— Я не понимаю, Лёш, ты опять что, хочешь, чтобы я из своих накоплений ей давала? — Ирина стояла у плиты с такой грозной спиной, что даже борщ в кастрюле, казалось, бурлил испуганно.
Алексей, сидя за столом с ложкой в руке, сделал вид, что размешивает сахар в чае. Хотя сахара там было столько, что уже слипалось всё — и ложка, и мозги.
— Ну, Ир, ты же знаешь, мама переживает. Она верит в эту штуку с токийскими акциями. У них там всё на крипте, и…
— Ой, началось. — Ирина обернулась, облокотилась на раковину и скрестила руки. — На чём? На крипте? Это ты мне, бухгалтеру, рассказываешь? У неё всё на надежде и фэншуе. Завтра скажет, что купила пирамиду — и не финансовую, а прям в Египте, за шестьсот тысяч. Скажет: “Чакры откроются, богатство потечёт рекой”.
Алексей поёрзал на стуле. Он уже понимал: либо он сейчас выдумает чудо, либо он останется без борща.
— Ну, Ирочка, ну что ты так… Она ж не со зла. Она просто ищет, где можно заработать…
— На чужие деньги. На мои. На наши. На те, что я пять лет откладывала, чтоб мы хотя бы комнату детям купили в ипотеку попозже.
— Ну, ты же сама сказала, что пока с детьми не спешим…
— Не спешим — не значит «спускаем всё на схемы с токийскими брокерами по телефону». Ты посмотри на себя. Ты взрослый мужик, а маме боишься «нет» сказать!
Алексей уткнулся в чашку. Хотелось провалиться в неё с головой. Как в детстве в таз с пельменями. Там хотя бы не орали.
Ирина, уже спокойнее, села напротив. Говорила тише, но от этого только страшнее:
— Слушай, Лёш… Я вообще не понимаю. Она тебе дороже? Или твои «да» и «нет» не для всех одинаково звучат? Или для неё ты мужик, а для меня — мальчик на побегушках?
— Ир, ну перестань. Я просто хочу, чтоб у нас была нормальная семья…
— А у нас? У нас уже секта. Она — гуру, ты — послушник. Я — спонсор.
В тот вечер Наталья Ивановна позвонила трижды. Первый раз — чтобы рассказать, как какой-то «Максим Глебов» из Владивостока заработал десять миллионов за месяц. Второй — чтобы прислать ссылку на сайт, от которого у Ирины волосы стали дыбом. Третий раз она уже объявила, что приедет завтра с утра, и «надо всё обсудить вживую».
— Только не это… — простонала Ирина, выключая свет на кухне.
— Может, всё-таки ты с ней поговоришь? — несмело спросил Алексей.
— Я? С ней? Так я только успею сказать «здравствуйте», а она уже в третий этап инвестирования влезет. Причём с моими деньгами.
— Ну, ты же не даёшь…
— Да потому и жива! Если б давала — мы бы сейчас жили в ипотечной яме где-нибудь в Мытищах с мопсом и микроволновкой от соседей.
Утро наступило раньше, чем хотелось. Наталья Ивановна вошла в квартиру, как ветер. На ней был яркий сиреневый костюм, туфли на каблуке и духи, от которых у Ирины зачесался нос.
— Привет, мои золотые! — воскликнула Наталья Ивановна, целуя сына в щёку и невестку мимо уха. — У нас с вами сегодня суперновость!
— Только не говорите, что мы выиграли квартиру в Сочи, — Ирина положила ложку на стол. — Потому что это уже было. И даже дважды.
— Нет, милая! Это гораздо круче. Слушайте. Мой знакомый, Игорь Тимурович — такой надёжный человек, между прочим, юрист! — предложил вложиться в один проект. Он связан с переработкой пластиковых бутылок в Турции. Это экологично, современно и — внимание — прибыльно! Пятнадцать процентов в месяц. В рублях. Представляешь?!
— Представляю. — Ирина наливала чай, не глядя. — Потом в полиции представляю. Или в программе «Человек и закон». Только не скажите, что он «временно не в стране».
— Почему ты такая злая, Ирочка? — Наталья Ивановна всплеснула руками. — Я ведь как лучше. Я даже свою квартиру готова заложить, если банк одобрит. А ты — нет! Хотя у тебя есть эти сто тысяч, которые ты собиралась на машину отложить. Это же пустяк…
— Наталья Ивановна, — сказала Ирина сдержанно, как на приёме у стоматолога. — Если я и вложусь, то только в хорошую сигнализацию, чтобы таких «проектов» держать на расстоянии. И да — у меня есть сто тысяч. Потому что я не раздаю их направо и налево каждому Глебову и Тимуровичу, которые «вот-вот выстрелят».
