Ключ на всякий случай
— Ох, хорошо-то как у вас! Просторно! — голос Тамары Павловны раскатился по прихожей, как гром среди ясного неба. — Не то что моя берлога.
Господи, опять она. Марина замерла с тряпкой в руках. Кухонный шкафчик и без того блестел, но она продолжала тереть — может, если не реагировать, свекровь уйдет? Ага, щас.
Тамара Павловна вошла без стука, без звонка, без предупреждения. Просто взяла и открыла дверь ключом — тем самым ключом, который Игорь дал ей «на всякий пожарный». Пожар теперь случался через день. А то и чаще.
— Вам чаю налить? — спросила Марина машинально, не оборачиваясь.
Зачем спрашиваю? Все равно откажется. Это же ритуал такой — я предлагаю, она отказывается, потом час ноет про свою жизнь.
— Ой, да какой там чай, Мариночка! — свекровь протиснулась на кухню, таща за собой шлейф из запахов: мокрая улица, дешевые духи и что-то аптечное. — У меня давление как скачет! Погода, наверное… Да и некогда мне тут чаи распивать.
Конечно, некогда. Надо же успеть все обсмотреть, оценить, осудить.
Марина наконец повернулась. Прислонилась к столешнице, скрестила руки на груди. Ну давай, начинай свое представление.
А Тамара Павловна уже начала. Прошлась по кухне своей утиной походкой — вразвалочку, важно. Провела пальцем по новому холодильнику (пыль искала, что ли?), заглянула в окно, потрогала занавеску. Глазки так и бегают — оценивают, прикидывают, сколько что стоит.
— Цены-то какие стали! — начала она издалека. — В аптеку зайдешь — хоть плачь. Таблетки от давления — тысяча рублей! От сердца — полторы! На одну пенсию… — тяжелый вздох, пауза. — Хлеб да вода, вот и весь мой рацион.
— Да, дорого все, — буркнула Марина.
И что дальше? Сейчас начнется про сына-кормильца, который мать забыл.
Тамара Павловна поняла — подход не сработал. Ладно, попробуем в лоб.
— Игорек-то как? — она остановилась напротив Марины, буравя ее взглядом. — Устает, поди? Работа тяжелая… Совсем мать не навещает. Раньше хоть раз в неделю заезжал, а теперь…
— Работает. Устает, да.
А что ты хотела? Чтобы он к тебе каждый день бегал? После того, как ты его всю жизнь доила?
Свекровь грохнула сумкой об стол. Посуда звякнула. Все, прелюдия закончилась.
— Хватит темнить, Марина! — маска слетела, обнажив злое, перекошенное лицо. — Давай начистоту! Что ты с моим сыном сделала? Заморочила? Приворожила? Он же раньше каждую копейку мне отдавал! Все до рубля! А теперь? На машину копит! Машину ему, видите ли, подавай! А у матери сапоги — смотреть страшно! Подошва отваливается!
Ага, отваливается. Я эти сапоги видела — итальянские, кожаные. Просто не новые. А деньги, поди, на что-то другое нужны.
— Тамара Павловна, — Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри уже закипало, — это решение Игоря. Мы семья. У нас общий бюджет, общие планы. Машина — не роскошь, а необходимость. На работу ездить, продукты возить…
— Семья! — взвизгнула свекровь. — Какая ты ему семья? Год всего как поженились! А я — мать! Я его родила, выкормила, вырастила! Ночей не спала! А ты пришла на готовенькое!
Она обвела рукой кухню — новый гарнитур, холодильник, микроволновка.
— Все это! Все! На мои деньги куплено! На деньги, которые мой сын должен был мне отдавать! Ты его обокрала! Ограбила!
Твои деньги? Серьезно? Это Игорь на двух работах пашет, это я по ночам переводы делаю. А ты только клянчить умеешь.
Марина криво усмехнулась. Не сдержалась.
— Знаете, что меня удивляет? Вас не волнует, что Игорь на износ работает. Не волнует, что у него спина болит, что он таблетки горстями глотает. Вас только деньги волнуют. Сколько вам перепадет.
Лицо Тамары Павловны стало пунцовым. Глаза выкатились, рот открылся.
— Да как ты… Как ты смеешь?! Стерва! Я всю жизнь ему отдала! Всю жизнь! А ты… ты…
Слова кончились. Она задыхалась от ярости, от обиды, от ненависти к этой молодой нахалке, которая посмела… посмела ей перечить!
