Мария вытерла руки о кухонное полотенце и выключила воду. Из гостиной доносились голоса. Игорь уехал в аптеку, а его дети — Дима и Олеся — ждали отца в гостиной. Мария хотела предложить им чай, но их разговор заставил ее замереть у двери.
— Так себе этот шкаф, если честно, — голос Димы звучал небрежно. — А вот часы хорошие, швейцарские. Батя говорил, дед их в семидесятых привез.
— Мне бы ее фарфор. Коллекция приличная, — Олеся говорила тише. — Такие тарелки сейчас на аукционах уходят за бешеные деньги.
Мария застыла с полотенцем в руках. Сердце забилось чаще.
— Главное, не спугнуть раньше времени, — продолжил Дима. — Пусть все спокойно будет. А когда время настанет, тут уж…
— Думаешь, долго ждать? — перебила Олеся. — Отец уже немолод, а тут еще эта… Знаешь, Лиза с третьего этажа говорила, что только фарфоровые статуэтки здесь тысяч пятьсот стоят.
— Погоди, — Дима снизил голос. — Не гони лошадей. Всему свое время.
Мария крепче сжала полотенце. Руки задрожали. Неужели они… обсуждают ее вещи? Ее дом? Ее уход?
В прихожей хлопнула дверь. Игорь вернулся.
— Маш, ты где? — крикнул он с порога.
Мария быстро вошла в кухню и включила чайник.
— На кухне! Чай поставила!
Она сделала глубокий вдох. Щеки горели. В голове крутилось: «Они ждут моей кончины. Они уже делят мои вещи.»
Игорь зашел на кухню, поцеловал ее в щеку.
— Представляешь, очередь такая… Еле отстоял.
— Угу, — кивнула Мария, избегая смотреть ему в глаза.
— Ты чего? Плохо себя чувствуешь?
— Все нормально. Просто устала.
— Ребята ждут нас. Давай чай и к ним?
— Иди, я сейчас принесу.
Когда Игорь вышел, Мария оперлась о стол. «Спокойно, — сказала она себе. — Ты все правильно услышала. Они просто ждут».
Расставляя чашки на поднос, она вспомнила, как собирала свою коллекцию фарфора. Каждая статуэтка — история. Та балерина — подарок покойного мужа на двадцатилетие свадьбы. Чайные пары — от мамы. Часы на стене — память о папе.
— Маш, ты скоро? — позвал Игорь.
— Иду!
Она вошла в гостиную с подносом и улыбкой. Дети Игоря сидели на диване. Олеся что-то печатала в телефоне.
— Вот, чай горячий, — Мария поставила поднос на стол.
— Спасибо, Мария Сергеевна, — Дима взял чашку. Улыбка не коснулась его глаз.
— Мне без сахара, — быстро сказала Олеся, не отрываясь от телефона.
Мария села в кресло. На стене тикали те самые часы, о которых говорил Дима. Рядом стояла витрина с фарфором. Эти вещи видели всю ее жизнь. А теперь… Теперь она для них чужая. Человек, который мешает.
— Пап, помнишь, ты обещал показать фотоальбомы? — спросила Олеся.
— Конечно, — Игорь встал. — Сейчас принесу. Они в кабинете.
Когда он вышел, в комнате повисла тишина. Мария отпила чай, скользя взглядом по своим вещам. Теперь они казались ей беззащитными.
— Красивые у вас часы, — заметил Дима, проследив за ее взглядом.
— Спасибо. Это память об отце, — ответила Мария.
— Такие сейчас не делают, — он кивнул. — Антиквариат.
— Швейцарские? — как бы между прочим спросила Олеся.
— Да. Папа привез их из командировки.
— Наверное, стоят немало, — Дима улыбнулся.
Мария посмотрела на него прямо:
— Для меня они бесценны.
В комнату вернулся Игорь с альбомами, и разговор оборвался. Но теперь Мария видела их насквозь. Каждый взгляд на ее вещи, каждый вопрос о происхождении предметов.
Они оценивали. Высчитывали. Ждали.
