Мария стояла у плиты, помешивая суп, и одновременно глазела в окно. Там, за стеклом, то ли начинался снег, то ли всё ещё летели остатки ноябрьского дождя — непонятная слякоть, не дающая ни настроения, ни надежды. На подоконнике кошка Варвара развалилась пузом вверх и сопела.
— Варя, — сказала Мария, — ты, в отличие от некоторых, счастлива. Тебе не надо думать, сколько стоит гречка и как объяснить мужу, что в следующем месяце я на дачу — ни ногой.
Она проверила огонь под кастрюлей и бросила взгляд на часы. Пять вечера. Вот-вот приедет Артём с работы — и начнётся вечерняя рутина: ужин, телевизор фоном, болтовня ни о чём, редкие споры о ремонте и обязательное обсуждение свекрови. Без этого дня не бывает.
Семья у них обычная. Средняя. Ничем не хуже и не лучше соседей. Артём — инженер на производстве. Спокойный, надёжный, не конфликтный. Мария — бухгалтер в небольшой фирме. Работа не в радость, но стабильность. Детей нет — не сложилось, зато есть дача, пара друзей, кошка и бесконечные разговоры о том, что жизнь проходит как-то… мимо.
Телефон завибрировал. Мессенджер.
Мама Артёма:
«Тёма когда домой? Мне надо поговорить.» Мария покачала головой. Свекровь — женщина сложная. Властная, уверенная, что лучше всех знает, как правильно жить. От неё не отделаешься лёгким «не могу, занята». Она позвонит, напишет, приедет сама — и не спросят.
Кошка потянулась, зевнула и спрыгнула с подоконника. Как будто почувствовала: воздух сгущается.
Щёлкнул замок. Артём вернулся.
— Привет, — Мария выглянула из кухни. — Переодевайся, ужин почти готов.
— Ща, — отозвался он и кинул портфель на пуф. — Маша… — голос был напряжённый. — Нам надо поговорить.
Мария моментально напряглась. Слишком хорошо знала этот тон. Так начинается любая новость, которая ей не понравится.
— Ну? — Она вытерла руки о полотенце. — Что опять?
Артём медлил. Снял куртку, поставил ботинки, пошёл на кухню, налил себе воды и только потом выдохнул:
— Миша опять влип.
— Господи… — Мария закатила глаза. — Что на этот раз?
— Ну… кредит. — Артём сел за стол. — Срочно нужно гасить. Там проценты… короче, если не помочь — его совсем прижмут.
Мария молчала. Она не кричала — не сразу. Она знала: сначала нужно молчать. Чтобы не сказать такого, о чём потом пожалеешь.
— Подожди, — медленно сказала она. — Ты хочешь сказать, что твой брат, который в прошлом году занял у нас на ремонт машины, а в этом весной — на отпуск, опять в долгах?
— Маш… ну да. Там сложная ситуация…
— Артём. — Голос стал холодным. — Я просто уточняю: сложная ситуация — это когда человек год не работает, перебивается шабашками и вечно что-то «не складывается»?
Артём почесал затылок.
— Ну… понимаешь…
— Нет, Артём. Вот сейчас — не понимаю. Что конкретно он хочет? Сколько?
Он посмотрел в пол.
— Сто пятьдесят.
Мария молча оперлась на стол.
— Ты в своём уме? Сто пятьдесят? — голос у неё задрожал. — А он ничего не попутал?
— Маш, ну не кипятись. Я же не говорю, что мы сразу…
— Конечно. Сначала сто пятьдесят. А потом мама подключится и скажет, что «мы же семья». Ну давай, Артём, удиви меня. Мама уже в курсе?
Он замялся. Этого ответа хватило.
— Потрясающе. — Мария села, устало потерев лицо ладонями. — Просто блеск.
Телефон снова завибрировал. Мама Артёма. Как по таймеру.
