Я сидела на кухне, держа в руках остывший чай. За окном моросил дождь, а в соседней комнате спала моя двухлетняя дочка Маша. Тишина в доме была обманчивой, как затишье перед бурей. Я знала, что через пару минут откроется дверь, и в квартиру войдёт она — свекровь, Галина Ивановна. Мой личный кошмар, который начался три месяца назад, когда мой муж Саша уехал в долгую командировку.
— Лена, ты опять посуду не помыла? — её голос, резкий, как звук ножа по стеклу, разрезал тишину. Я вздрогнула, хотя уже привыкла к этому тону.
— Галина Ивановна, я только что Машу уложила, сейчас всё уберу, — ответила я, стараясь говорить спокойно. Но внутри всё кипело. Я знала, что это только начало.
— Конечно, уложила. А кто будет ужин готовить? Саша, небось, в ресторанах питается, а ты тут лентяйничаешь, — она бросила сумку на стул и начала рыться в холодильнике. — Борщ вчерашний остался? Или ты и это не удосужилась сделать?
Я молчала. Что я могла сказать? За три месяца я научилась, что любое моё слово будет использовано против меня. Галина Ивановна пришла к нам “помогать с ребёнком”, но вместо помощи я получила бесконечный поток критики, упрёков и жалоб. А хуже всего было то, что мой муж, мой Саша, который сейчас был за тысячи километров, верил не мне, а ей.
Как всё началось
Когда Саша сообщил, что ему предложили работу в другом городе, я была рада за него. Это была возможность заработать хорошие деньги, чтобы мы наконец смогли накопить на свою квартиру. Мы жили в его двушке, доставшейся ему от бабушки, и я всегда чувствовала себя немного гостьей. Но я старалась, честно старалась сделать этот дом нашим. У нас была Маша, наша маленькая радость, и я думала, что мы справимся с разлукой.
— Лен, я буду присылать деньги, всё будет нормально, — сказал Саша, обнимая меня перед отъездом. — Мама обещала помогать с Машей, чтобы ты могла немного отдохнуть.
Я тогда улыбнулась, хотя в душе что-то кольнуло. Галина Ивановна всегда была… сложным человеком. Она никогда не скрывала, что считает меня не самой подходящей женой для её сына. “Саша мог бы найти получше”, — как-то обронила она на нашей свадьбе, думая, что я не слышу. Но я надеялась, что ради внучки она будет сдерживаться.
В первый же день, когда она переступила порог с огромным чемоданом, я поняла, что моя жизнь больше не будет прежней.
— Лена, это что, ты так полы моешь? — она скривилась, глядя на только что вымытый линолеум. — У тебя даже тряпка грязная. Давай я покажу, как надо.
Я стиснула зубы и кивнула. “Она хочет помочь”, — уговаривала я себя. Но с каждым днём становилось хуже.
Галина Ивановна взяла всё в свои руки. Она готовила еду, но при этом каждый раз подчёркивала, что я “не умею держать дом”. Она играла с Машей, но тут же указывала, что я “не так воспитываю”. Она даже переставила мебель в гостиной, заявив, что “так лучше для ребёнка”. Я чувствовала себя чужой в собственном доме.
Однажды вечером я не выдержала.
— Галина Ивановна, пожалуйста, не надо трогать мои вещи, — сказала я, когда обнаружила, что она переложила мои книги в шкаф, а на полку поставила свои статуэтки.
— Ой, какие мы нежные! — она всплеснула руками. — Я тут порядок навожу, а ты ещё и недовольна. Саше расскажу, как ты с матерью обращаешься.
И она рассказала. В тот же вечер Саша позвонил по видеосвязи. Его лицо было хмурым, а голос — холодным.
— Лен, что у вас там происходит? Мама говорит, ты на неё орёшь, вещи её выкидываешь. Ты можешь нормально себя вести?
Я пыталась объяснить, что это не так, что я просто попросила не трогать мои вещи. Но он не слушал.
— Мама старается, а ты всё время с ней конфликтуешь. Не позорь меня, Лена, — бросил он и отключился.
Я сидела на диване, глотая слёзы. Маша спала, свекровь ушла к себе в комнату, а я чувствовала себя абсолютно одинокой. Как будто весь мир против меня.
С тех пор каждый день был как испытание. Галина Ивановна находила повод придраться к чему угодно. Я плохо готовлю — “Саша такое есть не будет”. Я не так одеваю Машу — “Ребёнок простудится из-за тебя”. Я слишком долго сижу с телефоном — “Вместо того чтобы делом заниматься, в интернете торчишь”. Даже мой смех раздражал её: “Чего ты ржёшь, как лошадь? В доме ребёнок спит!”