— Дай денег! — выпалила она вдруг. — Немедленно дай денег!
Это был уже не намек, не просьба — приказ. Ультиматум.
— С какой стати? — Марина выпрямилась. — Почему я должна вам давать деньги? У вас есть сын. Идите к нему. Я в ваши отношения не лезу.
— Ах ты дрянь! — заорала Тамара Павловна. — Так это правда! Это ты его настроила! Ты! Сука подзаборная! Решила к моему сыну присосаться? Квартиру новую отхватить? Так не выйдет! Не выйдет, слышишь?!
Присосалась? Я? Да я больше него зарабатываю! Эта квартира — на мои деньги первый взнос был!
Но Марина молчала. Что тут скажешь? Любое слово — масло в огонь. Она просто стояла и смотрела на эту обезумевшую от злобы женщину. Смотрела и думала: как Игорь это терпел столько лет? Как не сошел с ума?
— Молчишь? — Тамара Павловна тряслась. — Нечего сказать? Правда глаза колет?
Она перевела дыхание. И тут ее взгляд упал на сумку. Большую, тяжелую, набитую всяким хламом. В помутненном яростью мозгу что-то щелкнуло.
Если словами не доходит…
Она схватила сумку. Пальцы побелели от напряжения. Марина увидела это движение, увидела безумный блеск в глазах свекрови.
Неужели ударит? Неужели дойдет до этого?
Свекровь пришла за деньгами с ключом от нашей квартиры, но не ожидала увидеть мужа
Дошло.
Тамара Павловна замахнулась. Неуклюже, но с такой яростью, что воздух свистнул. Сумка полетела прямо в лицо невестке.
И в этот момент щелкнул замок.
— Блин, телефон забыл… — Игорь вошел и замер на пороге.
Время остановилось. Он увидел все: мать с занесенной для удара сумкой, жену, прижавшуюся к стене, перекошенные от ненависти лица. Его мозг обработал картинку за долю секунды.
Он не крикнул. Не ахнул. Просто шагнул вперед и перехватил материнскую руку. Железной хваткой. Сумка упала на пол с глухим стуком.
Тишина. Оглушительная, звенящая тишина.
Тамара Павловна медленно повернула голову. Посмотрела на сына. В ее глазах мелькнул испуг — и тут же сменился хитростью. Она еще попытается выкрутиться.
— Игорек… сыночек… — заблеяла она. — Ты не так понял! Она меня довела! Стояла и ухмылялась! Я ей про болячки рассказываю, а она смеется!
Игорь смотрел на мать. Долго, пристально, устало. В его взгляде не было ни гнева, ни обиды. Только усталость. Бесконечная, смертельная усталость.
Сколько лет я это терпел? Сколько лет верил, что она изменится? Что поймет? Дурак. Старый дурак.
Он разжал пальцы. Тамара Павловна отдернула руку, потирая запястье.
— Игорек, ну что ты… Я же не хотела… Она сама…
Он не слушал. Наклонился, поднял сумку, вложил ей в руки. Потом взял под локоть. Мягко, но непреклонно.
— Пойдемте, мама.
— Куда? Игорь, что ты делаешь? — она попыталась упереться, но он уже вел ее к выходу. — Игорь! Сынок! Поговори со мной!
Марина осталась на кухне. Не пошла за ними.
Это его бой. Его решение. Я тут ни при чем.
На лестничной площадке Тамара Павловна сделала последнюю попытку.
— Сынок… Игореночек… Ну прости старую дуру… Я больше не буду… Честное слово…
Он посмотрел на нее. Один долгий взгляд. В нем было все: и любовь, которая когда-то была, и боль от предательства, и окончательное, бесповоротное решение.
— Ключи, мама.
— Что? — она не поняла. Или сделала вид, что не поняла.
— Ключи от квартиры. Давайте.
— Игорь… ты же не серьезно… Я же мать твоя!
— Ключи.
Она смотрела на него, все еще надеясь, что это шутка. Что сейчас он улыбнется и скажет: «Ладно, мам, проехали». Но он не улыбался.
Дрожащими руками она полезла в сумку. Долго копалась, тянула время. Наконец достала связку, отцепила ключ. Протянула.
Он взял ключ, сунул в карман. И шагнул назад, в квартиру.
— Игорь!