Мама:
«Тёма, ты где? Мне нужно поговорить. Это срочно.» — О, как неожиданно. — Мария саркастически показала экран мужу. — Смотри, угадай с трёх раз, о чём.
Щёлкнул звонок. Артём взял трубку.
— Мам… да… мы дома… ага… да-да, Мария рядом…
Мария слушала полфразы — и уже знала, чем закончится.
— Ну, Мишу нужно поддержать… — голос свекрови был напряжённо-снисходительным, как всегда. — Артём, ты же понимаешь, он в беде. Кому он, кроме вас, нужен? Я — пенсионерка, я не могу помочь. А вы — молодые, работящие…
Мария еле сдерживалась. Она ждала. Ждала, когда прозвучит её имя. И оно прозвучало.
— Мария, ты ведь понимаешь, что семья — это не только делить радости, но и помогать в трудную минуту…
Она не выдержала.
— Татьяна Викторовна, — голос у неё был ледяной, — трудная минута у вашего сына длится десять лет. И каждый раз её оплачиваем мы. Вы считаете это справедливым?
— Ну зачем ты так сразу… — в голосе свекрови проступило возмущение. — Миша — наш родной человек. А вы — семья.
— Конечно. Особенно я. Прямо чувствую, как он родной. Особенно когда приходит занимать, а потом исчезает.
Артём дернул её за руку: «Маша, ну пожалуйста…»
Мария резко встала.
— Нет, Артём. Если ты считаешь, что мы должны спасать твоего брата — давай об этом поговорим. Но без давления. Без твоей мамы на громкой связи.
Она выключила телефон, положила его экраном вниз и посмотрела мужу в глаза.
— Или ты наконец поймёшь, что у тебя есть семья — я. Или ты всю жизнь будешь между мной и своим братом. И знаешь что? Я устала быть между.
Мария не спала полночи. Сначала металась по квартире, потом бесцельно листала телефон, потом просто лежала и смотрела в потолок. Где-то рядом тихо сопел Артём — спал он с видом человека, который решил: «А может, оно само рассосётся».
Ничего не рассосётся. Это она знала точно.
Утром, как ни в чём не бывало, Артём ушёл на работу. Перед уходом пробормотал что-то типа: «Ну ты не злись… поговорим вечером». Мария не ответила. Она просто молча закрыла за ним дверь и, облокотившись на косяк, глубоко выдохнула.
— Ну что, Варвара, — сказала она кошке, — мне кажется, мы с тобой свободные женщины. Почти. Пока ещё почти.
Она подошла к шкафу, достала чемодан. Не большой, не маленький — тот самый, с которым они в прошлом году ездили в Сочи. И начала методично укладывать туда вещи. Не из истерики. Не из эмоций. А из холодного понимания: хватит.
Телефон звякнул. Сначала сообщение. Потом звонок. Конечно, кто же ещё — Татьяна Викторовна.
Мария долго смотрела на экран, потом всё-таки ответила.
— Да.
— Мария… — свекровь моментально перешла в обиженно-снисходительный тон. — Ну что за детский сад? Какие обиды? Мы тут всей семьёй решаем серьёзный вопрос, а ты хлопаешь дверями, как девчонка.
Мария села на край дивана.
— Татьяна Викторовна. Мне сорок пять. Девчонка — это комплимент. Спасибо.
— Не ерничай. — Голос стал жёстче. — Ты взрослая женщина. Ты должна понимать, что семья — это поддержка. Миша попал в беду. Коллекторы угрожают. Ему же чуть ли не руки-ноги обещают сломать.
Мария выдохнула.
— Серьёзно? И это всё потому, что он снова взял кредит? А вы точно уверены, что он не на курорт его взял?
— Что за глупости! — свекровь повысила голос. — Ты вообще знаешь, сколько он должен?!
— Вот как раз не знаю. — Мария усмехнулась. — Артём вчера скромно сказал «сто пятьдесят».
— Ах! — Татьяна Викторовна всхлипнула. — Если бы! Там больше! Гораздо больше.
