиной, его ботинки под вешалкой, его зарядка торчала из розетки, его запах — смесь лосьона и старого пива — впитался в воздух. Ольга мыла раковину, когда Дмитрий подошёл сзади.
— Слушай, Олечка, а ты не против, если я мясо возьму из морозилки? Я видел там кусок неплохой, я бы его запёк… Ну, по-мужски, с корочкой…
— Это на выходные, — отрезала она. — Я закупалась на троих. Мы с Сергеем и моя мама. Ты, извини, в расчёт не входил.
— Ну ты даёшь, — фыркнул он. — Жадничать не надо, у вас же всё общее, семья…
— Это моя семья. А ты — проблема, — спокойно сказала она.
Вечером, лёжа рядом с Сергеем, она сказала:
— Или он уходит завтра, или я.
— Ты не можешь так ставить вопрос.
— А ты не можешь его ставить вообще, потому что ты ничего не решаешь. Только прячешься за братца. Вот и живи с ним. А я устала.
На следующее утро она вышла из квартиры с рюкзаком и списком дел в телефоне. «Аптека, салон, Лена». Страшно? Очень. Глупо? Возможно. Но оставаться — было бы предательством. Сначала себя, потом жизни.
— Вот теперь я, кажется, понимаю, почему Лена ушла, — проговорила Ольга вслух, поставив кружку с чаем на подоконник. На улице моросил мелкий дождь, в квартире витал запах вчерашнего жаркого, который теперь казался ей каким-то мерзко липким. Дмитрий сидел на диване в одних трениках, уткнувшись в телефон. Носки валялись под журнальным столиком. В раковине — сковорода, на которой она готовила мясо на выходные, выжженная до чёрна. Её любимая, чугунная, ещё с маминой молодости.
Сергей задерживался на работе. Ольга в это почти верила.
— Димочка, а ты не думал, что в доме можно хоть иногда… ну, как бы сказать помягче… убирать за собой? — начала она, скрестив руки.
— А ты не думала, что я тут вообще-то гость, и не обязан влезать в вашу бытовуху? — даже не оторвался от экрана.
— Да ну? А кто, интересно, съел мясо, которое я мариновала два дня? — голос её поднимался.
— Там немного было. Ты же не одна тут живёшь. — Он пожал плечами. — И вообще, я думал, ты это для Серёжи делала. Я же брат.
Ольга чувствовала, как у неё дергается глаз. Она медленно подошла, взяла с подоконника чашку, допила остывший чай, поставила обратно.
— Ты брат. А я, выходит, кухарка, уборщица и горничная?
— Оль, ты сейчас заводишься на пустом месте, — отозвался он. — Я тут ненадолго. Пока всё не уладится с Ленкой.
Она хмыкнула:
— Уладится… Ты же даже к юристу не пошёл. Только ходишь, всем жалуешься, что она тебя бросила. Хотя если бы ты хоть один вечер не валялся на диване, она, может, и не ушла бы.
Вечером вернулся Сергей. Мокрый, с измятым лицом, будто день провёл не в офисе, а на стройке. Скинул ботинки, молча прошёл на кухню. Дмитрий включил телевизор, на весь зал заиграли какие-то шоу с визжащими ведущими.
— Ты поговори с ним, Серёж. Я больше не могу. Он у нас уже вторую неделю. Он ест, он мусорит, он хамит. Он сломал мою сковороду. И знаешь что? Ещё и отпирается.
— Оль… ну чего ты… — начал муж, вяло, устало. — У Димы сейчас тяжёлый период, ты же знаешь. Ленка его кинула, без копейки выгнала. Он брат. Он семья.
— А я кто? Слуга? Филиал соцзащиты?
Сергей прикрыл глаза и устало потер лоб.
— Просто потерпи ещё немного. Ну ты же понимаешь…
— А ты понимаешь, что я в своём доме стала на вторых ролях? Что ты живёшь по его настроению? А когда он плюёт мне в лицо, ты отворачиваешься!
Он выдохнул:
— Ты перегибаешь. Он мой брат.
Ольга шагнула ближе. Глаза её были налиты яростью, голос звенел.
— А я тебе кто? Вешалка для пиджака? Пристройка к вашей мужской идиллии? Слушай, я, конечно, женщина, но не настолько безмолвная. Я не обязана терпеть этого наглого паразита, который даже посуду за собой не моет!
— Паразита? — влетел в разговор Дмитрий, подойдя, грозно сдвинув брови. — Это ты про меня? Слушай, Ольга, если бы ты меньше лезла в чужие дела, глядишь, и у тебя бы муж был посговорчивей.
— Вон! — прошептала она. — Оба. Из моего дома.
Сергей поднял голову.
— Ты серьёзно?
— Более чем. Уходите. Хотите быть семьёй — идите и живите вместе. Погрызитесь там на своей братской кухне. Только без меня.
Тишина. Телевизор продолжал вопить.
— Ты с ума сошла, — сказал Сергей тихо. — Просто с ума.
— Может быть. Но лучше быть сумасшедшей в своей квартире, чем тряпкой в вашей.
Прошла неделя. Ольга ночевала у подруги, потом снимала номер в гостинице недалеко от работы. Муж не звонил. Не писал. Из общих друзей — только Лена. И то случайно. Встретились на парковке супермаркета. Дождь хлестал, как в кино. Ольга сначала отвернулась. А потом Лена сама подошла.
— Привет. Ты бледная какая. Всё так плохо?
