— Ой, Лизка, я тебе говорю, я её убью. Ну вот честно, сяду, отсужу квартиру, отсижу год-другой и выйду с чистой совестью! — Полина кинула на стул мокрое полотенце и вытерла руки о спортивные штаны. — Представь: прихожу домой, а моя свекровь — эта милая Галина Павловна — с чистым лицом вытаскивает МОИ вещи из машинки. Грязными руками. Потому что ей «срочно надо постирать наволочки». Наволочки, Лиза! Вот ты скажи, наволочки могут быть срочнее моего нижнего белья?
Лиза только хмыкнула в трубку:
— Ну ты ж знала, что она приедет…
— Приедет — одно. Переедет — другое! Она собиралась «переждать ремонт» у себя, а теперь у нас уже второй месяц. И что? «Ой, Полиночка, я тут у тебя шкафчик заняла». «Ой, я там в морозилке рыбку положила». Ага, прямо на мои котлеты, кстати. А теперь вот — стиральная машина. Моё бельё на табуретке, мокрое и тронутое руками, которыми она возится с кошкой. У меня, между прочим, молочница после её первого визита обострилась!
Когда Галина Павловна впервые вошла в их квартиру с чемоданом на колёсиках, Полина даже почувствовала легкое чувство вины. Всё-таки женщина пожилая, ремонт ей затеяли, да и Андрей — муж — смотрел так жалобно, как пёс, которого не пускают на диван.
— Мам, ну это же ненадолго, — сказал он, обнимая мать за плечи. — Неделя, максимум две.
Полина тогда только кивнула. Ну, подумаешь, две недели. Потерпим. Она же воспитанная. Терпеливая. Не зверь.
Зверем она стала спустя месяц. Потому что за это время Галина Павловна успела:
Поменять порядок на кухне («Так удобнее, я на кухнях всю жизнь»),
Сказать, что у Полины «невкусный борщ, без души»,
Спать в зале и смотреть «Следствие вели» на полной громкости до часу ночи,
Завести своего кота (!) и кормить его на подоконнике,
Однажды… надеть халат Полины. Без спроса. Под предлогом «Ну он же всё равно висел».
— Андрей, — Полина тихо говорила, чтобы не орать, — объясни мне. Это нормально, что я просыпаюсь и вижу, как твоя мать в МОЁМ халате кормит своего рыжего волосатого комка на МОЕЙ сковородке?
— Полин, ну ты чего заводишься? Мамка же не со зла. Ей просто удобно…
— Ей удобно жить моей жизнью. Может, пусть она ещё на работу мою пойдёт?
Он тогда только пожал плечами, почесал затылок и ушёл в душ. Куда перед этим зашла Галина Павловна. Со словами: «Андрюша, я тебе полотенце повесила. Это, кстати, моё, не трогайте».
Вечером того же дня Полина услышала, как Галина Павловна по телефону кому-то слащаво говорила:
— Ну да, я теперь у них. У Полины с Андрюшенькой. Ну, пока ремонт, конечно. Но, может, тут и останусь — одной-то страшно…
Полина стояла в коридоре с чашкой в руке и думала, что если сейчас эту чашку кинуть в стену — то потом она не удержится и вторую запустит в свекровь. Вместе со сковородкой.
Финансовый момент всплыл неожиданно. В самый неподходящий день — когда у Полины на работе всё летело к чертям, клиент срывался, поставщик не отгружал, а Андрей прислал сообщение:
«Маме надо на таблетки. Дашь 2 тыс?»
Она переслала деньги, ничего не сказав. Но вечером, когда увидела, как Галина Павловна выкладывает на стол коробку конфет, банку красной икры и бутылку какого-то импортного бальзама, не выдержала.
— Простите, а это тоже на таблетки?
— Ну, это же для здоровья! — улыбнулась та, нарезая лимон. — Ты не понимаешь, Полиночка, ты ещё молодая. А я — женщина в возрасте, мне нужно себе немножко позволять…
— За мой счёт?
Галина Павловна глянула на неё холодно, как в суде смотрят на мошенника.
— А что ты имеешь в виду?
Полина только развела руками:
— Я имею в виду, что я каждый месяц плачу ипотеку, коммуналку, еду. Ты живёшь у нас, пользуешься всем — но даже за электричество ни разу не предложила.
— Ты сейчас серьёзно? — свекровь уже поднялась с табурета. — Я, значит, родила тебе мужа! Воспитала! А теперь ты мне электричество считаешь?
— Нет, я тебе просто реальность считаю. Я за всё плачу. Ты — нет. Дальше — по логике: ты тут просто живёшь на халяву.
Было молчание. Напряжённое, гнетущее. Даже кот замер с куском сосиски во рту.
А потом она сказала фразу, после которой у Полины заломило висок.
— Вот и видно, что ты не мать. У тебя сердце холодное. Мне бы сноху с душой…
— А мне бы свекровь с границами! — взорвалась Полина. — Которая не лезет в мои шкафы, не тратит мои деньги и не ходит в моём халате!
— Я, между прочим, старше тебя! — повысила голос Галина Павловна. — Имею право!
— На хамство? Тогда поздравляю, вы его уже используете на полную!
Андрей в этот момент, как назло, вошёл с пакетом из «Пятёрочки» и застал двух женщин, которые стояли друг напротив друга как перед дуэлью. Только вместо шпаг у них были тостер и крышка от кастрюли.
— Что опять? — вздохнул он.
— Андрей, поговори со своей женой. Она считает, что я тут обуза. Что я должна платить ей за воду, как в пансионате каком-то!
— А что не так? — Полина шагнула вперёд. — Я даже расписку могу дать, сколько ты задолжала. Хочешь?
Он смял лицо в одну больную гримасу. Как будто у него выбили зуб.