— Сколько? — спокойно спросила Мария.
Тишина. Потом свекровь выдала:
— Шестьсот.
Мария просто молча уставилась в стену. Её даже не трясло. Просто пришло… какое-то ледяное, звенящее осознание. Шестьсот. С учётом их ипотеки — это значит одно: чтобы вытащить Мишу, нужно продать квартиру. Их квартиру.
— Вы, кажется, с ума сошли. — Голос стал плоским, как асфальт после дождя.
— Мария! — взвизгнула свекровь. — Это семья!
— Семья?! — Мария встала. — Вы вообще понимаете, что вы сейчас предлагаете? Чтобы я отдала своё жильё? Вы головой своей думаете, а? Или у вас там только одна извилина — как вытащить Мишу, который всю жизнь сидит у кого-то на шее?
— Ты истеричка. — Голос стал ледяным. — И эгоистка. Всегда была. Думаешь только о себе. Вот зря Артём на тебе женился, зря.
Мария молча отключила звонок. Села на диван. Пять минут смотрела в стену. Потом спокойно сняла кольцо — обручальное — и положила его в коробочку с надписью «Навсегда». Улыбнулась. Горько. С издёвкой. Навсегда, ага.
В обед Артём сам ей позвонил. Голос был взвинченный.
— Маш, ну чего ты начинаешь?! Мама сказала, ты ей нагрубила. Что ты совсем отказываешься помогать…
— Артём. — Спокойно, без эмоций. — Ты слышал сумму?
— Ну… да… но…
— Без «но». Ты слышал сумму?
— Слышал.
— Отлично. И ты реально считаешь, что мы должны продать квартиру, чтобы спасти твоего брата?
— Ну, не прям сразу… Может, кредит… может, с дачей как-то…
— Артём. — Она говорила медленно, отчеканивая каждое слово. — Слушай внимательно. У меня нет брата по имени Миша. У тебя — есть. Вот ты с ним и разбирайся. Моя дача, моя квартира и мои деньги — остаются при мне.
— Маш… ну как так можно… это же мой брат…
— Ты выбрал семью, Артём. Осталось понять — какую.
Он тяжело вздохнул.
— Слушай, ну давай без ультиматумов. Это всё можно решить. Семья — это не разводиться на первой же проблеме.
Мария посмотрела на чемодан. Стоял у двери, закрытый. Её вещи — там. Символично.
— Первая? Артём, ты серьёзно? Первая?! — она чуть не рассмеялась. — У тебя вообще счётчик работает? Или ты живёшь в какой-то параллельной реальности?
— Маш… ну перестань. Ну что ты заводишься…
— Я не завожусь. Я устала. Понимаешь? У-с-та-ла.
Она подошла к чемодану, взяла его за ручку и резко дёрнула. Колёсики жалобно заскрипели. Варвара метнулась под диван.
— Ты куда? — голос Артёма мгновенно стал паническим.
— Куда глаза глядят. Пока — к Ольке. А потом — видно будет.
— Маш, не надо так… ну подожди… ну давай вечером поговорим…
— Вечером ты поговоришь со своей мамой. И с братом. А я — с адвокатом.
Она сбросила звонок, надела пальто, шапку, кинула чемодан в лифт и вышла в холодный ноябрьский вечер.
Через час они встретились в кафе. Неожиданно. Артём позвонил, выпросил встретиться.
— Маш, — он выглядел ужасно. Взъерошенный, бледный. — Я тебя люблю. Но это же мой брат… Ну как мне его бросить? Ну он же погибнет.
— Артём. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я тебе скажу одну вещь. Ты её, может быть, не понял за двадцать лет брака. Но поймёшь сейчас.
Она достала коробочку. Положила её на стол.
— Это не только кольцо. Это весь наш брак. Весь. И если ты сейчас скажешь слово «Миша» — забирай. Вместе с ним.
