Выгрузив пакеты с рассадой из багажника, я ощутила привычное, обволакивающее умиротворение. Мои шесть соток – маленький зеленый оазис, мой личный уголок покоя. Но что-то резануло по сердцу диссонансом. Из-за покосившейся изгороди доносилась хриплая волна шансона, а калитка… Меня словно парализовало. Замок был сорван, вырван с корнем, словно его растерзал разъяренный зверь.
— Да что же это… — прошептала я, толкая скрипучую калитку.
Представшая моему взору картина больше походила на кошмарный сон садовода-любителя. В моем любимом гамаке, словно восточная принцесса на шелковых подушках, развалилась Светлана, супруга моего братца и по совместительству профессиональная захватчица чужих шезлонгов. В одной руке она держала мой бокал, наполненный какой-то ядовито-розовой жижей, в другой – телефон. На плечах ее небрежно был накинут мой домашний халат, тот самый, махровый, подарок от коллеги на сорокапятилетие. А на моем мангале, исторгая клубы дыма и жирные брызги, что-то аппетитно скворчало, предвещая недоброе.
— Игорь! — мой голос, словно раскат грома, заставил белые лепестки яблонь, словно испуганных бабочек, осыпаться на землю.
Брат, виновато щурясь, выполз из-за угла дома, сжимая в руке мои садовые ножницы. Его футболка с глуповатой надписью «Хочу пивка и на ручки» предательски обтягивала выпирающий живот.
— О, Тонька! — расплылся он в примирительной улыбке, словно взлом чужого жилища был делом обыденным и не заслуживающим порицания. — А мы тут… Это… Хотели сюрприз замутить.
— Ты что, замок высадил? — Я, чувствуя, как закипает кровь, медленно опустила пакеты на землю.
— Да ладно тебе, высадил… — Игорь почесал за ухом, избегая моего взгляда. — Он как-то сам… расшатался. Понимаешь, да?
В этот момент из кустов выскочил вихрь в кричащих оранжевых шортах.
— Тетя Тоня! А у вас есть сачок? Мы вечером будем ящерок ловить!
Я прищурилась, пытаясь вспомнить имя сорванца. Ванька? Санька? Черт, я их вечно путаю.
— Вы… взломали… мой… дом? — каждое слово, словно удар молота, я выговаривала с усилием, вспоминая дыхательные упражнения с курсов управления гневом.
— О, Тонечка, ты уже приехала! — Светлана, наконец-то соизволив оторваться от гамака, грациозно потянулась.
Полы моего любимого шелкового халата распахнулись, обнажая ее загорелые ноги.
— А мы тут без тебя решили вдохнуть в это осиное гнездо хоть немного жизни!
— Света, это мой халат, — прошипела я сквозь зубы, чувствуя, как внутри меня поднимается цунами.
— Ой, да он такой мягонький! — Она небрежно погладила лацкан, словно это была драгоценная норка. — Ну чего ему пылиться в шкафу? Халат надо носить!
И тут из глубины дома, сквозь распахнутые окна, донесся грохот, перемежающийся с визгом.
— Неужели мои племяннички добрались до моих книг?! — Я сразу поняла, что это за звук.
Точно. Это моя драгоценная коллекция Агаты Кристи, которую я специально держала на даче для нескучного чтения в одиночестве, обрушивается с полок.
— Э… Ну… дети играли, — Игорь скорчил виноватую гримасу. — Они, это… построили из них крепость. Очень символично, кстати.
— Символично? — мои брови взлетели в насмешливом изгибе. — А знаешь, что еще символично? Моя просьба не появляться на даче без приглашения. Особенно после феерического подвига с прожженной тахтой!
— Свеча пала жертвой страсти, это был романтический вечер! — выпалил Игорь, словно оправдываясь перед судом. — И вообще, это дела давно минувших дней! Мы окрепли духом, переосмыслили бытие!
— Именно! — подхватила Светлана, сияя прозрением. — Я вот теперь психолог-любитель. И знаешь, что я вижу? Твоя неприязнь к брату — эхо детских травм!
