— Ой, Лис, ты вообще из дома выходишь, нет? — Нина Сергеевна вошла без звонка, как всегда, с порога махая целлофановым пакетом из «Магнита». — А то я уже второй раз вижу, что у вас обувь на том же месте стоит. Или ты её на автомате назад выравниваешь?
Алиса оторвала взгляд от экрана, с трудом сообразив, что за голос, кто это и зачем её обсуждают как глупую собачку, которая тапки не туда принесла. В доме было тихо, пахло кофе, ноутбук на коленях, макет кухни для клиента почти закончен.
— Нина Сергеевна, здравствуйте, — произнесла она ровно, не вставая. — У нас, вроде, дверь закрыта была?
— Ой, ну Алиса! — та уже проходила мимо, будто хозяйка. — Ты же знаешь, у меня ключ. Я ж не ворываться, я — по делу. Олежке мясо принесла, нормальное, с рынка. А то вы тут своими котлетками из куриного фарша — одно мучение, не еда.
Алиса закусила губу. Нельзя, нельзя опять спорить. Олегу и так тяжело между двух огней. Дверь захлопнулась за гостьей, и та с грохотом поставила пакет на кухонный стол. В нём — мясо, свёкла, два кефира и пара мерзко поблёскивающих пакетов из «Пятёрочки». И, конечно, баночка с фирменным «я сама варила, без уксуса, только хрен и горчица».
— А ты чё это дома? — Свекровь бросила на Алису выразительный взгляд, в котором читалось всё: от сомнений в её профессии до жалости к её «бедному» мужу. — Опять это своё «за компом»? И что, платят вам за картинки?
— Макеты, — холодно уточнила Алиса. — Интерьеры. Сегодня — кухня в Новоивановском.
— Ой, ну конечно! Интерьеры! Да кому они нужны, твои шкафы на картинках? У меня соседка тоже «дизайнер». Муж уехал, так она теперь вяжет и на «Авито» продаёт — вот это польза! А ты бы хоть пылесос достала, пока мой сын деньги зарабатывает. У вас пыль в углу — ужас.
Алиса встала. Руки дрожали. Спокойно, главное — не сорваться.
— Я работаю, Нина Сергеевна. На себя. У меня два проекта в работе. Один — от застройщика, второй — частный клиент. И да, это деньги. Настоящие.
— Да ты мне расскажи ещё, — перебила та, закатывая глаза. — Работает она. За ноутбуком. Ага. У меня соседка тоже «работает» в Инстаграме. Губы дует, фотки в зеркало. И ничего — муж всё тащит на себе. Прям как мой Олежка. А ты, небось, ему ещё и на бензин не даёшь?
Вот тут Алиса села обратно. Чтобы не кинуть в неё чем-нибудь тяжёлым. Или хотя бы кружкой с кофе. А так хотелось.
— Знаете, давайте сразу. Вы пришли зачем? Еду оставить? Оставьте. Претензии по пыли — замечены. На личности — не надо.
— Ты сейчас с кем так разговариваешь, а? — свекровь прищурилась, в голосе зазвенел металл. — С матерью своего мужа? Ты бы ещё мне указала, как сына моего растить. Я двадцать восемь лет ему борщи варила, сопли вытирала, ночами не спала, а ты пришла, понимаешь, и командуешь: мол, не лезь!
— Так и есть, — голос Алисы сорвался. — Не лезьте. Вы живёте отдельно, Олег — взрослый мужик, а у нас — семья. Без вашего совета как вытирать пыль или что готовить. Мы сами справимся. Спасибо за заботу, правда, но хватит.
— Ага! Конечно! — всплеснула руками свекровь. — Справятся они! Он, бедный, с утра на завод, а она дома, на диванчике, макеты свои рисует. А ещё — тон ей, видите ли, не нравится!
И тут Олег, как назло, пришёл. Пораньше с работы — что-то с документами нужно было, он с собой принёс. Уставший, в серой рубашке, весь в поту, с глазами «только бы никто не орал».
— Мааам, ты опять… — начал он, увидев обеих.
— А я что! — взвилась Нина Сергеевна. — Я молчала! Я просто спросила, работает ли она или опять весь день кофе пьёт и на табуретки смотрит! Ты же сам говорил, что она тебе на ремонт только шторы подобрала! Всё остальное — ты сам делал!
Алиса вскочила. Кровь прилила к лицу. Всё, хватит.
