Анна смотрела на экран банковского приложения и считала в уме. Тридцать пять тысяч вместо семидесяти. Где остальные деньги?
Максим возился на кухне, гремел посудой и что-то бормотал себе под нос. Обычно он приходил домой в половине седьмого, а сегодня заявился в девять. И ведет себя как-то странно.
Макс, иди сюда.
Он появился в дверях с виноватым лицом. Анна знала это выражение — так он выглядел в детстве, когда разбивал что-то ценное.
Что с деньгами?
Аня, я хотел с тобой поговорить.
Говори.
Максим сел на край дивана, потер лоб. Анна ждала. Внутри все сжалось в комок.
Я отложил тридцать пять тысяч.
Куда отложил? На что?
На дачу для мамы.
Анна почувствовала, как кровь отливает от лица. Дача. Для свекрови. При их-то доходах.
Ты с ума сошел?
Аня, послушай. Мама одна живет в Угличе. Ей шестьдесят два года. Она Ваню видела всего три раза за пять лет.
Анна вздрогнула. Ваня. Их сын спал в детской, а они тут спорят о деньгах.
Мама нас с сестрой подняла, а теперь сидит в четырех стенах. А у Ольги в Ярославле постоянно с внуками возится.
У нас ипотека. Мы едва концы с концами сводим.
Дача недорогая. Ольга место подобрала, ей удобно добираться. Пятьдесят километров от Углича.
Анна встала, прошлась по комнате. В голове крутились цифры. Ипотека — тридцать восемь тысяч в месяц. Коммуналка — семь тысяч. Еда, проезд, одежда для троих. И теперь еще дача.
Максим, мы не потянем.
Потянем. Я подработаю.
Где подработаешь? Ты и так с утра до ночи на работе.
Курьером по вечерам. Или грузчиком в выходные.
Анна остановилась, посмотрела на мужа. Он сидел, опустив голову, и она вдруг увидела в нем того мальчишку, который боялся расстроить маму.
Макс, я понимаю, что ты любишь свою мать. Но мы не можем себе это позволить.
Можем. Просто нужно немного потерпеть. Ваня подрастет, будет с бабушкой время проводить.
Потерпеть? Я уже терплю. У меня джинсы дырявые, я их заштопала. Мы месяц не покупали овощей, только макароны с курицей. Ване новые кроссовки нужны, а я все откладываю. И ты хочешь, чтобы я еще потерпела?
Максим поднял голову. В глазах стояли слезы.
Аня, она моя мама. А Ваня ее внук.
А я твоя жена. И мать твоего ребенка.
Они смотрели друг на друга через пропасть непонимания. Анна чувствовала, как внутри нарастает злость. Не на Максима, а на ситуацию. На то, что денег всегда не хватает. На то, что приходится выбирать между свекровью и собственным спокойствием.
Ладно, — сказала она наконец. — Раз ты уже решил, значит, будем экономить.
На следующий день Анна купила самые дешевые продукты. Самые дешевые макароны из крупки и майонез. Максим ужинал молча, но она видела, как он морщится от пресной жирной еды.
Опять макароны с майонезом? – на второй день такой еды муж отодвинул тарелку.
Привыкай. Затоу свекрови будет дача.
Максим отложил вилку.
Аня, не надо так.
А как надо? Радоваться, что мы влезли в новые долги?
Это не долги. Это инвестиция в семью.
В чужую семью. Твоя мама — это не моя семья.
Слова вылетели сами собой. Анна сразу пожалела, но было поздно. Максим побледнел.
Понятно, — сказал он тихо.
Встал и ушел в спальню. Анна осталась сидеть на кухне, глядя на недоеденные макароны.
Через неделю Максим устроился курьером. Приходил домой в одиннадцать, валился с ног от усталости. Анна готовила ему ужин, но они почти не разговаривали.
Ваня спрашивал, почему папа такой грустный. Анна не знала, что отвечать.
Папа устает на работе.
А почему он теперь поздно приходит?
Потому что работает больше.
Зачем?
Анна смотрела на сына и думала о том, что он растет в семье, где родители не разговаривают друг с другом. Где мама злая, а папа усталый.
Она лежала в постели и думала о деньгах. О том, как в детстве мама считала копейки до зарплаты. О том, как стыдно было носить донашиваемые вещи. О том, что никогда больше не хочет чувствовать себя нищей.
А Максим думал о маме. О том, как она звонит раз в неделю и рассказывает о соседях, о сериалах, о том, что купила в магазине. О том, как в ее голосе слышится одиночество. О том, что Ольга живет в Ярославле, и мама постоянно с ее детьми сидит, а их внука почти не видит.
Мам, как дела? — спрашивал он.
Хорошо, сынок. Не беспокойся. Вчера Ольга детей привозила, мы в парк ходили.
Но он беспокоился. Представлял, как она сидит в пустой квартире, смотрит в телевизор и ждет его звонка. Как Ольгины дети называют ее бабушкой, а его Ваня ее почти не знает.
Однажды вечером Анна не выдержала.
Макс, мы так не можем.
Он поднял голову от тарелки. Выглядел измученным.
Что не можем?
Жить как враги. Ты меня ненавидишь за то, что я против дачи. А я тебя — за то, что ты не думаешь о нас.
Я думаю.
Нет, не думаешь. Ты думаешь только о маме. И об Ольге с ее детьми.
Максим отложил ложку.
Аня, она всю жизнь на нас работала. Папа ушел, когда мне было десять. Мама одна нас с сестрой растила. Работала на двух работах, чтобы мы учились, чтобы у нас все было.