Вечером, когда дети ушли, Мария долго не могла уснуть. Игорь мирно похрапывал рядом. Она смотрела в потолок и думала. Этот дом всегда был ее крепостью. Здесь жили они с первым мужем, здесь она хранила память о прошлом. А теперь кто-то чужой уже примерял ее жизнь на себя.
«Что же делать?» — думала Мария, слушая тиканье тех самых часов из коридора.
Утром она позвонила подруге Тамаре.
— Том, мне нужно с тобой встретиться. Срочно.
Кафе напротив парка было полупустым. Мария размешивала сахар в чашке и рассказывала Тамаре о подслушанном разговоре.
— Представляешь? Они меня даже не… не… — она запнулась, подбирая слова.
— Не считают человеком? — подсказала Тамара, поправляя очки.
— Ага. Для них я — препятствие. Пока живу, мешаю им получить вещи. Мои вещи, Том!
Тамара нахмурилась:
— А Игорь что? Знает?
— Нет. Он ничего не видит. Для него дети — святое. Ему и в голову не придет, что они так… — Мария отхлебнула кофе. — Вчера Олеся часа полтора рассматривала мой сервант с посудой. «Какой интересный рисунок, а это ручная роспись?» И все в таком духе.
— А ты ей что?
— А что я? Отвечала как дура. Теперь понимаю — она просто цену прикидывала.
Тамара помолчала, потом наклонилась к подруге:
— Маш, ты не молчи. Скажи Игорю.
— Да как скажу? «Твои дети ждут моей кончины, чтобы мои вещи растащить»? Он обидится, не поверит.
— Тогда поговори с ними напрямую.
Мария покачала головой:
— И что мне им сказать? «Я все слышала»? Они всё равно будут делать то же самое, только тише.
В кафе зашла молодая пара с ребенком. Мальчик лет пяти смеялся, показывая отцу игрушку. Мария проводила их взглядом.
— Том, понимаешь, я же всю жизнь копила. Не ради денег — ради памяти. У меня в каждой вещи — история. А они… они просто хотят продать.
— Так напиши завещание, — предложила Тамара. — На кого хочешь. На племянницу свою, на Настю. Она тебя любит.
— Думаешь?
— Уверена. Позвони нотариусу, оформи документы. И скажи об этом их детям прямо в лицо.
Мария вздохнула:
— А если Игорь обидится?
— Если он тебя любит, поймет.
Дома Мария начала замечать то, на что раньше не обращала внимания. Олеся и Дима стали заходить чаще. Особенно когда Игорь был дома, а Мария уходила по делам.
Как-то она вернулась из магазина. А Олеся рассматривала ее шкатулку с украшениями.
— Что ты делаешь? — Мария остановилась в дверях спальни.
Олеся вздрогнула:
— А, Мария Сергеевна! Я искала зеркальце… у меня тушь потекла.
— Зеркало в ванной, — сухо ответила Мария.
— Да, конечно, — Олеся быстро вышла из комнаты.
Вечером Мария заметила, что брошь с аметистом лежит не там, где была. Она аккуратно положила все украшения в сейф.
За ужином Игорь спросил:
— Маш, что с тобой происходит? Ты какая-то дерганая стала.
— Все нормально, — она поковыряла вилкой в тарелке. — Просто устаю.
— Дети говорят, ты с ними холодно разговариваешь.
Мария подняла глаза:
— А часто они тебе на меня жалуются?
Игорь нахмурился.
— Просто сказали, что ты изменилась.
Она отложила вилку.
Мне кажется, твои дети слишком интересуются моими вещами.
— В каком смысле?
— В прямом. Олеся сегодня рылась в моих украшениях.
— Да брось ты, — он махнул рукой. — Она девчонка молодая, ей интересно.
— Ей тридцать три, Игорь. Какая она девчонка?
Игорь не ответил, лишь поджал губы и уткнулся в тарелку.
На следующий день Мария позвонила нотариусу. Затем набрала номер племянницы.
