Дарья проснулась от звона посуды. Звук не был случайным — это был демонстративный, уверенный лязг крышкой по кастрюле, какой бывает у людей, которые пришли не в гости, а как к себе домой. Пахло пережаренным луком. И терпением, которое заканчивалось быстрее, чем срок действия ее декретных выплат.
— Опять, — выдохнула Дарья, садясь в кровати. Спина ныла, как будто внутри поселился еж, а живот с каждым днём становился всё больше. Семь с половиной месяцев. Это время, когда уже не хочется думать о проблемах. Но они, сволочи, наоборот, распускаются пышным цветом.
На кухне была она — Валентина Николаевна. В фартуке с петухами, как на советской почтовой открытке, с кипой пластиковых пакетов, с лицом, полным осуждения.
— Доброе утро, Дарья, — с выражением «почему ты ещё жива» сказала свекровь, помешивая что-то в кастрюле. — Я тут суп варю. Игорь любит погуще, не как ты, эта… с водой.
Дарья потёрла висок.
— Валентина Николаевна, а вы чего опять с утра пораньше? У нас ведь замок есть. И звонок. И ещё у меня ключи в сумке. У вас откуда дубликат?
— А я Игоря попросила сделать, когда ты была на УЗИ. Ты же не против? Мы ж теперь семья. И вообще — тебе отдыхать надо, а не хозяйством заниматься.
Она сказала это, как будто Дарья по ночам с мопсом по крышам бегает, а не работает в два ноутбука, совмещая фриланс и собесы.
Дарья заварила себе чай, зная, что кофемашину свекровь выключила «из соображений экономии», и села напротив.
— Слушайте, давайте по-честному. Вы приходите как к себе домой, командуете, лазите по шкафам, а теперь ещё и ключи у вас есть. Мне это не нравится.
— Конечно, не нравится. Независимость, свои правила… А знаешь, Даша, в семье так не живут. Вы — молодые, не понимаете ещё. Всё должно быть по уму. А у тебя — детская наивность. Квартира, говоришь, твоя. Да разве это нормально, когда женщина держит мужчину в чужом углу?
Дарья чуть не поперхнулась.
— Простите, в чужом углу? Квартира куплена до брака. Я её выплатила сама. Игорь вообще сначала жил у матери — у вас! А потом влетел ко мне, как чемодан без ручки.
— Ну вот, — свекровь довольно улыбнулась. — Ты сама всё говоришь. Не семья, а бизнес. А если с тобой что — что Игорю останется? Сын в квартире, как постоялец. Смешно. Я тут подумала… Ты же сейчас в декрете, за тебя муж отвечает. Может, оформим дарственную на него?
Дарья поставила кружку.
— Что-что?
— Ну ты не кипятись. Это всё формальность. Просто чтобы порядок был. Ты всё равно в семье. А так — спокойствие, уверенность, защита. Мужик в доме должен быть хозяин, а не квартирант. Ты же его уважаешь?
— Валентина Николаевна, — Дарья встала, придерживая живот. — Я вас сейчас либо попрошу уйти, либо сама уйду, но с бланком заявления на развод.
— Ох, какая резкая! — фыркнула свекровь. — Ты бы лучше подумала, как ребёнка растить будете. Игорь не миллионер. Он вообще-то тебе не должен…
— Он мне не должен? — Дарья сдерживала себя изо всех сил. — Он мне только доверенность хотел оформить — без моего ведома. Я вчера звонила в МФЦ. Интересовался, можно ли оформить на него доверенность по медицинским показаниям. Типа я в положении, не в себе. Вот где ваша семейственность! Вот где ваше «всё для ребёнка»!
Валентина Николаевна замерла. Игорь, как по заказу, вошёл в кухню, в мятой футболке и с глазами лося на шашлыках.
— Ты что ей сказала?! — Дарья обернулась к нему. — Ты правда пытался оформить доверенность на мою квартиру, пока я спала?
— Даш, подожди, ты всё не так поняла…
— Да ну?! А как надо понимать? — Она встала, тряслись руки. — Ты меня беременную за спиной обмануть решил? С матерью сговорился?
— Мы просто думали, — пробормотал Игорь. — Что тебе тяжело сейчас, и тебе лучше не думать о документах.
— Конечно. Лучше сидеть и думать, как меня по-тихому обокрали. Пока я рожаю — вы всё перепишете. Ну что ж, спасибо. Теперь мне всё ясно.
На кухне повисла тишина. Даже кастрюля как будто замолчала.
Дарья вышла. Без сцен. Без истерик. Просто ушла в спальню, закрыв дверь и впервые за долгое время разревелась так, как ревут только сильные женщины — когда понимают, что всё. Верить больше некому.
За дверью слышался голос Валентины Николаевны:
— Вот что значит, нет у девки мужика в доме. Сама с ума сходит, всё контролирует. А теперь ещё и обвиняет. Сынок, я ведь тебе говорила. Такая не даст покоя…
Дарья взяла телефон и нашла номер нотариуса, к которому обращалась месяц назад. Пора было действовать.