Анна слушала и чувствовала, как злость уходит. Вместо нее приходит что-то другое. Понимание? Жалость?
А теперь она одна, — продолжал Максим. — Пенсия маленькая, здоровье не то. Ольга живет рядом, мама с ее детьми постоянно возится. А нашего Ваню видела три раза за пять лет.
Макс, я понимаю. Но мы не потянем.
Потянем. Я буду больше работать.
Ты и так работаешь как лошадь. Посмотри на себя. Ты за неделю на пять килограммов похудел.
Максим посмотрел на свои руки. Они действительно похудели.
Ничего, привыкну.
А я не привыкну. Я не хочу, чтобы мой муж убивался на работе из-за дачи.
Они сидели молча. Анна думала о том, что любит этого человека. О том, что его доброта — это не слабость, а сила. О том, что она вышла за него замуж именно за это.
Макс, а что если мы найдем другой выход?
Какой?
Не знаю. Подумаем вместе.
В эти выходные приехала Валентина Петровна. Анна встретила ее на вокзале, и они ехали домой в молчании. Свекровь чувствовала напряжение.
Ваня обрадовался бабушке, но держался настороженно. Он ее почти не помнил.
Бабушка, а ты долго будешь?
Два дня, внучек.
А потом опять уедешь?
Валентина Петровна посмотрела на внука грустными глазами.
Да, уеду.
Дома за ужином Максим рассказал маме о даче. Валентина Петровна слушала, кивала, а потом посмотрела на Анну.
А ты как к этому относишься, Анечка?
Анна растерялась. Она готовилась к тому, что свекровь будет давить на жалость, рассказывать о своем одиночестве. А та просто спрашивает ее мнение.
Валентина Петровна, мы пока не можем себе это позволить.
Понятно.
Максим начал что-то говорить, но мама его остановила.
Максим, я не хочу, чтобы из-за меня в вашей семье были проблемы.
Мам, никаких проблем нет.
Есть. Я вижу, как вы друг на друга смотрите. И Ваня видит.
Анна почувствовала, как краснеет. Неужели так заметно?
Валентина Петровна, дело не в вас. Просто у нас сейчас трудный период.
Анечка, я понимаю. У молодых семей всегда трудный период. Я не хочу его усложнять.
Максим сидел с каменным лицом. Анна видела, что он борется с собой.
Мам, но ты же одна живешь. Ваня тебя почти не знает.
Сынок, я прожила шестьдесят два года. Как-нибудь проживу и остальные.
Не говори так.
А как говорить? Максим, я не хочу дачу, если из-за нее вы будете ссориться.
Анна посмотрела на свекровь и вдруг поняла, откуда у Максима эта доброта. От мамы. Которая всю жизнь думала о детях больше, чем о себе.
Валентина Петровна, а что если мы найдем компромисс?
Какой?
Снимать дачу. На лето. Вместе с Ольгой.
Максим поднял голову.
Снимать?
Да. Это будет дешевле, чем покупать. И если что-то случится с деньгами, мы всегда сможем отказаться.
Валентина Петровна кивнула.
Это разумно. И Ольге будет удобно — она же место подбирала.
Но мам, своя дача лучше.
Максим, — сказала Анна твердо, — мы снимаем или не снимаем ничего.
Он посмотрел на жену, потом на мать. Та улыбнулась.
Снимаем, — сказал он наконец.
Ваня, который молча слушал взрослых, вдруг спросил:
А я тоже буду на дачу ездить?
Конечно, внучек, — сказала Валентина Петровна. — Будешь с бабушкой картошку сажать.
И с двоюродными братьями играть?
И с братьями.
Вечером, когда Валентина Петровна и Ваня легли спать, Анна и Максим сидели на кухне и пили чай.
Прости меня, — сказал он.
За что?
За то, что не посоветовался с тобой. За то, что заставил тебя чувствовать себя плохой женой.
Анна взяла его за руку.
А ты прости меня за то, что я сказала про твою маму.
Она не обиделась.
Я знаю. Она хорошая женщина.
Да. И ты тоже хорошая.
Они сидели, держась за руки, и Анна думала о том, что научилась чему-то важному. Что любовь — это не только чувства, но и умение договариваться. Умение слышать друг друга.
Макс, а давай каждый месяц откладывать понемногу. На нашу собственную дачу.
Нашу?
Нашу. Где твоя мама сможет приезжать, а мы с Ваней — отдыхать.
Максим улыбнулся первый раз за две недели.
Давай.
Через месяц они нашли дачу в аренду. Небольшой домик с участком, где Валентина Петровна могла выращивать помидоры и огурцы. Ольга согласилась делить расходы пополам — ей действительно было удобно оставлять детей с матерью на даче.
Максим бросил работу курьера, а Анна перестала готовить одни макароны.
И когда они все вместе сидели на веранде — Валентина Петровна, Анна, Максим, Ваня и Ольгины дети, — пили чай с вареньем, которое привезла свекровь, Анна думала о том, что семья — это не про деньги. Это про то, чтобы быть вместе. И находить выходы из любых ситуаций.
Ваня играл с двоюродными братьями и впервые называл Валентину Петровну бабушкой без напоминания.
Анечка, — сказала Валентина Петровна, — спасибо тебе.
За что?
За то, что ты есть у моего сына. И за то, что Ваня наконец узнал свою бабушку.
Анна улыбнулась и подумала, что впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему счастливой.