— Насть, привет. Как ты? Можешь заехать ко мне в субботу?
— Привет, теть Маш! Конечно, приеду! Что-то случилось?
— Нет-нет, просто соскучилась. И поговорить надо.
В субботу утром Настя приехала с пирогом и новостями. Они пили чай на кухне, когда зазвонил дверной звонок.
— Я открою, — Игорь вышел из комнаты.
В прихожей послышались голоса Димы и Олеси.
— Пап, мы тут мимо проезжали, решили заскочить, — громко сказала Олеся.
Мария напряглась. Настя заметила ее реакцию:
— Теть Маш, все в порядке?
— Да, милая. Просто… потом расскажу.
Дети Игоря вошли на кухню. Олеся окинула Настю оценивающим взглядом:
— Здрасьте.
— Здравствуйте, — улыбнулась Настя. — . Меня Настя зовут. Я племянница Марии.
— Очень приятно, — сказал Дима без энтузиазма. — А мы вот заехали к отцу. Дим, у нас там в машине подарок для тебя.
Игорь вышел с сыном, а Олеся села за стол. Настя предложила ей чай, но та отказалась. Повисла неловкая пауза.
— Давно вы замужем за нашим отцом? — вдруг спросила Олеся.
— Полтора года, — ответила Мария.
— А дом этот ваш? Или отца?
Настя удивленно посмотрела на Олесю. Мария сжала губы:
— Мой. А что?
— Да так, просто спросила, — Олеся пожала плечами. — Хороший дом. Уютный.
Мария увидела, как взгляд девушки скользнул по кухонному буфету с коллекцией фарфоровых статуэток.
— Эти статуэтки, наверное, очень ценные? — как бы между прочим спросила Олеся.
— Для меня — да, — твердо ответила Мария.
— Дело не в цене, — вмешалась Настя, чувствуя напряжение. — У тети Маши все вещи с историей.
— О, я понимаю, — Олеся улыбнулась. — Семейные реликвии и все такое… А наследники у вас есть, Мария Сергеевна?
Настя чуть не подавилась чаем. Мария выпрямилась на стуле:
— А вас это волнует… почему?
— Нет-нет, просто спросила, — быстро ответила Олеся. — Красивые вещи должны оставаться в семье.
Мария посмотрела на нее в упор:
— В семье тех, кто их ценит.
Через неделю все изменилось. Дети Игоря приехали вместе, сели в гостиной и попросили «семейного разговора». Мария напряглась, но сохранила спокойное лицо. Игорь выглядел растерянным.
— Пап, мы тут подумали, — начал Дима. — Надо бы нам как-то определиться с… имуществом.
— В каком смысле? — Игорь удивленно посмотрел на сына.
— Ну, чтобы потом не было споров и недоразумений, — вмешалась Олеся. — Мы уже не маленькие дети, надо все по-взрослому решить.
Мария сидела молча. Ее руки сжались в кулаки.
— Например, эти часы, — Дима указал на стену. — Они же дедушкины, семейная реликвия. Логично, чтобы они остались у нас.
— А фарфор? — подхватила Олеся. — Бабушка собирала его годами. Я бы хотела взять несколько штук на память.
Игорь нахмурился:
— Вы о чем вообще? Какое «на память»? Я еще жив вроде.
— Да при чем тут это? — отмахнулась Олеся. — Просто всем будет спокойнее, если мы заранее решим, кому что достанется.
— От моих вещей? — тихо спросила Мария.
Комната замерла. Дима откашлялся:
— Мария Сергеевна, мы говорим о семейных ценностях. Отцовских и наших.
— Часы принадлежат мне, — твердо сказала Мария. — И фарфор тоже мой.
— Но вы же теперь семья, — улыбнулась Олеся. — А семья — это общее имущество.
Мария встала. Она больше не могла сдерживаться:
— Я все слышала. Ваш разговор. Про то, как вы делили мои вещи, когда «время настанет». Как обсуждали их стоимость.
