Карина стояла посреди кухни и задумчиво крутила в руках рулетку. Кухня — шесть с половиной квадратных метров. Если выкинуть этот облезлый шкафчик, то, может, влезет маленький диванчик. Чтобы кофе пить… одна. Или вдвоём. Смотря по ситуации.
— Мечтай, мечтай, — пробурчала она себе под нос.
Квартира была её. Купленная. Настоящая. Пусть убитая в хлам, зато своя. Однушка на третьем этаже панельной пятиэтажки, где сквозь щели в подоконнике слышно, как во дворе баба Лида каждое утро орёт на свою кошку: «Опять мышь притащила, скотина!»
Соседи здесь не менялись десятилетиями. Все всех знали, и никто никогда не забывал ничего. Особенно кто кому должен. И кто что сказал пятнадцать лет назад.
Карина мечтала. Новые обои. Белые. С серыми полосками. И кухня — светлая, с фасадами под дерево. Она давно к этому шла. Без кредитов, без родителей, без подарков. Работала менеджером по закупкам в строительной компании. Отсюда и интерес к рулетке и к гипсокартону.
В коридоре зазвонил телефон. Карина посмотрела на экран. Антон. Муж. Её муж уже три года. Добрый, спокойный, немножко нерешительный — но свой. Любимый.
— Карин, ты дома? — спросил он каким-то осторожным голосом. — Слушай… маман хочет заехать. Минут через… ну, через двадцать.
— Ага. И зачем?
— Ну… просто поговорить. — Он закашлялся. — Ты не против?
Карина вздохнула, посмотрела на рулетку в руках. Захлопнула её.
— А если скажу, что против — это что-то изменит?
— Ну… — Антон промолчал. — Я уже сказал ей, что можно.
— Ясно. — Карина отключилась.
Она сразу почувствовала, как кухня вдруг стала теснее. Как будто стены пододвинулись. Вот так всегда — только начнёшь строить планы, сразу приходит кто-то с «поговорить».
Через пятнадцать минут в дверь позвонили. Звонок был противный, дребезжащий, будто специально выбран такой — чтоб нервы наизнанку.
Надежда Сергеевна. Свекровь. Женщина… как бы это сказать… глыба. С платочком, с увесистой сумкой, которая всегда громко шлёпается о пол, когда она заходит. И с таким взглядом, что даже кот, если бы он тут был, сам бы дверь открыл и убежал через балкон.
— Ой, какая у вас квартирка-то… — протянула она, оглядывая прихожую. — Ну прямо… компактно. Зато своё, ага.
Карина вежливо улыбнулась. Слово «своё» прозвучало как «пыльное, тесное и никому не нужное, кроме тебя, дурочка».
Прошли на кухню. Сели. Стул под Надеждой Сергеевной скрипнул, как корабль на волнах. Вроде бы случайно. А вроде бы и с намёком.
— Чаю? — спросила Карина автоматически.
— Ну… можно. — Пауза. — Если свежий.
Карина закипятила воду. Смотрела, как пар стелется по плитке, и чувствовала, как с каждой секундой этот пар обволакивает не только кухню, но и её мозги. Знала она эти разговоры. Начинается с чая, а заканчивается… чем-нибудь неприятным.
— Вот что, Каринушка, — начала Надежда Сергеевна, прихлёбывая. — Мы тут с Пашкой подумали… Ну, ты Пашку знаешь. Племянник Антона. Хороший мальчик, между прочим. Учиться поступил. В Москву. На программиста.
Карина молча кивнула. Слово «программист» в этом доме звучало как «волшебник, который за компьютером делает деньги из воздуха». Хотя на деле Пашка едва мог установить антивирус.
— Так вот… — продолжила свекровь. — У него с жильём проблема. Ну ты понимаешь, какие сейчас цены. А тут, гляди, у вас стоит квартирка… пустая, считай. Пока ремонт да ремонт.
Карина медленно поставила чашку. Очень медленно. Словно она хрустальная.
— И вы хотите… — начала она.
— Ну да. Чтоб он тут пока пожил. На время учёбы. Что тебе, жалко, что ли? Родная кровь же.
— Моя квартира, Надежда Сергеевна, — спокойно сказала Карина. — Купленная до брака. На мои деньги.
— Да никто не спорит! — свекровь развела руками. — Но ведь семья должна помогать друг другу. А то как же? Ты же теперь не одна. Вы — семья. Или я что-то не так понимаю?
Наступило молчание. Плотное, как каша из манки. Где ложка стоит.
Карина поняла: это ещё не ссора. Пока просто… первая проба. Первая ступенька. Но уже стало ясно, что за этим разговором будут ещё. И что чай — это просто предлог.
— Спасибо за чай, — встала Надежда Сергеевна. — Подумай. А то как-то неловко выходит. Родня, а будто чужие…
Сумка снова грохнулась об пол. И Надежда Сергеевна, чуть вздохнув, ушла, оставив за собой запах валидола, пудры и… чего-то тревожного.