Он остановился на пороге.
— Что же ты делаешь… Родную мать… Она же тебя заколдовала! Опоила! Сынок!
Он медленно, очень медленно закрыл дверь. Мягкий щелчок замка прозвучал как гром.
И тут началось. Грохот, крики, проклятья. Тамара Павловна колотила в дверь кулаками, ногами, чем придется.
— Открой! Немедленно открой! Я те покажу! Я в милицию пойду! Неблагодарный! Подлец! Я тебя породила! Выкормила! А ты! Из-за этой шлюхи! Открой, гад!
Игорь стоял в прихожей, прислонившись к стене. Глаза закрыты. Лицо — маска боли.
Марина подошла, встала рядом. Взяла за руку. Он сжал ее пальцы — крепко, до боли.
— Прости, — прошептал он. — Прости, что так вышло.
— За что прощать? Ты сделал то, что должен был сделать. Давно должен был.
— Она же мать…
— Мать не та, кто родила. Мать — та, кто любит. А она… она тебя использовала. Всю жизнь использовала.
Грохот за дверью становился тише. Крики — реже. Потом послышались удаляющиеся шаги. Ушла.
Они еще постояли, держась за руки. Потом Игорь выдохнул, расправил плечи.
— Чаю?
— Давай. И окно откроем. Проветрить надо.
Они пошли на кухню. Игорь поставил чайник, Марина распахнула окно. Свежий воздух ворвался в квартиру, выгоняя затхлый дух прошлого.
— Знаешь, — сказал Игорь, доставая чашки, — я думал, будет больнее. А оно… как нарыв вскрыли. Больно, но сразу легче.
— Она еще вернется. Не раз.
— Пусть. Дверь я не открою. И ключ не дам. Хватит. Всю жизнь она меня доила, а я терпел. Думал — мать же. Нельзя маму обижать. А она… — он помолчал. — Когда я увидел, как она на тебя замахнулась… Понял. Все. Конец. Больше не могу. Не хочу.
Чайник засвистел. Игорь разлил кипяток по чашкам, бросил пакетики.
— Может, я плохой сын, — сказал он, садясь за стол. — Но я больше не могу быть хорошим сыном для плохой матери.
Марина села напротив, взяла его руку.
— Ты не плохой сын. Ты просто перестал быть жертвой. И это правильно.
Они пили чай и молчали. За окном шумел город, жил своей жизнью. А у них началась новая жизнь. Без токсичных родственников, без вечных попреков, без страха перед очередным визитом.
— Завтра замок поменяем, — сказал Игорь. — На всякий случай. А то мало ли, может, она ключ скопировала.
— Давно пора было.
— Много чего давно пора было. Но лучше поздно, чем никогда.
Он помолчал, потом добавил:
— Знаешь, а я ведь ей машину хотел купить. Правда. Думал — куплю себе, а старую ей отдам. Чтобы удобнее было, по врачам ездить, за продуктами… Дурак, да?
— Не дурак. Добрый. Но доброта должна быть с кулаками. Иначе сожрут.
— Научусь. С тобой научусь.
За окном начинался дождь. Крупные капли били по стеклу, смывая пыль и грязь. Как будто сама природа решила помочь им начать с чистого листа.
— А машину все равно купим, — сказала Марина. — Нам правда нужна. На дачу ездить, в отпуск…
— В отпуск… — Игорь улыбнулся. Впервые за вечер. — Давно не были. Все деньги ей отдавал. На лекарства. Которые она, кстати, не покупала. Я проверял. Рецепты брала, а в аптеку не шла. Копила, наверное. На черный день.
— Забудь. Это уже прошлое.
— Да. Прошлое.
Они допили чай. Игорь встал, подошел к окну. Постоял, глядя на дождь.
— Спасибо, — сказал он, не оборачиваясь. — Что ты есть. Что терпела ее. Что не ушла.
— Куда бы я ушла? Я же тебя люблю, дурачок.
Он обернулся. В глазах стояли слезы. Марина подошла, обняла его.
— Все будет хорошо. Вот увидишь. Мы справимся. Вдвоем справимся.
— Вдвоем, — повторил он. — Хорошее слово. Правильное.
Дождь усиливался. Где-то там, под дождем, брела домой Тамара Павловна. Злая, обиженная, брошенная. Но это была уже не их история. Не их боль.
Их история только начиналась.