Олеся побледнела. Дима дернулся:
— Вы неправильно поняли…
— Я все поняла правильно, — Мария подошла к серванту. — Вас интересуют только вещи. Не я, не ваш отец. Вещи и деньги.
Игорь непонимающе переводил взгляд с детей на жену:
— Маш, ты о чем?
— Твои дети ждут моей смерти, Игорь. Чтобы забрать все, что я нажила.
— Это неправда! — воскликнула Олеся. — Папа, она все выдумывает!
— А знаете что? — Мария выпрямилась. — Я уже давно составила завещание. На мою племянницу Настю и детский хоспис. Так что можете не ждать. Ничего вы не получите.
Комната взорвалась криками. Олеся вскочила с дивана:
— Вы не имеете права! Это семейные ценности!
— Мои ценности, — отрезала Мария. — Мой дом, моя жизнь.
Дима схватил отца за плечо:
— Пап, ты слышишь? Она все забрать хочет! Все отцовское наследство!
Игорь сидел ошарашенный. Он смотрел то на детей, то на жену.
— Подождите… Маша, ты правда слышала, как они… обсуждали твои вещи?
— Да, — кивнула Мария. — Еще месяц назад. Ты уехал в аптеку, а они сидели здесь и решали, кто что заберет, когда я умру.
— Это ложь! — закричала Олеся. — Папа, она нас ненавидит! Всегда ненавидела!
Игорь поднял руку, останавливая дочь:
— Тихо. Маша никогда не врет.
Он повернулся к детям:
— Это правда?
Дима отвел глаза. Олеся скривила губы:
— Да подумаешь! Мы просто разговаривали. Ничего такого.
Игорь медленно встал:
— Вы… вы обсуждали смерть моей жены?
— Пап, ну хватит драматизировать, — Дима попытался улыбнуться. — Мы просто…
— Вон из моего дома, — тихо сказал Игорь.
— Что? — Олеся не поверила своим ушам.
— Вон. Из. Нашего. Дома, — повторил Игорь по слогам. — Сейчас же.
Дети переглянулись. Дима попытался что-то сказать, но Игорь остановил его жестом:
— Не сейчас. Идите. Мне нужно подумать.
Когда дверь за ними закрылась, Игорь тяжело опустился на диван. Мария села рядом.
— Прости, — тихо сказала она. — Я не хотела так резко.
Игорь взял ее за руку:
— Это ты прости. Я не видел… не замечал.
Они долго сидели молча. Потом Игорь спросил:
— И правда завещание написала?
— Да, — кивнула Мария. — Еще на прошлой неделе.
— Ты молодец, — он сжал ее руку. — А я… я не знаю, что теперь с ними делать.
Прошло три месяца.
Дети Игоря не звонили и не приезжали. Он сам пару раз встречался с ними в городе — без Марии. Приходил домой хмурый, но ничего не рассказывал.
Мария обнаружила, что впервые за долгое время дышит свободно. Настя стала заезжать чаще. Они вместе готовили, смотрели старые фильмы, разбирали фотоальбомы.
— Теть Маш, а что это за чашка? — спросила как-то Настя, указывая на фарфоровую чашку с синим рисунком.
— О, это мама подарила на мое шестнадцатилетие, — улыбнулась Мария. — Смотри, тут есть трещинка. Я ее уронила, когда узнала, что беременна твоей мамой.
Они рассмеялись. Мария поняла — вот оно, настоящее наследство. Не вещи, а истории, память, любовь.
Вечером она показала Игорю старые фотографии.
— Знаешь, — сказал он, — я все думал о твоем завещании.
— И что надумал?
— Ты правильно сделала. Вещи должны остаться тем, кто их ценит.
Он помолчал и добавил:
— Я тебя люблю, Маш. Не за дом, не за вещи. За тебя.
Она прижалась к его плечу:
— Я тоже. И знаешь… теперь мне совсем не страшно.
За окном шел снег. Часы на стене тихо отсчитывали время. Их время — спокойное, уютное, настоящее. Мария поняла: главное богатство — это не то, что можно передать по наследству. А то, что можно пережить вместе.