— Значит, вы не хотите помочь семье?
— Я хочу, чтобы семья не попадала в долговую яму каждые полгода. Это разве просьба?
— Я твоя свекровь! Ты обязана уважать меня!
— А вы — уважать наши границы. Ой… — Ирина махнула рукой. — Забудьте, это из психотерапии. Всё равно не поймёте.
После её ухода в квартире повисло странное молчание. Алексей сидел с телефоном в руках, смотрел в окно.
— Ладно, Ир. Я поговорю с ней. Но если она всё-таки заложит квартиру… — он замолчал, потом добавил: — Мы не можем просто смотреть на это.
— Мы можем не спонсировать это. Это уже прогресс. Дальше — пусть сама.
Ирина пошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь.
На тумбочке лежала распечатка: предложение с сайта автосалона. Новый хэтчбек. Красный. Она взяла бумагу, посмотрела на неё и прижала к груди.
— В этом году. Я куплю тебя. Что бы там ни было.
И бумага легла под стекло журнального столика. Как напоминание. Или как вызов.
Наталья Ивановна пришла снова. Через два дня. Уже без сиреневого костюма — в плаще, с пакетом документов и лицом, будто она сама только что спасла Россию от дефолта.
— Лёша, ты дома? — воскликнула она с порога. — Срочно надо обсудить!
Ирина из кухни даже не вышла. Только бросила через плечо:
— Пусть сначала снимет обувь, потом инвестиции обсуждаем.
— Ирина, у нас тут не до шуток! — раздражённо отозвалась свекровь.
— Тем более — разувайтесь.
Алексей выскочил в прихожую, как школьник, которого позвали к доске. Наталья Ивановна сунула ему какие-то бумаги.
— Смотри. Я уже договорилась с банком. Всего-то триста пятьдесят тысяч. Под залог. Твою подпись только нужно — ты же владелец доли.
— Чего? — Ирина выскочила как ужаленная, вытирая руки о фартук. — Какая доля?!
Наталья Ивановна с самым невозмутимым лицом мира подала ей бумагу:
— Алексей оформлял дарственную на часть квартиры в своё время. Чтобы мне проще было с пропиской. Ты что, не знала?
— Ага. Прекрасно. То есть теперь и он — совладелец?! — Ирина сверлила мужа взглядом.
— Ир, я… это было давно. Ещё до свадьбы. Я вообще забыл об этом. — Алексей судорожно потирал лоб. — Мы тогда думали, что мама переедет к нам, а потом…
— Ну вот. — Наталья Ивановна довольна, как будто выиграла суд. — Всё, что нужно — подписать. Я сама поеду в банк. Всё сделаю. Потом тебе объясню.
— Подпиши — потом объясню? — Ирина метнулась к холодильнику, вытащила бутылку минералки и открыла с таким звуком, что даже кот убежал в ванную. — Это не инвестпроект, это «Бриллиантовая рука» в прямом эфире. Вы там что, в кружке аферистов?
— Не передёргивай, Ирочка. Я просто хочу немного помочь нашему сыну. Может, он хочет машину, может — детей. А ты тут вцепилась в копейку, как бульдог!
— А вы вцепились в мою машину и мои деньги, как банк в пенсию. Вроде как любите, а по сути — только если выгода есть.
Алексей молчал. Молчал, как может молчать только мужчина, который понял: куда бы он сейчас ни шагнул — там взорвётся.
— Мам, — наконец тихо сказал он, — давай не сейчас. Мы с Ириной… это… поговорим и тебе перезвоним.
— Сынок, ты чего? Это же шанс!
— Мама, выйди, пожалуйста, — сказал он уже тверже. — Сейчас не до шансов.
Наталья Ивановна застыла. Сняла очки. Посмотрела на сына, потом на Ирину — и, не говоря ни слова, вышла, громко хлопнув дверью.
Они молчали. Минут десять. Только капала вода из крана — и тиканье дешёвых часов на стене звучало, как метроном перед дракой.
— Лёш. — Голос Ирины был тихим. — У меня один вопрос. Один. Ты когда-нибудь собирался мне сказать, что владеешь частью её квартиры?