Веки мои сомкнулись, и я принялась считать, словно отмаливая грехи. Десять. Тщетно. Двадцать. Бесполезно.
— Собирайте манатки и отчаливайте, — прошипела я, стараясь сохранить подобие ледяного спокойствия. — Немедленно.
— Но мы только с корабля на бал! — возопил Игорь. — И шашлык…
— Шашлык оставьте стервятникам, а сами – на выход, — отрезала я, разворачиваясь к машине. — И проверьте, не прихватили ли вы по рассеянности мои фамильные серебряные вилки.
— Да кому нужны твои вилки? — донеслось мне в спину. — Подделка китайская!
Я рухнула в водительское кресло, и дрожь злости заплескалась в руках, словно буря в стакане. Ключ зажигания повернулся, выпуская на свободу рычащий гнев мотора.
Проводив последних гостей, я плеснула себе в кружку крепкого чаю, прихватила шоколадку. И слез, чтоб их.
Семь лет я гнула спину, словно каторжанка, копила каждую копейку, отказывала себе во всем, и вот она – дача моей мечты! Я высадила пышные гортензии, пила ароматный кофе из старинного бабушкиного сервиза, с упоением копалась в грядках. И самое главное – это было мое личное пространство. Не «наше» с Вадиком, этим ходячим недоразумением, не «семейное гнездышко». Мое. И точка.
Меланхолию прервал настойчивый трезвон телефона – мама.
— Доченька, — защебетала в трубке Галина Ивановна, потомственная голубка мира с дипломом «все в семью» и докторской степенью «лишь бы не было войны». — Что же это ты с братом не поделила?
Я выдохнула воздух, словно выпустила из груди стаю встревоженных птиц.
— Мам, они взломали мой дом.
— Ну что ты так сразу… Может, замок барахлил, дверь неплотно прикрыла.
— Мам, — я удержалась от соблазна приложиться лбом к столешнице, — там задвижку вынесли. С корнем.
— Доченька, ну что ты в самом деле, Игоречек же твой брат… — в голосе матери зазвучали елейные нотки. — Ему сейчас нелегко, неужели тебе жалко? Игорек же тебе родной человек. Кровь от крови!
— Если он мне кровь от крови, то я, пожалуй, вампир, — пробормотала я. — Они там все перевернули вверх дном. Светка щеголяет в моем шелковом халате, а эти сорванцы из моих книг баррикады строят, будто у них дома LEGO дефицит!
— Ну, они же дети, да еще и мальчишки, что с них взять?
— Да им двенадцать лет! Это маленькие варвары, а не дети!
Мама тяжело вздохнула, будто несла на плечах бремя всех неразумных племянников.
— Ладно, ладно, поняла! Ты терпеть не можешь своих племянников, — она выдержала трагическую паузу. — И брата своего не любишь. И меня, значит, тоже. Да ты вообще никого не любишь!
Я отодвинула телефон, словно от ядовитой змеи. Классический мамин прием: когда аргументы иссякают, в ход идут эмоции и игра на чувстве вины.
— Мам, все, я спать, — устало проговорила я. — Завтра на работу.
— Ты подумай, Тонечка, — заворковала она, словно уговаривая дитя. — Это же семья. Неужели тебе так жалко?
Я нажала кнопку «отбой» и откинулась на диван, чувствуя, как голова раскалывается от напряжения. В голове пульсировал один и тот же вопрос: какую еще катастрофу должен сотворить мой дражайший братец, чтобы мама, наконец, встала на мою сторону?
Игорь не сдавался, будто в его жилах текла ослиная кровь. «А что, если махнем на дачу на все лето? Светке тут благодать, детям раздолье,» – прилетело сообщение, словно камень в мой огород.
Я медленно опустила телефон, словно он был раскаленным углем, и налила себе кофе без сахара, дабы ничто не притупляло вкус надвигающейся катастрофы.
На все лето? ВСЕ ЛЕТО?! Целых три месяца?!
Первым порывом было набрать номер Игоря и обрушить на его голову, на его благоверную и на весь их выводок все громы и молнии моего праведного гнева.