Я пыталась держаться ради Маши. Она была моим светом в этом мраке. Но даже с ней я не могла быть спокойной. Свекровь постоянно вмешивалась: “Не давай ей столько сладкого, Лена, ты что, хочешь, чтобы она растолстела?” или “Не носи её на руках, избалуешь!”
Однажды я не выдержала. Мы сидели за ужином, и Галина Ивановна в очередной раз начала:
— Лена, ты хоть раз нормально картошку пожарила бы. Это же просто уголь, а не еда.
Я отложила вилку и посмотрела на неё.
— Галина Ивановна, если вам не нравится, как я готовлю, можете готовить сами. Я не заставляю вас есть.
Она театрально вздохнула и покачала головой.
— Вот оно, воспитание. Саше расскажу, как ты со мной разговариваешь. Он-то думает, что ты тут ангел, а ты…
— Хватит! — я ударила ладонью по столу. — Хватит жаловаться Саше! Это мой дом, моя семья, моя дочь! Вы пришли помогать, а не разрушать всё!
Она посмотрела на меня с таким презрением, что я почувствовала себя букашкой.
— Твой дом? — она усмехнулась. — Это Сашина квартира, девочка. И не забывай, кто здесь хозяйка.
Я выбежала в ванную, чтобы не разрыдаться при ней. Закрыв дверь, я сползла по стене и зажала рот рукой. Мне хотелось кричать, но я боялась разбудить Машу. В тот момент я впервые подумала: “Может, мне просто уйти?”
Уйти было некуда. У меня не было своих денег — всё, что я зарабатывала на фрилансе, уходило на Машу: подгузники, одежда, игрушки, лекарства. Снимать квартиру я не могла, а вернуться к родителям было не вариантом — они жили в маленьком городке, где работы нет, да и отношения с ними у меня были натянутые. Квартира, в которой мы жили, принадлежала Саше, и я знала, что в случае развода мне не на что будет рассчитывать.
Я любила Сашу. Несмотря на его холодность в последнее время, я помнила, каким он был раньше — заботливым, весёлым, любящим. Я верила, что он просто устал, что свекровь настраивает его против меня. Я хотела сохранить нашу семью. Но с каждым днём эта надежда таяла.
Я пыталась говорить с Галиной Ивановной. Один раз, когда Маша была у соседки в гостях, я решилась.
— Галина Ивановна, давайте поговорим спокойно, — начала я, стараясь не дрожать. — Я понимаю, что вы хотите помочь, но мне тяжело, когда вы постоянно критикуете. Может, мы найдём способ ужиться?
Она посмотрела на меня, как на ребёнка, который несёт чушь.
— Лена, если бы ты нормально справлялась, я бы не вмешивалась. Но ты же ничего не умеешь! Саша заслуживает лучшего, а ты… — она махнула рукой. — Я тут ради Маши, а не ради тебя.
Я проглотила ком в горле.
— Но я её мать. И я стараюсь. Мне нужна ваша поддержка, а не упрёки.
— Поддержка? — она рассмеялась. — Ты хочешь, чтобы я тебе аплодировала за то, что ты полы раз в неделю моешь? Нет уж, девочка, учись быть хозяйкой.
Разговор закончился ничем. Она ушла к себе, а я осталась с чувством, что проиграла ещё одну битву.
Я решила поговорить с мужем. Дождалась, пока он позвонит, и, уединившись в спальне, выложила всё.
— Саша, я больше не могу, — начала я, стараясь не плакать. — Твоя мама делает мою жизнь невыносимой. Она критикует всё, что я делаю, жалуется тебе, а ты веришь ей, а не мне. Я чувствую себя чужой в нашем доме.
Он помолчал, а потом вздохнул.
— Лен, ты преувеличиваешь. Мама хочет как лучше. Она же ради Маши старается. Ты просто не привыкла, что кто-то тебе указывает.
— Саша, это не указания! Это унижения! — я сорвалась на крик. — Она говорит, что я плохая мать, плохая жена, что ты заслуживаешь лучшего. А ты даже не пытаешься меня понять!
— Лена, успокойся, — его голос стал жёстче. — Я тут пашу, чтобы вы ни в чём не нуждались, а ты мне мозги выносишь. Не можешь с мамой ужиться — это твои проблемы. Разберись.
Он отключился, а я разрыдалась. В тот момент я поняла, что осталась совсем одна.