Ночь Дарья почти не спала. Малыш толкался внутри, будто чувствовал, что снаружи начинается землетрясение. В голове вертелись фразы свекрови, блеклые оправдания Игоря, звонок нотариусу.
Утром она встала с решением. Не истерить, не кричать, не уговаривать. Действовать.
На кухне было тихо. Валентина Николаевна, к счастью, исчезла, оставив после себя запах пережарки и разбитую чашку в раковине. Игорь сидел в зале перед телевизором, в спортивных штанах, с выражением лица «я не виноват, ты всё не так поняла».
— Игорь, — начала Дарья спокойно, — мы сейчас пойдём к нотариусу. Вместе. Ты подписываешь отказ от притязаний на мою квартиру. Добровольно. Без скандала. Иначе…
— Иначе что?
— Иначе ты выходишь из этой квартиры навсегда. И мама твоя пусть приютает тебя у себя на диване. С петухами.
Он хотел что-то сказать, но не смог. Просто кивнул. Игорь не был злодеем. Он был… слабым. Податливым. Таким, которым удобно управлять. Только вот Дарья управляема не была.
У нотариуса всё прошло быстро. Бумаги оформили. Игорь, хоть и мялся, подписал. Дарья вцепилась в ручку, как в якорь.
— Простите, — вдруг обратилась она к нотариусу, женщине лет шестидесяти с глазами, которые уже видели не один семейный апокалипсис, — а если я оформлю завещание сразу? Чтобы никто потом не пришёл и не сказал, что я была «в нестабильном состоянии»?
— Можно, конечно, — кивнула та. — У вас родня буйная?
— Скажем так, инициативная.
Вечером Дарья варила суп. Да, тот самый — «не из воды». Пусть муж ест то, что варит настоящая хозяйка, а не гастролирующая свекровь.
Игорь зашёл на кухню.
— Ты правда думаешь, что я хотел отобрать у тебя квартиру?
— Я знаю, что ты не остановил свою мать. Это достаточно.
— Она просто волнуется. Хочет, чтобы всё было правильно…
— Правильно для кого? Для неё? Чтобы мужик был хозяин? Чтобы я, значит, родила, сдохла, а квартира — по наследству «семье»?
— Ну не говори так. Мы же семья.
— И именно поэтому ты решил оформлять доверенность на мою собственность. Пока я была в ванной.
Игорь потупил взгляд. Потом вдруг сказал:
— Слушай, а давай маму из этого выведем. Всё равно ей не угодишь. Будем жить сами. Я поговорю с ней.
— Да поздно. Это уже не про маму. Это про тебя.
И тишина снова легла между ними, как плед, который не греет.
Через три дня Валентина Николаевна приехала вновь. Без предупреждения. С пельменями и чётким планом по разрушению остатков мира.
— Дарья, ну ты и устроила! Позорище на всю семью! Ты думаешь, я не знаю, что ты там подписала с нотариусом? Ты подговорила Игоря! Ты его обманула!
— Я обманула? — Дарья рассмеялась. — Это вы, Валентина Николаевна, полезли ко мне в жизнь с грязными руками. Хотите — заведите себе свою беременную невестку и квартируйте её в шкафу, но я — не ваша собственность.
— Эта квартира должна была стать семейной! А ты… ты её на себя тянешь! А мой сын?!
— Ваш сын взрослый мужик. Пусть купит себе квартиру. Или поживёт у вас на кухне.
— Он же отец твоего ребёнка!
— Ага. И, видимо, по этой логике, теперь мне с ним ещё и ипотеку делить? Или просто всё отдать, чтобы не быть стервой?
Валентина Николаевна взвизгнула:
— Ты не женщина! Ты ведьма! Вот родишь — поймёшь, что без мужчины не прожить!
— А я не собираюсь жить с мужчиной, который идёт к нотариусу за моей квартирой, пока я в консультации с животом! До свидания, Валентина Николаевна.
— Ты ещё пожалеешь!
— Я уже жалею. Что в эту семью влезла.
Свекровь ушла с треском двери, как в кино. Игорь молча сидел в комнате. Потом встал, подошёл.
— Прости. Я правда… запутался.
— Нет, Игорь. Ты — просто трус. Ты мог встать рядом со мной. А выбрал стоять с мамой.
Она сказала это спокойно, без крика. Потому что устала. От всего — от скандалов, от глупостей, от ожиданий. Она была беременна. И одна. Но не слабая. А самая сильная, какой когда-либо была.
В ту же ночь Игорь собрал вещи.
— Я, может, ещё вернусь, — пробормотал он.
— Не надо. Возвращаются туда, где любят. А здесь — уже нет.
Через неделю Дарья перешла на новый срок. Её забрали на скорой. Она рожала одна, с телефоном на беззвучном и мыслями, что всё будет по-другому. Не идеально. Но по-честному.
Мальчика назвали Денисом. Он был тёплый, розовый и пах новой жизнью. Дарья смотрела на него — и думала, что теперь у неё всё есть. Дом. Сын. Свобода.
Мужа не было. И это было прекрасно.