— Олег, ты так говорил? — она смотрела прямо, с вызовом.
Он сглотнул. Потёр затылок.
— Мам, ну не начинай. Я не это имел в виду. Просто рассказывал…
— Что? — перебила Алиса. — Что я ничего не делаю? Что только подбираю шторы?
— Алиса, ты чего… — он шагнул к ней, но она отступила. — Да никто так не говорил. Мам, ты неправильно поняла.
— Да конечно! Я всегда всё неправильно понимаю, — Нина Сергеевна демонстративно поставила руки в бока. — А я — неслучайно сюда пришла. Я между прочим хотела предложить — пусть вы ко мне переедете! Я Олежке комнату отдам, а ты — на кухне, там всё своё: вода, плитка, телевизор можно повесить.
— Мы не нуждаемся в ваших комнатах, — сказала Алиса тихо, но твёрдо. — И не будем к вам переезжать. У нас всё есть.
— Всё у вас есть? — свекровь усмехнулась. — Это ты про кредит на кухню? Или про то, что ты в маминой квартире сидишь? Уж не забывай, Алиса, где ты сейчас сидишь! Это же всё — не твоё!
— Мам, прекрати, — устало сказал Олег. — Это не её квартира. Мы снимаем. Ты же знаешь.
— А! — Нина Сергеевна как будто только что поняла. — Так вы ещё и снимаете?! Ну вообще молодцы! Тридцать лет, а своего ничего нет! А невестушка — бизнесвумен! Дизайнер, мать твою!
Алиса резко захлопнула ноутбук. Дрожащими руками засунула его в рюкзак. Встала, посмотрела на Олега — долго и молча.
— Я сейчас уйду. Просто… чтобы не орать. А ты, пожалуйста, подумай, с кем ты живёшь: со мной или с мамой. Потому что одновременно — не получится.
— Лис, подожди, — он шагнул, но она уже шла к двери.
— Я не обязана это терпеть, Олег. Ни по закону, ни по любви. Выбирай, как взрослый.
Щелчок двери. В коридоре — запах обуви, её туфель и его кроссовок. Она обулась, накинула куртку, хотя на улице — жара. Просто чтобы занять руки.
А за спиной уже слышались всхлипы Нины Сергеевны:
— Вот и всё. Вот до чего довёлся. Женился, называется…
Алиса спустилась по лестнице, тяжело дыша. Кровь стучала в висках. Где-то внутри у неё, как тугая пружина, копилась ярость. Настоящая. Не мелкая женская обида, а взрослая, уставшая злость. И было ощущение, что это — только начало.
Алиса ночевала у Вики. Та, как всегда, всё поняла без слов.
— У неё опять припадок «Я родила этого ангела, я знаю, как ему лучше»? — спросила Вика, разливая чай по стаканам с каким-то черничным вкусом и запахом аптечной полки.
— У неё не припадок. У неё диагноз, — мрачно сказала Алиса, потягивая чай, как водку. — Хроническое «все вампиры — дизайнеры».
— Ну ты-то что? Опять молчала, терпела, а потом как шарахнула?
Алиса молча кивнула. Вика закатила глаза.
— Господи, Лис… А твой? Этот… Сын гнева и хозяйственного мыла?
— Как всегда. Стоял между нами, как новогодняя ёлка. Только вместо игрушек — мамины слёзы и мои аргументы. Ни туда, ни сюда.
Она устало сняла носки — в них было жарко. День провела на автомате: с утра заказчику скинула финальный рендер, потом поехала в строймагазин, закупила плитку для проекта, забрала образцы текстиля. Всё как всегда. Только внутри будто щёлкнул тумблер. Она больше не хотела возвращаться туда, где тебя жрут поедом и называют бездельницей.
— Он мне ни разу не позвонил, — добавила Алиса тихо.
— Потому что мама ему на ухо шепчет. Как там это у них называется… “Ты у меня один, я тебя растила…” Ага. Как курицу — на убой, — фыркнула Вика.
На второй день — звонок. Олег.
— Лис, поговорим?
— Пожалуйста, только не дома. У Воробьёвых в кафе, помнишь?
Он пришёл весь какой-то осыпавшийся: футболка с пятном, глаза — как у побитого кота. Долго смотрел в чашку, крутил ложку, потом сказал:
— Я маму не просил приходить. Честно. Она сама. Я был в шоке.