Я начала думать, как избавиться от Галины Ивановны. Уйти самой я не могла, но я надеялась, что смогу сделать так, чтобы она сама захотела съехать. Я читала статьи в интернете, спрашивала совета у подруг. Большинство советов сводились к тому, чтобы “поговорить” или “установить границы”, но я уже знала, что с моей свекровью это не работает.
Однажды я решила попробовать другой подход. Я перестала спорить. Когда она критиковала мою готовку, я улыбалась и говорила: “Спасибо за совет, я учту”. Когда она вмешивалась в воспитание Маши, я кивала и делала по-своему. Я решила стать “идеальной невесткой” — не в её глазах, а в глазах Саши. Я начала записывать все её слова, все её действия. Каждый вечер я писала в дневник, что она сказала, как повела себя, как я на это отреагировала.
Я также начала звонить Саше каждый день, рассказывая о Маше, о том, как мы проводим время. Я старалась быть весёлой, заботливой, чтобы он видел, что я стараюсь. А о свекрови я упоминала вскользь: “Мама сегодня снова учила меня борщ варить, так смешно, у неё свой секретный рецепт”. Я надеялась, что он начнёт замечать, что её вмешательство выходит за рамки.
Однажды Галина Ивановна перешла все границы. Маша заболела, у неё поднялась температура, и я всю ночь не спала, прикладывая компрессы и давая лекарства. Утром я была вымотана, но счастлива, что температура спала. Я сидела с Машей, читая ей книжку, когда вошла свекровь.
— Лена, ты что, опять её на руках держишь? — начала она. — Ребёнок уже большой, а ты всё сюсюкаешь. И почему ты ей антибиотики не дала? Я же говорила, надо сразу колоть!
— Галина Ивановна, врач сказал, что антибиотики не нужны, это вирус, — ответила я устало. — Маша уже лучше, температура спала.
— Врач! — она фыркнула. — Ты этим врачам веришь, а я знаю, как детей лечить. Если бы ты слушала меня, она бы уже бегала.
Я сорвалась.
— Хватит! — крикнула я. — Вы не врач, вы не мать Маши, и вы не имеете права решать за меня! Я устала от ваших указаний, от ваших жалоб, от того, что вы разрушаете мою семью!
Она посмотрела на меня с холодной усмешкой.
— Ты ещё пожалеешь, что так со мной разговариваешь, — сказала она и ушла звонить Саше.
В тот вечер он позвонил и устроил мне скандал.
— Лена, ты что себе позволяешь? Мама плачет, говорит, ты на неё орёшь, угрожаешь! — кричал он. — Я думал, ты изменилась, а ты всё хуже!
Я не стала оправдываться. Я просто сказала:
— Саша, приезжай. Я больше не могу так жить. Если ты не хочешь слушать меня, приезжай и посмотри сам.
Он замолчал. А я поняла, что это мой последний разговор с ним, если ничего не изменится.
Саша приехал через неделю. Я не знаю, что стало причиной — мой голос, его совесть или что-то ещё. Но он пришёл. Галина Ивановна встретила его с улыбкой, как будто ничего не происходило. А я была на пределе.
В тот вечер я попросила его поговорить. Мы сели в кухне, и я выложила всё. Я показалала ему свой дневник, где три месяца записывала каждую её колкость. Я рассказала, как она вмешивается в воспитание Маши, как жалуется ему, как делает меня виноватой во всём. Я говорилала спокойно, но слёзы текли по щекам.
— Саша, я люблю тебя, но я не можешь так продолжаться, — сказала я. — Я не могу жить с человеком, который меня ненавидит. Если ты хочешь, чтобы твоя мама жила с нами, я уйду. Но я хочу, чтобы ты знал правду.
Он молчал, листая мой дневник. Потом он посмотрел на меня, и, и я увидел в его глазах то, чего не видел давно — боль.
— Лен, я не знал, что всё так серьёзно, — сказал он. — Я думал, ты просто не ладишь с мамой. Я не думал, что она… так.
Он поговорил с Галиной Ивановной. Я не знаю, что он ей сказал, но на следующий день она собрала чемодан и уехала к себе. Она не попрощалась со мной, лишь бросила на прощание:
— Ты ещё пожалеешь, Лена.
Но я не жалею. Впервые за три месяца я почувствовал себя свободной.
Эта история не закончилась сказкой. Саша и я всё ещё работаем над нашими отношениями. Он извинился, но я знаю, что рана не зажила. Я научилась отстаивать себя, научилась быть сильнее. И главное — я поняла, что мой дом — это не стены, а люди, которые меня любят и уважают.