Прошло три года.
Дарья стояла на балконе своей двушки на пятом этаже. Внизу гремели качели, визжал чей-то сын, и Денис с удовольствием швырял камешки в лужу. Был май, пахло сиренью и горячим асфальтом — весна в самом разгаре. А в голове всё не укладывалось: неужели она тогда действительно хотела всё вернуть назад?
С тех пор жизнь шла. Без истерик, без визитов свекрови, без мужских носков под кроватью. Денис рос спокойным ребёнком, а Дарья втянулась в удалённую работу настолько, что уже вела проекты, нанимала сотрудников, смеялась на онлайн-планёрках.
И всё бы ничего — но иногда накатывало. Вечерами. Когда Денис засыпал, и в комнате было слишком тихо.
Иногда — не хватало. Не Игоря. А плеча. Чьего-то. Чтобы не самой всё тащить. Но на эти мысли она отводила себе пять минут в месяц. И тут же заваривала крепкий чай, звонила подруге и переключалась.
Вечером в дверь позвонили.
На пороге стоял Игорь. Тот самый. Постаревший, чуть осунувшийся. В руках букет — сирень, как когда-то. Дарья даже усмехнулась — будто в анекдоте.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Ты чего?
— Мимо шёл.
— Три года?
— Дурак был.
— Был?
Он опустил глаза. За его спиной маячила старая «Киа» — битая, грязная.
— Я хотел увидеть сына.
— Ты с ним ни разу не разговаривал. Ни разу не позвонил. Я — не запрещала.
— Я не знал, как. Стыдно было.
— А теперь — что? Прозрение? Или мама умерла?
— Мама жива. Просто теперь она не управляет мной. Я… ушёл от неё. Давно. Да, поздно. Но всё же.
Дарья смотрела внимательно. Он был другой. Не лучше — другой. Как будто уставший ученик, который провалил жизнь и теперь просит пересдачи. Только вот она — не комиссия.
— Игорь, ты не ребёнок. И я — не справочная. Мальчик спит. И он не знает, кто ты. Он думает, что у него есть мама. И бабушка — моя, между прочим, а не ваша. А ещё у него есть игрушки, рисунки, мечты. А «папа», который три года молчал, — это не про мечты. Это про страх. И предательство. Ты готов с этим жить?
Игорь сглотнул.
— Можно я хоть посмотрю?
— С улицы посмотри. Вон он утром гуляет. Я не запрещаю. Но и не пускаю. Пока что. Он маленький. Ему не надо ещё одного человека, который исчезнет через неделю.
— Я останусь.
— Это ты маме своей скажи. Она, кстати, как?
Игорь вздохнул.
— Уехала в Белгород. Ухаживает за сестрой. Позвонила недавно. Говорит, ты мне всё испортила.
Дарья рассмеялась.
— Ну хоть что-то у нас с ней общее. Только вот жизнь я тебе не портила. Я её спасла. От лжи. От вас двоих.
Он стоял долго. Потом опустил сирень на ступеньку.
— Если можно… я подожду. Не сейчас. Потом. Может, ты подумаешь.
— Я уже всё подумала, Игорь. Но если Денис когда-нибудь спросит: «Кто мой папа?» — я ему не совру. Только не жди, что он тебя полюбит просто так. Он будет помнить того, кто был рядом. А это — не ты.
Игорь ушёл. Не сразу. Постоял, покурил, потом сел в свою «Киа» и уехал. Сирень осталась на пороге. Дарья взяла её — и выкинула. Без сожаления.
Через неделю ей позвонил нотариус. Старенький, с которым они когда-то оформляли отказ от притязаний.
— Дарья Сергеевна, вы меня, надеюсь, не забыли? У меня для вас интересное письмо…
Оказалось, что Валентина Николаевна умерла. Да, в Белгороде, от инфаркта. А главное — написала завещание. Не на сына. Не на сестру. А на… Дениса.
— Простите, вы шутите? — удивилась Дарья.
— Абсолютно серьёзно. Небольшой домик. С огородом. И странным приложением — она просила обязательно передать письмо вам. Личное.
Письмо пришло через два дня.
«Дарья.
Я многое делала неправильно. Но вы оказались сильнее. И умнее. Не держите зла. Я всегда хотела, чтобы у моего внука был дом. Пусть не отобранный, а подаренный. Надеюсь, вы будете умнее меня. Простите, если сможете.
Валентина.»
Дарья сидела с письмом на кухне, пока Денис лепил из пластилина какую-то непонятную фигурку и бормотал про «летающего динозавра». В голове звенела тишина.
Слёз не было. Только странное тепло — как от лампы, которая вдруг зажглась после долгого отключения.
— Мама, а кто такая Валентина?
— Бабушка. Твоя. По папиной линии.
— Она плохая?
Дарья вздохнула.
— Она была запутанной. Но, наверное, очень тебя любила. По-своему.
— А я когда вырасту — буду добрым?
— Если будешь слушать сердце — будешь.
И она поцеловала его в макушку. И поняла, что теперь всё. Всё кончено. И всё только начинается.