Он молчал. Он смотрел то на неё, то на коробочку. Потом — опустил глаза.
— Значит, развод? — тихо спросил он.
— Да.
Мария встала.
— Прощай, Артём.
И ушла. Не оглядываясь.
Если готов, продолжу третью главу — кульминацию и развязку.
Прошло две недели. Две длинные, нервные недели, в которых Мария словно жила в чужом теле. Всё казалось каким-то странным: утренние пробки, очередь в магазине, даже запах кофе в любимой кофейне — всё будто не настоящее, игрушечное.
Она переехала к подруге Ольге. Оля — та ещё боевитая штучка — сразу встретила её словами:
— Правильно сделала! Давно надо было. Я вообще не понимаю, как ты столько лет терпела этот цирк.
Мария сначала только кивала. Слушала. А потом… Потом стало отпускать. Медленно, будто ледяная корка таяла под солнцем.
Она оформила заявление на развод. Не дожидаясь, пока Артём передумает, пока начнётся это вечное: «Давай подумаем, давай не будем спешить». Нет. Двадцать лет думала. Теперь — достаточно.
В тот день, когда подписала документы, Мария шла по улице и вдруг… рассмеялась. Сначала тихо, себе под нос. А потом громко. На прохожих, конечно, оглядывались. Пусть.
— Свобода, — сказала она вслух. И стало вдруг так легко, что хотелось петь.
Но всё оказалось не так просто. Через три дня ей позвонил Миша. Да-да. Сам.
— Мария… ну… слушай… — начал он с привычного скользкого тона. — Ты, конечно, обиделась. Ну, это… понятно… Но ты должна понять…
— Стоп. — Она перебила. — Я тебе ничего не должна. И не обязана. Ни тебе, ни твоей маме, ни твоему брату.
— Подожди… ну ты же с Артёмом разводишься… — он мялся, пыхтел, — значит, у тебя там, ну… доля… Короче, если ты квартиру продаёшь… можешь мне помочь? Я тебе потом… ну, когда выберусь… верну…
Мария закрыла глаза. Глубоко вдохнула. А потом спокойно, размеренно сказала:
— Миша. Мне кажется, что если бы мозг был мышцей, ты бы его уже давно потянул. Всё. Удачи тебе. Не звони сюда больше никогда.
И отключила. Больше он не звонил.
С Артёмом они встретились уже в суде. Он выглядел… постаревшим. Потрёпанным. Похудевшим.
— Маш… — пробормотал он, когда заполняли бумаги. — Может… ну, ещё раз подумаем?..
Мария посмотрела на него долго. В этом взгляде было всё. И двадцать лет привычки. И боли. И усталости. И… пустота. Никакой любви там уже не было. Ни капли.
— Артём, я думала. Долго. Очень. И знаешь что? Иногда единственный способ спасти себя — уйти.
Он опустил голову. Не стал спорить. Не стал упрашивать. Просто вздохнул.
Когда судья огласил решение, Мария почувствовала, что внутри словно распрямилась какая-то сжатая пружина. Всё. Конец. И… начало.
Через месяц она переехала. Купила маленькую, но уютную квартиру. Без гипсокартона, без золотых обоев «как у людей», без маменькиных советов, без брата-паразита. Квартира — как символ. Небольшая, но своя. Только её.
По вечерам она сидела на кухне, пила вино, гладила Варвару, смотрела в окно на огни большого города и думала:
— Господи, сколько же лет я боялась. Боялась остаться одна. Боялась, что не справлюсь. А оказалось… что самой собой быть легче, чем с кем попало.
Телефон звякнул. Оля прислала сообщение:
«Ну что, мадам Свобода, отмечаем новоселье?» Мария улыбнулась. Набрала ответ:
«Обязательно. Сегодня. И это только начало.» Она посмотрела в окно. Где-то вдалеке над домами зажглась первая звезда.
— Новая жизнь, — сказала она вслух. И впервые за много лет сказала это без страха. С удовольствием.