— Тоня, дыши, — прошептала я своему отражению в зеркале. — Ты взрослая женщина. Ты умеешь вести переговоры.
Убедительно кивнув самой себе, я вновь взяла телефон.
— Игорь, это что, не розыгрыш про все лето? — процедила я сквозь зубы, как только он ответил.
— А чё такова?
В его голосе плескалась безмятежность, словно он уже возлегал на моем шезлонге, потягивая прохладительный напиток. На моем шезлонге!
-Ты же не против?…Ты же добрая!..
-Я то добрая!…Но не глупая…
— Отлично же ты присмотрел за розами, раз уж Света их охапками подруге настригла.
— А что такого? — искреннее недоумение Игоря резануло по ушам. — Зато подруга счастлива!
Я набрала полную грудь воздуха, выпустила его медленно, словно стараясь удержать внутри кипящую ярость. Сосчитала до десяти. До ста. Без толку.
— Тонечка, Светочка хочет тебе кое-что сказать! — защебетал Игорь, словно канарейка, объявляющая весну.
В трубке началась какая-то возня, словно медведь в берлоге ворочался.
— Тонечка! — промурлыкала Светлана голосом паточным и приторным, будто впаривала мне чудо-пылесос по цене двух моих окладов. — Мальчикам так хорошо у тебя на даче, свежий воздух деткам полезен. Ну будь же ты хорошей тетей!
— Света, — проговорила я ровно, как если бы объясняла трехлетке, почему нельзя пихать в рот землю. — Это моя частная территория. И вы там без моего разрешения. Если бы потрудились спросить, возможно, я бы даже разрешила вам там находиться.
— Вот видишь! Раз согласилась бы, значит, все в порядке вещей.
Я поняла, что этот диалог с женщиной, с которой судьба по трагической случайности связала меня, обречен на провал.
— Ладно, — произнесла я нарочито ровным голосом. — Развлекайтесь.
— Тонь, ты чего, обиделась? — внезапно встревожился Игорь, вернувшийся к разговору.
— Ничуть, — ответила я, одаривая его улыбкой, которую, к счастью, он не мог видеть. — Иду спасать мир.
В риелторском агентстве витал густой аромат кофе, смешанный с привкусом моего личного отчаяния. Отчаяние, разумеется, исходило от меня. Аромат кофе источала дородная дама, восседавшая по ту сторону стола и неторопливо пролистывавшая фотографии моей дачи на планшете.
— Вы уверены в своем решении? — спросила она, вскинув на меня проницательный взгляд. — Такие объекты сейчас на вес золота.
— Абсолютно, — кивнула я с такой силой, что в шее что-то жалобно хрустнуло. — Чем скорее, тем лучше.
Риелтор удивленно вскинула бровь, словно пробуя на вкус странное сочетание слов.
— Спешите?
— Избавляюсь от якорей, — пояснила я, улыбаясь сквозь напускную безмятежность. — Жизнь вдруг заиграла новыми красками, и я… решила соответствовать.
«Выкинуть брата за борт этой самой жизни», – мысленно добила я фразу.
— Объект – лакомый кусочек, – она задумчиво провела пальцем по экрану. – Спрос есть. Чувствую, покупатель уже дышит в затылок.
Я выдохнула с облегчением. Кажется, ветер дул в мои паруса.
Будущий владелец моей дачи оказался мне по душе. Анатолий Петрович. Солидный мужчина лет пятидесяти, с лысиной, блестящей, словно отполированный бильярдный шар, и взглядом, способным заморозить экватор. Он мельком глянул на фотографии, задал всего три вопроса – все по делу – и коротко кивнул.
— Беру.
— Даже не взглянете на участок? — вскинула я брови, не веря своим ушам.
— Фотографиям верю, — он пожал плечами, словно отмахиваясь от назойливой мухи. — И вашей честности, разумеется.
Я замялась, словно наткнулась на невидимое препятствие.
— Видите ли… Там сейчас… Иногда наведываются мои родственники.
— Это создаст проблемы? — его взгляд оставался непроницаемым, словно гладь застывшего озера.
— Юридических — нет, — я покачала головой. — Просто… Выйдет неловко.