— Ир… да там доля — кот наплакал. Двадцать метров. Общая кухня и коридор. Я и забыл, честно.
— Вот именно. Общая кухня и коридор. У нас с ней одна кухня? Тогда чего я тут командую? Пусть она приходит, готовит вам свой овощной плов с гречкой и читает мантры.
— Ир, да не драматизируй. Это просто бумага. Я тогда был глупый…
— Ты и сейчас не Эйнштейн, если позволил матери дойти до банка с этими фантазиями. Ты понимаешь, что если она не отдаст, то банк придёт к тебе?
— Я разберусь.
— Как всегда. «Я разберусь», а потом я — разбираюсь. И что теперь? Подписывать не будешь?
— Конечно, нет. — Он опустил глаза. — Но маме надо как-то это объяснить.
— Объясни, что теперь ты женат. Что у тебя семья. А не проект «Вернись к маме».
Вечером Алексей поехал к матери. Вернулся поздно. Вошёл тихо, поставил пакет с яблоками на кухню.
— Как она? — не оборачиваясь, спросила Ирина, утирая лицо полотенцем.
— Плачет. Говорит, мы с тобой её предали. Что она всё ради нас. Что ей жить нечем.
— А жить за счёт нас — чем?
— Ир, ну она же… Она не умеет по-другому. Я ей сказал, что подписывать не буду. Она клялась, что всё вернёт. А потом…
— Потом что?
— Потом она закладывает квартиру сама. Без меня.
— Что?
— Она уже всё оформила. Подала заявление. Деньги получит на следующей неделе. Сказала, что ей позвонили из Турции и предложили удвоить вклад, если она зайдёт «до пятницы». У неё срок.
— И у нас теперь срок. Срок до её банкротства. Или твоего нервного срыва.
Ирина села. Долго смотрела в стол. Потом встала. Спокойно.
— Я поеду завтра к юристу. Проверю, что она оформила, как. Мне нужен весь пакет.
— Зачем?
— Затем, что я не дам тебе вляпаться по уши. И себе тоже. Пусть даже она — твоя мать.
На следующий день Ирина сходила к юристу. Принесла документы, которые Алексей вытащил из квартиры Натальи Ивановны под предлогом «сфотографировать». Вердикт был однозначен:
— Если проект лопнет — банк выставит её жильё на торги. И часть Алексея — тоже. Она-то не указала, что он владелец доли, и банк думает, что вся квартира — её. Это мошенничество. Но не с её стороны — а с брокера. Если она не вернёт долг — вы вместе окажетесь без крыши над головой.
Ирина слушала и тихо кивала.
— Ясно. Значит, у нас неделя, чтобы всё отменить. Или хотя бы попробовать.
— Или хотя бы морально приготовиться, — добавил юрист.
Дома, за ужином, Ирина сказала спокойно:
— Я не дам тебе продать мою машину.
— Я и не просил, Ир…
— Но попросишь. Когда мама встанет в слезах и скажет, что это «последний шанс». Она умеет. Лучше всякой драмы.
— Ир, я с тобой. До конца.
— Это хорошо. Потому что я решила: если она проиграет квартиру — я ухожу. В смысле — насовсем. Я не буду жить в аду, где за спиной каждый день подписывают закладные.
Алексей молчал. Потом сказал тихо:
— Ты не уйдёшь. Я тебе обещаю.
— Обещай не мне. Обещай себе. Что в этот раз — не мама.
До пятницы оставалось четыре дня.
И каждый день был как шаг по тонкому льду.
Пятница выдалась на удивление солнечной, как назло. Солнце било в окна, как будто намекало: ну же, улыбайтесь, чего вы как на похоронах? Только Ирина не улыбалась. Она с утра пересчитала все счета, все квитанции, перепроверила электронную почту и трижды позвонила юристу. Беспокойство стало физиологическим — будто кто-то маленький пинал её изнутри, где-то под рёбрами.
— Лёш, она тебе звонила? — спросила, не отрываясь от ноутбука.
— Нет. — Алексей сидел в кресле и смотрел в стену, словно ждал, что на ней появится инструкция: Как спасти мать, не потеряв жену и жильё.
— Ну и хорошо. Пусть сама себе спасательный круг надувает.
Он кивнул. Потом встал, словно тень самого себя.
— Поеду к ней. Увижу, что да как. Если ещё не поздно, может, успеем что-то переиграть.