Карина осталась сидеть на кухне. Смотрела на белую кружку с отбитыми краями и думала: «Ага. Началось…»
— Слушай, Карин… ну ты бы… ну… может, не так резко с мамой? — Антон переминался с ноги на ногу посреди коридора, словно он не домой к себе пришёл, а на допрос.
Карина стояла у окна и смотрела вниз. На скамейке — Надежда Сергеевна. Да-да, всё ещё. Уже второй час как «ушла», но сидит. Телефон прижала к уху. Жестикулирует. Видно даже отсюда.
— Громче орёт, чем когда в трубку говорит, — заметила Карина сухо. — Интересно, кому она там жалуется. Соседке своей? Или всему ЖЭКу сразу?
— Карин… — вздохнул Антон. — Ну это же не навсегда. Пашка… ну, правда, нормальный парень. Учиться хочет.
Карина медленно повернулась.
— На кого ты работаешь, Антон?
— Чего? — опешил он.
— Ну ты строитель. А мама — прораб. Только без каски. Зато с кувалдой.
Он опустил голову. Помолчали.
И тут — звонок. Настырный, протяжный. Карина открыла дверь.
— Здрасьте, Надежда Сергеевна, — протянула соседка Валентина Петровна, лет под семьдесят, в стареньком пальто и с вечной авоськой. — Ой… а вы… ну… не Надежда, значит… — она хитро глянула вглубь квартиры. — А я думала, это она тут. Опять.
— Она во дворе, на скамейке, — ответила Карина.
— А, ну ясно. — Валентина Петровна криво усмехнулась. — А то я уж переживать начала. Думаю, как же — раньше ваш муж был холостой, так она тут каждую неделю пропадала. А теперь, гляжу, снова зачастила.
Карина не удержалась, усмехнулась в ответ.
— Да. Семейный подряд.
Соседка вошла почти без приглашения, устроилась на краешке стула.
— Ой, ну вы не подумайте… я так… мимо шла. — Она заглянула в кружку на столе. — А у вас сахар есть? А то у меня давление что-то…
Карина кивнула и молча поставила перед ней сахарницу.
— А я что скажу… — затянула Валентина Петровна, засыпая в чай столько сахара, что ложка встала. — Родня — это, конечно, хорошо. Но только родня у нас какая? По бумажке. А по жизни — каждый сам за себя. Вот у меня племянник — внука моего квартиру хотел оттяпать. И тоже — «по-семейному». Да. — Она чокнула ложкой о край стакана. — Пока я ему челюсть словом не поправила, так и думал, что я старая и глупая.
Карина внимательно посмотрела на неё. Медленно, очень медленно уголки её губ начали подниматься.
— Валентина Петровна… вы это к чему?
— А к тому, милая. Квартирка — она одна. А родня… она, знаешь ли, размножается быстрее тараканов. Особенно, когда пахнет жилплощадью.
В этот момент дверь опять распахнулась. Без звонка. Просто ключиком. Щёлк — и всё.
— Оп! — Валентина Петровна приподняла бровь. — Ну вот. Я же говорила.
На пороге стояла Надежда Сергеевна. С папкой. Такой аккуратной, как у главбуха. Губы сжаты в ниточку.
— О, Валя, ты тут? — кивнула она соседке. — Ну, значит, свидетели есть. Замечательно.
Карина встала.
— А ключ у вас откуда? — тихо, очень тихо спросила она.
— Антон мне давал. На всякий случай. — Надежда Сергеевна даже не моргнула. — Мало ли что. Мало ли беда. Семья же.
Антон съёжился, как школьник на родительском собрании.
— Мам… ну… это давно было. Я просто…
— Да ты молчи пока, — оборвала его Карина. — Пока можешь.
Надежда Сергеевна прошла на кухню, хлопнула папкой по столу. Пыль поднялась.
— Вот тут я выписала… — начала она бодро. — Сколько у Пашки занятий в неделю, и когда он может заезжать. А тут — расписание, когда он освобождает квартиру для вас. Ну чтоб вам не мешать. Вы ж пока всё равно в ремонте.
Карина смотрела. Молча. Потом медленно обошла стол, взяла папку, открыла.
Внутри — распечатка с заголовком: «График совместного проживания».
Соседка Валентина Петровна чуть не подавилась сахаром.
— Мама… — сипло выдавил Антон. — Ну что ты делаешь…
— Я?! — взвилась Надежда Сергеевна. — Да я думаю о вас! О вас всех! Вот ты, Антон, пока шатаешься по командировкам. А Карина тут… ну, ей же одной скучно. А Пашка — хороший парень. Молодой. Поможет! И шкаф передвинет, и лампочку вкрутит!
Карина сжала папку так, что она хрустнула.
— Значит так. — Голос у неё стал такой, что даже Валентина Петровна втянула голову в плечи. — Пункт первый. Ключ — вернуть. Немедленно. Пункт второй. Никаких «совместных проживаний» не будет. Пункт третий. Если ещё раз войдёте сюда без стука — напишу заявление о взломе. Полиция, протокол, опись имущества. Будем считать, что вы чужой человек.
Надежда Сергеевна побледнела.
— Это что — угроза?