Ольга разрыдалась. Впервые за эту неделю. Уронив сумку, запутавшись в пакете с курицей.
— А у тебя?
— Такая же фигня. Дмитрий угрожает судом. Мол, квартира куплена в браке, будет делить. Хотя ни одной выплаты по ипотеке он не сделал.
— А с Серёжей у меня всё. Точка. Он ушёл с ним.
Лена молча протянула руку.
— Пошли пить кофе. Нам надо поговорить. У меня на кухне осталась одна кружка. Как раз на двоих.
На той кухне не было ни кружевных скатертей, ни инста-ламп, ни тортиков. Но был один стол, два стула и пачка хорошего растворимого кофе.
— Мы не одни такие, — сказала Лена, закуривая. — Полстраны живут так: женщины тянут быт, терпят, сглатывают. Только мы, кажется, наигрались.
— Ага. Только вот куда идти дальше?
— К себе. Наконец-то — к себе.
Они молчали. Потом Лена вдруг сказала:
— А знаешь… а давай махнём куда-нибудь. Вместе. В отпуск. Разведённые и счастливые. Пусть эти двое братков жуют пельмени у тёщи.
Ольга рассмеялась сквозь слёзы.
— А давай. Только без сковородок.
Сергей появился спустя две недели. Не постучал — вошёл ключом, как будто ничего не произошло. Ольга сидела на полу, разбирая коробку с книгами. Она снова переехала домой: братия уехала к матери в Мытищи, и в квартире наконец стало тихо.
— Привет, — сказал он, снимая обувь.
— Привет, — ответила она, даже не глядя.
Он подошёл, помолчал. Потом присел рядом на корточки:
— Ты серьёзно решила всё это… так закончить?
Она взглянула на него: помятый, небритый, но всё такой же — с этой вечно виноватой полуулыбкой, за которой удобно прятать безответственность.
— Нет, я решила это закончить нормально. Без оров, без истерик, без унижений. Просто — больше не хочу жить, где меня не выбирают.
— Это глупо, — начал он, — ты знаешь, что я тебя люблю…
Она хмыкнула:
— Только у любви, знаешь, есть интересная черта. Она не должна всё время доказывать свою ценность. Если её не видно — значит, её нет.
Он опустил глаза.
— Димка… он просто остался один. Он не плохой человек. Ну оступился. Ну не умеет он вести себя… правильно. Но он ведь не хотел…
— Стоп. Вот это «не хотел» — твоя мантра с института. Ты всегда всех прощаешь. Только в этом «всех» нет меня.
Она поднялась, отряхнула джинсы и прошла на кухню. Поставила чайник. Из зала донёсся его голос:
— Ты правда хочешь всё перечеркнуть из-за… пары недель?
Она медленно ответила:
— А ты перечеркнул всё из-за пары котлет. И одной сковородки. Или ты думаешь, это про быт? Это про выбор. И ты его сделал. Не в мою пользу.
Тем временем Лена сидела у юриста. Молоденькая женщина в очках быстро листала документы, шмыгая носом.
— Ну, если у вас доли нет, то квартира, по сути, делиться не будет. Но он подаёт на компенсацию — моральный вред, вещи, совместные траты…
Лена рассмеялась:
— Он? На моральный вред? Он, который ночами пропадал в «PlayStation клубе», врал про переработки и нёс домой шапку чужих волос? Интересно.
— У вас есть доказательства? — Юрист строго посмотрела.
— Только память и здравый смысл. А этого, как я вижу, в суде недостаточно.
Юрист сделала пометку:
— Вам нужно выстроить линию защиты. Найдите свидетелей, распечатки, фото. И будьте готовы, что он будет играть в жертву.
— Он и в жизни играл в жертву. Я даже не удивлена, — вздохнула Лена. — Вопрос только в одном: как я столько лет это терпела?
Позже они с Ольгой снова встретились. На этот раз — в кафе. Чашки, окна, пледы. Уюта — через край. Но в обеих женщинах уже не было сентиментальности.
— Он приходил, — сказала Ольга.
— И что?
— Просил подумать. Намекал на чувства. Но глаза бегали, как у провинившегося школьника. Всё так же: лишь бы не ругались.
— Это не любовь, — усмехнулась Лена. — Это страх перед одиночеством. А одиночество — это не когда ты один, а когда ты с тем, кто тебя не видит.
Ольга откинулась на спинку стула.
— Хочешь смешное? Я, кажется, счастлива.
— Уже?
— Пока что просто — спокойно. А это, знаешь ли, куда важнее бабочек в животе.
Они молчали. За соседним столиком пара ссорилась. Мужчина повышал голос, женщина смотрела в окно. Лена кивнула в их сторону:
— Думаешь, она уйдёт?
— Пока нет. Она ещё надеется. Но пройдёт год-два — и она тоже начнёт собирать коробки. Только позже. Не все уходят вовремя.
Тем вечером Лена позвонила Ольге.
— Он прислал сообщение. «Я скучаю. Ты разрушила нашу семью».
— Что ты ответила?
— Ничего. Просто заблокировала. У меня теперь — семья другая. Я и моё спокойствие.
В эту ночь Ольга спала одна. Спокойно. Без хлопков дверей, без шагов, без телевизора на полную.
Во сне ей снилось море. И пустой пляж. И она шла по нему босиком, с чашкой кофе, а вдали, в лёгкой дымке, маячил чей-то силуэт.
Не брат. Не муж. Не бывший.
Просто кто-то, кто шёл навстречу — молча, без претензий.
И этого, кажется, было достаточно.