— Мне все равно, — отрезал он, словно лезвием ножа. — Я покупаю землю, а не родственные связи. Когда подписываем бумаги?
Мы договорились на субботу. Ирония судьбы – именно в этот день Игорь затеял грандиозный пикник для всех соседей.
Естественно, мне он об этом ни словом не обмолвился, слухи долетели через маму. Наверное, надеялся, как обычно, сломать замок и тайком пробраться на участок, устроив мне «сюрприз».
Ну-ну, братец, посмотрим, кто кого перехитрит!
Когда мы подъехали, дачный участок бурлил, словно растревоженный муравейник. Пестрая вереница машин соседей, плещущийся на газоне надувной бассейн, гремящая музыка, дымящиеся шашлыки и звонкие крики детей создавали какофонию настоящего праздника жизни.
— Здесь всегда так? — поинтересовался Анатолий Петрович, сдержанно оглядывая вакханалию, и вышел из своего черного внедорожника, словно из бронированного кокона.
— Только когда брат соизволит навестить, — устало вздохнула я.
Мы вошли во двор, и первой нас заметила Светка, возникшая из-за дома, как Афродита из пены морской, с огромным блюдом салата в руках.
— Тонька! — радостно воскликнула она. — А мы уж и не чаяли!
— Планы изменились, — натянуто улыбнулась я. — Познакомьтесь, это Анатолий Петрович. И Виктор Семенович, юрист.
— Очень приятно! — Светлана расплылась в приторной улыбке, оценивающе взглянув на моих спутников. — Вы друзья Тони? Или…
Она многозначительно подмигнула, играя бровями.
— Нечто большее?
— Я новый владелец этой дачи, — спокойно прервал ее Анатолий Петрович, словно озвучивал прогноз погоды.
Светлана застыла, словно горгона, блюдо с салатом повисло в воздухе.
— Что значит владелец?
— Ровно то, что вы слышите, — пояснил юрист, похлопав по толстой папке в руках. — Госпожа Карманова продала дачный участок господину Соколову. Все необходимые документы
Он похлопал по папк здесь.
— Но… Как же… — Светлана побледнела, и ее румянец мгновенно улетучился. — Игорь!
Из-за дымящегося мангала (моего, черт возьми, мангала!), словно Аполлон из-за облаков, вынырнул брат. В нелепом фартуке, с шампуром в руке и с самодовольным выражением хозяина жизни на холеном лице.
— Тонька! — заорал он, не скрывая восторга. — А мы уж думали, ты совсем на нас забила!
— Я бы забила, если б могла, — пробормотала я сквозь зубы.
— Игорь, Тоня дачу продала! — выпалила Светлана, как приговор.
Брат застыл, как пораженный громом, шампур с полусырым мясом замер в его руке:
— Что?
— Я продала дачу, — повторила я медленно, словно объясняла несмышленому ребенку, отчетливо произнося каждое слово. — Анатолий Петрович — новый хозяин. А юрист пришел, чтобы все оформить официально.
Я ждала взрыва. Истерики, громов обвинений, потока оскорблений. Но Игорь, словно сдувшийся, опустил руки и прошептал, словно выдохнул последнюю надежду:
— Почему?
Этот тихий вопрос, прозвучавший в предгрозовой тишине, оглушил меня больше любых криков.
— Потому что ты оккупировал мой дом без спроса, — ответила я, чувствуя, как в голосе нарастает сталь. — Потому что ты, не моргнув глазом, решил, что все мое – это твое. Потому что ты растоптал все мои границы, словно сорняк. Я устала! Проще вырвать с корнем эту дачу раздора, чем терпеть это дальше!
— И что теперь? — пробормотал Игорь, пряча взгляд в пожухлой траве.
— Теперь вы собираете вещи и уезжаете, — отрезал Анатолий Петрович, его голос был холоден, как лезвие. — Сегодня же. Сейчас. Это частная собственность, и я не потерплю самовольства.
— Но мы же собирались здесь все лето жить! — взвизгнула Светлана, ее голос звенел отчаянием. — У нас даже палатка есть!