— Если поздно — не возвращайся, — сказала Ирина холодно. — Не потому что я злая. А потому что устала быть в этом цирке.
— Ир…
— Нет, правда. Я человек. У меня нервы. И у меня, к твоему удивлению, есть предел.
Он кивнул. Не стал оправдываться. Просто взял куртку и вышел.
Наталья Ивановна встретила его у двери, как будто ждала.
— Всё уже, сынок. Деньги пришли. Они работают! Я их перевела, всё — успела!
— Ты даже не знаешь, кому перевела, мама. Ты слышишь себя?
— Знаю! Это фонд, он зарегистрирован в Эмиратах! У них сайт, лицензия. У них даже Zoom-консультации есть! Там мужчина такой, он сказал, что у них надёжные инвестиции, индексируемые!
— Ты слышишь, как это звучит?!
— Алексей, у меня чутьё. Я всю жизнь чувствую, где удача. Просто раньше мешали. Завистники. А сейчас — никто не мешает.
— Ты заложила квартиру. Без согласия совладельца.
— Я — мать! Я могу! И ты должен быть благодарен, что я всё ещё думаю о будущем. Вашем будущем!
Алексей закрыл глаза. Словно так можно было закрыть и реальность.
Он приехал домой в семь вечера. На улице уже темнело. В кухне пахло варёной кукурузой и злостью.
— Ну? — спросила Ирина.
— Всё. Деньги ушли. По её словам, к понедельнику будут «дивиденды».
— Дивиденды? — она глотнула чай. — А к среде — приставы?
Он сел. Сильно, тяжело, будто позвоночник устал нести такую жизнь.
— Я больше не могу, Ир. Я пытался. Я — правда.
— Я знаю, Лёш. — Она подошла. Села рядом. — Но у меня ощущение, что нас с тобой сдали в аренду. Под расписку. В одностороннем порядке.
— Уйдём. Хоть на время. Я найду работу в другом городе. Мы снимем что-то.
— Не надо. — Она встала. — Я не бегаю от проблем. Я их решаю.
Ирина открыла шкаф, достала папку с документами и банковскими выписками. Поставила перед мужем.
— Завтра я иду к адвокату. Мы подадим иск о признании сделки недействительной. Если потребуется — разделим долю. Продадим. Разъедемся. Но я не буду жить, когда моя жизнь — это чужой кредит.
Алексей долго смотрел на документы. Потом встал. Подошёл к окну. Постоял.
— Я подаю на развод, Лёш, — сказала она мягко. — Не потому что не люблю. А потому что больше люблю себя.
Он молчал. Лицо его было спокойным. Слишком спокойным.
— Я понимаю, — только и сказал.
— Твоя мама — не мой враг. Но и не мой партнёр. А ты должен был выбрать. Раньше.
Через неделю Ирина уже жила в другой квартире. Маленькой, однокомнатной, на третьем этаже. Без цветов на подоконнике, без старого телевизора и Алексеевых футболок на сушилке.
С утра она наливала себе кофе и смотрела в окно. Просто окно. Без метафор, без истерик.
— Так, — говорила она сама себе. — День первый. Без долгов, кредитов и вечной маминой криптовалюты.
Иногда писала Алексею. Коротко. По делу. Про юристов, про документы, про машину.
Он отвечал. Также коротко. Без смайликов. Но с точками. Много точек. Словно он боялся потеряться между словами.
А Наталья Ивановна? Она через две недели заявила в полицию. О том, что её «обманули». Что деньги «украли». Что она «жертва».
— А ты кто? — спросил её следователь.
— Мать! — гордо ответила Наталья Ивановна.
— Нет, вы гражданка. И в рамках закона — просто инвестор без мозгов.
Алексей остался один. Наталья Ивановна уехала жить к сестре в Воронеж. Квартира осталась под арестом. Долю Алексея теперь делили с банком.
Ирина же оформила развод. Поставила точку. Не жирную, не красную — обычную. Чёрную. Но твёрдую.
Через месяц он написал ей.
«Если бы я тогда выбрал тебя…»
Она ответила.
«Ты не выбирал. Ты просто не мешал ей выбирать за нас.»
Он написал: «Может, начнём заново?»
Она прочитала. Посмотрела в окно. Выпила глоток кофе.
Удалить? Или ответить?
А потом положила телефон и пошла. На улицу. В кафе. В жизнь. Без него.
И это был её первый по-настоящему свободный вечер.