— Я в курсе, — сказала Алиса, не глядя.
— И я не говорил, что ты ничего не делаешь. Она всё перекрутила.
— А ты сказал ей, что перекрутила?
— Я… Лис, она плакала. У неё давление. Ну зачем обострять?
Алиса засмеялась. Громко, резко, по-настоящему. На соседнем столе женщина подпрыгнула, пролив чай.
— Прости. Просто… Серьёзно? У неё давление? У меня, по-твоему, морская погода внутри?
Олег вжал плечи.
— Я не хотел, чтобы ты ушла.
— А я не хотела, чтобы в мой ноутбук заглядывали и считали мои деньги. Но это происходит. Регулярно.
Он потянулся к её руке. Она отдёрнула.
— Смотри. Мы с тобой взрослые. Не пятнадцать лет, — сказала она. — У нас отношения, а не кружок по интересам. И если твоя мама участвует в каждом нашем разговоре, бюджете, ужине и даже в выборе подушек…
— Шторы, — перебил он не к месту.
Алиса посмотрела так, что он замолчал.
— …то это уже не брак. Это ситком. Только без смеха.
Он поёрзал, потом резко сказал:
— А может, ты тоже перебарщиваешь? С этой своей независимостью, работой… У тебя всегда — «сама знаю», «сама решу». Я не всегда чувствую, что ты со мной.
— Потому что я не твоя мама. Я — жена. А не медсестра, не повар, не экономка. И если тебе надо, чтобы вокруг тебя крутилась женщина, чья жизнь — это ты, — иди домой.
Он смотрел, как будто пощёчину получил. Потом резко встал.
— Я… подумаю.
— Думай. Только быстро.
Он ушёл. Она осталась — с капучино и странным чувством. Не боли. Нет. Лёгкости. Как будто огромный рюкзак с камнями скинула с плеч. Только вот не знала — на время или насовсем.
Через неделю у Алисы дома появился конверт. Почта России. От нотариуса. Алиса вскрыла. Наследственное дело по маминой линии. Дом в Подмосковье, СНТ «Рябинка». Половина дома — её. Вторая — её двоюродной сестры, живущей в Германии. Сестра хочет продать. Алиса — пока не знает.
Звонок. Опять он. Олег.
— Мамы дома нет. Можешь прийти?
— Не хочу. Я занята. Завтра встреча по участку.
— Какому участку?
— Унаследовала. Полдома. Думаю, выкупить вторую половину.
Пауза.
— Ты же не говорила…
— А ты не спрашивал.
Он вздохнул.
— Ты вообще планируешь возвращаться?
— Не уверена. А ты?
Он промолчал. Потом сказал:
— Мам, короче, ушла к тёте. Нервы лечить. Сказала: «Ушла? Вот и живите без меня». Считай, у нас свобода.
— Слишком поздно. Свободу надо заслужить. А не получать после побега.
Она отключилась.
На следующий день она поехала смотреть дом. Половина старого каркасника, но фундамент крепкий. В саду — смородина, облепиха, калина. Внутри — советская мебель, облезлая плитка и запах прошлого.
— Буду делать ремонт, — сказала она сама себе. — Под студию.
И в тот же день скинула в чат дизайнеров:
«Ищу бригаду под частный дом в Подмосковье. Бюджет — нормальный. Проект — мой. Клиент — я сама.»
Пальцы дрожали, но внутри — покой. Она что-то отпустила. И теперь готова была строить — своё.
Они не виделись почти месяц.
Алиса жила между студией, Викой и своим домом в СНТ «Рябинка». Там уже шёл демонтаж: стены очистили, потолки сняли, старые треснувшие полки — в контейнер.
Она чувствовала себя иначе. Не победительницей, нет. Скорее… человеком, которому наконец никто не мешает жить по-человечески.
Без чужих советов, без ежедневного подглядывания через замочную скважину: как ты тратишь, куда пошла, почему «эта юбка короткая», и «что ты там всё щёлкаешь по клавишам — найди нормальную работу».
— Всё? — спросила Вика, глядя, как Алиса отрисовывает план кухни в новом доме.
— Почти, — улыбнулась та. — Осталось маме сказать.
— Мамам? — ехидно уточнила подруга.
— Нет. Только одной. Моей. Вторая — больше не в счёт.
Но та, которая «больше не в счёт», решила вернуться.
В среду.