— Заберите ее с собой, — сухо ответил новый хозяин. — Я не люблю незваных гостей.
Игорь, словно очнувшись, сорвал с себя фартук и швырнул его в траву, словно символ кабалы.
— Да это и был чертов капкан! Ездить сюда, как на каторгу, возиться с этими проклятыми клумбами… Нормальные люди на Кипр ездят, а не гнут спину на этих грядках!
— Вот и прекрасно, — кивнула я, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Поезжайте на Кипр. Наслаждайтесь жизнью.
— А ты… Ты… — Игорь явно захлебывался от ярости, судорожно подбирая слова, способные ужалить больнее. — Ты жестокая! Это же наше родовое гнездо!
— С чего вдруг? — я скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает гнев. — Я сама на нее накопила и купила. Твой вклад ограничился лишь презрительным: «На черта тебе эта дача».
Светлана, словно опомнившись, схватила Игоря за локоть, дернула его к себе.
— Поехали. Тут все бесполезно.
И, повернувшись ко мне, злобно прошипела:
— Ты еще пожалеешь об этом, Тоня. Очень пожалеешь.
— Не думаю, — улыбка тронула мои губы. — Зато сердце ликует от мысли, что больше не придется наблюдать, как мой сад превращается в арену гладиаторских боев.
В этот момент из дома вихрем вырвались племянники, а следом за ними – галдящая стайка соседских сорванцов.
— Тётя Тоня! — пронзительно заорал Санька (или это был Ванька?). — А мы на диване прыгали! Как на батуте!
— На диване?! — я едва не лишилась дара речи. — Да вы… да вы чудовища!
— Всё, хватит этого балагана, — отрезал Анатолий Петрович. — Я вызываю полицию. У вас ровно полчаса, чтобы собрать свои манатки и покинуть мою территорию.
С этими словами он достал телефон и, словно палач, набрал номер. Испуг, отразившийся на лицах братца и его дражайшей половины, стал для меня сладостной наградой за все перенесенные мучения.
— Тонечка, доченька, как ты? — мама сидела напротив, и тревога в ее глазах, как осенний туман, заволакивала кухню. — Сердце не ноет? Не жалеешь?
— Ни капли, мам, — ответила я, и в голосе моем звенела правда, чистая и прозрачная.
— А брат все дуется, — вздохнула мама, и в этом вздохе слышалась усталость от вечного перетягивания каната между нами.
— Перебесится, — пожала я плечами. — У него ведь особый дар — находить самые красивые оправдания для собственной обиды.
Два месяца утекло с тех пор, как дача ушла с молотка. Игорь молчал. Молчала и я. Наверное, это была самая долгая тишина между нами с тех пор, как он, едва научившись говорить, засыпал меня вопросами о синеве небес и тайнах рождения.
— Он тебе все равно брат, — проговорила мама, но в голосе уже не было прежней твердости.
— Я знаю, — кивнула я, чувствуя горечь в горле. — И я навсегда его сестра. Но это не значит, что я обязана подставлять щеку каждый раз, когда ему вздумается меня ударить.
Мама задумчиво крутила в руках чашку, словно пытаясь разглядеть в кофейной гуще ответ на мучивший ее вопрос.
— А что ты будешь делать с деньгами от дачи?
— Еще не решила, — ответила я, стараясь придать голосу беспечность, которой не чувствовала. — Может, на счет положу, может, сорвусь куда-нибудь отдохнуть. Тратить деньги, знаешь ли, не искусство. Гораздо сложнее их заработать.
Деньги уже шептали прохладой свежего ветра в листве молодых яблонь, купленных для новой дачи, затерянной вдали от старых обид. Там, где солнце вставало багрянцем над нетронутыми полями, я обустраивала свой маленький мир. Только вот матери об этом знать не следовало, как не следовало ей знать и адрес – тайну, бережно хранимую под сердцем.
Я усвоила жестокий урок: любое счастье, словно хрупкий цветок, притягивает тень зависти. И всегда найдется рука, готовая сорвать его. Но этой даче, этому новому ростку моей жизни, я не позволю завянуть. Никогда больше.