— Нет. — Карина медленно положила папку обратно на стол. — Это обещание.
В этот момент в углу что-то громко зашипело — закипел заброшенный чайник. Как будто даже он понял — кипит дело.
Надежда Сергеевна резко схватила сумку.
— Ну… ну и ладно! — выпалила она. — Значит, я всё поняла. В семье я — никто. И звать меня — никак. Ну-ну. Запомню.
Громко топая, она вышла, хлопнув дверью так, что с полки упала ложка.
В коридоре повисла тишина.
Валентина Петровна первая откашлялась:
— Ох… ну, молодец ты, Карина. Хоть кто-то в этом доме с мозгами. — Она вытерла пальцем крошки со стола и встала. — Ладно. Пойду. Давление-то, гляжу, уже и поднялось. В самый раз.
На прощание она кивнула Антону:
— Сынок… подумай. Женщина, которая ключи возвращать требует — это не враг. Это — хозяйка.
И ушла.
Карина стояла и смотрела на дверь. Слушала, как Валентина Петровна шаркает по лестнице. Как на третьем хлопает окно. Как на первом кто-то ругается с кошкой.
И понимала — это ещё не конец.
Телефон зазвонил в восемь утра. Воскресенье. Святое время, когда даже будильники понимают — тишина.
Карина на автомате схватила трубку.
— Ну что, — бодро начала Надежда Сергеевна, — обдумала? Или мне уже риелтору звонить, искать Пашке вариант?
Карина села на край кровати. Помолчала.
— Риелтору? Замечательно. Звони. Только квартиру ищите не Пашке, а себе.
— Чего?! — Надежда Сергеевна аж захлебнулась воздухом. — Это что ещё за выкрутасы? Это… это угроза?
— Нет, Надежда Сергеевна. Это рекомендация. Вы так много времени проводите у нас, что, кажется, пора подыскивать вариант поближе. К подъезду. Или прямо в нём.
— Ты… ты… — Надежда Сергеевна захрипела. — Ах вот ты какая. Ах, значит, вот до чего довела моего сына! Господи, Антошка, бедненький, с кем ты связался… с кем ты живёшь… она ж тебя всего измотала…
Карина медленно протянула трубку Антону.
— Держи. Ты теперь — переводчик с маминого на человеческий.
Антон взял, посмотрел на экран, будто на него выскочил крокодил.
— Мам… — выдохнул он. — Хватит. Просто… хватит.
— А?! Что значит «хватит»?! Ты — мой сын! Сын, Антон! Ты забыл, кто тебе подгузники менял? Забыл, кто тебя в музыкалку таскал?! А? А кто тебе в школе портфель собирал, пока ты… с отцом… — голос у неё начал срываться, — пока вы оба… Да я… Да я…
— Мам, — перебил он. — Это Каринина квартира. И точка. Купленная до нашего брака. На её деньги. Мы тебе ничего не должны.
На том конце наступила такая тишина, что Карина невольно посмотрела, не отключилась ли связь.
Но нет. Там дышали. Тяжело, обиженно.
— Значит, я теперь… лишняя… — прошептала Надежда Сергеевна. — Ну, понятно. Понятно всё. Не нужна я вам. Не нужна. Ни тебе, Антон, ни этой… этой…
— Мам, не начинай, — выдохнул он. — Просто оставь нас в покое. Мы взрослые люди. У нас своя жизнь.
— Ах вот как… Своя жизнь… — голос Надежды Сергеевны стал ледяным. — Ну что ж. Тогда удачи вам. Живите. Сами. Без меня.
И — короткие гудки.
Карина молча взяла трубку, нажала «блокировать контакт». Потом посмотрела на Антона.
— Ты уверен?
Он кивнул. Усталый. Немного побитый. Но, кажется, впервые по-настоящему взрослый.
— Да. Если не сейчас, то никогда. И знаешь… спасибо тебе.
Он сел рядом. Обнял.
А Карина встала, подошла к окну. Снизу, у подъезда, уже не сидела Надежда Сергеевна. Не стояла. Не шныряла. Пусто.
На душе было странно. Не радость. Не облегчение. Как будто вынули зуб, который болел годами — но теперь там пусто. И больно, и… правильно.
Через два дня пришёл заказ — новые окна. Через три — началась укладка плитки в ванной. Через неделю Карина с Антоном вместе выбирали диван. Светло-серый, угловой, удобный. Только их. Без оглядки на «семейные советы».
Вечером Карина сидела за чашкой чая. В тишине. Пахло новым ламинатом и ванильными свечами.
Телефон моргнул уведомлением. Номер скрыт. Она посмотрела. Не стала отвечать.
Просто выключила звук.
— Ну что, хозяйка, — сказал Антон, обняв её за плечи. — Куда вешаем картину?
Она улыбнулась. Но взгляд оставался задумчивым.
— Картину? — переспросила она. — Да куда угодно. Главное, чтоб без рамки под мамин вкус.
И подумала про себя:
«Семья — это, конечно, хорошо. Но лучше, когда она без приложения в виде чужих ключей от твоей жизни.»