Без звонка.
С тортиком «Прага», с пухлым пакетом из «Пятёрочки», и… с ключами.
Алиса вернулась из салона поздно. Увидела чужие ботинки в прихожей и моментально поняла. Вдохнула. Вошла.
— Алиса! А я тут решила борщ сварить! Олег соскучился. Да и тебе, наверное, не хватает домашнего…
— Почему вы здесь?
Нина Сергеевна развернулась от плиты. В фартуке с клубничками, с ложкой в руке, словно сцена из советского фильма.
— А где мне быть? Это же мой сын. Это его квартира. А ты, прости, сама ушла. Ну, я и решила, что раз ты там всё «устраиваешь жизнь», так мы пока здесь с Олежкой вдвоём… Вроде как семейный быт наладим.
Алиса стояла молча, но внутри всё клокотало.
— Где Олег? — спросила она тихо.
— На работе. Сказал, поздно будет. Не мешай ему. Ты ж теперь женщина вольная, свободная. Вот и гуляй. А мы здесь поживём. Временно. Пока ты не решишь, что хочешь вернуться… или не вернёшься вовсе.
Алиса подошла ближе. Увидела на диване её плед, свою подушку. На подоконнике — перекошенную пеларгонию, которую она холила, как ребёнка. А теперь — Нина Сергеевна туда вставила салфетницу с цыплятами.
— Соберите вещи, — сказала Алиса. — Сейчас. Идите к своей сестре обратно.
— Это почему это? Я ничего не нарушаю. Квартира-то не твоя!
— Вот именно. Она наша. И я — в браке с вашим сыном. А вы — не прописаны. Не имеете никакого законного основания здесь находиться. Это раз. Второе — я вам не позволяла входить сюда. У нас даже собаки дрессированнее.
— Что ты сказала?.. — лицо свекрови налилось красным. — Это ты будешь мне указывать? Да я тебя сюда вообще пускать не должна была! Я — мать! Ты в наш дом пришла, с претензиями! А теперь ещё и с гонором!
— Ваш дом — в Сормово, в панельке, где у вас цветы на балконе и телевизор в углу. Здесь вас никто не ждал. Забирайте пакет и вон отсюда.
— Олегу скажу!
— Скажите. А я скажу участковому. Вызовем, пусть составит протокол. Незаконное проникновение. Адвоката вам вызывать будете сами или вместе с сестрой?
Нина Сергеевна швырнула ложку в раковину. Развернулась.
— Ты ещё пожалеешь. Он — мой. А ты — временное. Посмотрим, как долго он будет терпеть твоё…
— Он уже не терпит, — тихо сказала Алиса. — Мы с ним подали на развод. Вчера. Через «Госуслуги». Цивилизованно.
Свекровь застыла. Потом схватила пакет и вылетела, как ветер. Дверь грохнула с таким звуком, будто конец эпохи.
Через три дня приехал Олег. Без звонка. Просто стоял у дома в СНТ, пока она поливала вишню. Выглядел уставшим. Седина на виске стала заметней.
— Ну, ты победила, — сказал он, не улыбаясь. — Всё как ты хотела.
— Нет, — ответила она. — Не как я хотела. А как я больше не могла по-другому.
Он опустился на лавку.
— Мамка уехала обратно. Плачет. Сестра её успокаивает. Говорит, «переживёт». Как будто смерть случилась.
— А что ты хочешь? Чтобы я пожалела?
— Нет. Просто… Я не думал, что всё так закончится.
Она вытерла руки о полотенце.
— А я думала. И не один год.
Он помолчал. Потом поднял глаза.
— Алиса. А можно мне просто посидеть тут? Немного.
— Садись, — кивнула она. — Только чай — сам наливай. У меня теперь всё — самостоятельно.
Он ушёл через час. Не обнял. Не попрощался. Просто кивнул.
Алиса смотрела, как он уходит по узкой садовой дорожке, и впервые за всё время не чувствовала обиды. Просто усталость. И облегчение.
Жизнь — не ситком. Тут не будет аплодисментов, финальной сцены с обнимашками и титров.
Но будет утро. Новая плитка в санузле. Первый заказ в новой студии. Солнце на подоконнике. И никто — абсолютно никто — не скажет:
— А что ты вообще целый день делала?
Теперь она знала, что её работа — её. Её решения — тоже. И никто больше не посмеет взять это у неё.