— Полина, ну хватит уже. Ты всё время с претензиями. Мамка просто живёт с нами. Это нормально. Ты… может, отдохни? Поезжай к своей подруге на выходные?
Вот тут — бах! — внутри что-то лопнуло.
— Ага, отличная идея. Пусть я съезжу, а вы тут с мамкой посуду перетирайте, халаты меряйте и стирайте мои трусы руками. Хотите — называйте это «отдых». А мне — уже всё равно.
Она вышла из кухни, взяла сумку, собрала за десять минут пару джинсов и кофту. Кот проводил её тяжёлым взглядом, Андрей растерянно стоял в коридоре, а Галина Павловна важно приподняла подбородок и прошептала, как в мыльной опере:
— Ну наконец-то тишина будет…
Полина захлопнула за собой дверь.
Уже в лифте поняла — это ещё не конец. Это только начало.
Полина жевала сосиску в тесте, которую купила в переходе, стоя у окна Лизкиной кухни.
— Представь, Лиз, я ушла, а он… молчит. Уже третий день. Ни смс, ни звонка.
— Ну, может, занят? — осторожно, как будто на минное поле, наступила подруга.
Полина фыркнула:
— Занят он. Маму с котом развлекает. Ты понимаешь, я не просто ушла. Я ушла демонстративно. С драмой! С заявлением. А он… молчит! Как будто это вообще норма — жена уходит, а он такой: «Окей, у нас тут борщ».
Она нервно отпила кофе, обожглась и швырнула стакан в раковину.
Три дня она жила у Лизы на диване. Тот самый диван, который прогибается к середине, так что спишь — как в гамаке. Кот Лизы каждую ночь залезал ей на живот, а утром вылизывал волосы. Но даже с этими «удобствами» у Полины впервые за долгое время было ощущение… простора. Тишина. Никто не комментировал, как она режет хлеб. Никто не ставил тапки носками к двери. Никто не менял температуру на бойлере. Блаженство.
Но и тревога.
Потому что в глубине души — грызло. Что дальше? Это просто ссора? Или начало развода?
Лиза аккуратно сунула в руку Полине печенье:
— Ты должна туда сходить. Лицом к лицу. Поставить точку. Или запятую. Но не висеть так между потолком и полом. Это вредно для нервной системы. И кожи.
Полина вернулась домой на пятый день. С ключом в руке, с комом в горле и настроем «если увижу её в халате — уроню табуретку».
Открыла — и сразу в нос ударил запах жареной рыбы.
— Сюрприз, — прошипела себе под нос.
В зале — на её диване — Галина Павловна вязала носок. В её халате. Да-да, всё тот же, с кружевом на воротнике и пятном от кофе на рукаве.
— О, ты пришла, — без особой радости произнесла она. — Андрюша в душ пошёл. Рыбу будешь?
— Нет, спасибо, у меня аллергия на чужой комфорт, — отрезала Полина, проходя на кухню.
Она молча осмотрела раковину — полная. Плита — жирная. Стол — в хлебных крошках.
«И это пять дней без меня», — подумала она, стискивая зубы.
Появился Андрей. С полотенцем на шее и лицом, как будто он только что вернулся из Сибири.
— Привет, Полин. Ты… ну как?
— А ты как? — резко.
Он почесал затылок.
— Мамке непросто, ремонт затянули… Да и ты среагировала как-то остро.
— Остро? Ты сейчас сравниваешь меня с зубной болью?
— Да нет… Просто ты могла бы…
— Я могла бы? — Полина подошла ближе, уперлась в бедро кухонным столом. — А ты, Андрей, что мог бы? Может, сказать маме, что у нас не коммуналка, а семья? Что твоя жена — не горничная, не банкомат и не женщина на вынос?
Галина Павловна вошла на кухню.
— Я слышала, вы тут меня обсуждаете.
— Наконец-то, — Полина вздохнула. — Давайте, поговорим.
— Полина, ты… не должна так с матерью мужа.
— А ты — не должна жить, как в пансионате с обслуживанием. Я устала. Я не могу. У меня нет покоя, нет денег, нет личного белья в машинке! Всё, что у меня есть — это вы. И это, извините, подарок сомнительный.
— Я мать! — свекровь всплеснула руками. — Ты неблагодарная. Я — твоя семья!
— Нет. Семья — это уважение, поддержка и границы. А ты — гость, который забыл съехать.
— Значит, ты меня выгоняешь? — подняла брови Галина Павловна. — На улицу?
— Я даю тебе два варианта: либо ты платишь за себя и соблюдаешь правила, либо ищешь, где тебе будут рады. Всё. Либо — либо.
Андрей втянул голову в плечи.
— И ты что? Серьёзно?
— Ультиматум, Андрюша. Слово знакомое? Гласные, согласные — и выбор. Или она съезжает, или я снова ухожу. Но уже — навсегда.
Тишина. Часы на стене отсчитали полминуты.
— Я не могу выгнать мать, — сказал он тихо.
Полина кивнула.
— Всё. Поняла.
Развернулась. Пошла. И только в коридоре, у порога, остановилась.
— А знаешь что, Андрей? С таким выбором ты и без меня справишься. Без нас.
Она снова ушла.
Но теперь уже не с эмоциями, а с холодным спокойствием внутри. Без крика. Без сцены.
И это спокойствие было страшнее истерики.
Полина сидела в очереди к нотариусу и шевелила в руке брачный договор.
— Вот теперь точно будет, как в кино, — буркнула она себе под нос. — Я, как дура, в деловом платье, с нервами под мышкой, и этот документ — мой билет в одиночество.
— Полина Львовна? — позвал помощник нотариуса.
Она поднялась, выпрямилась, как будто у неё за спиной не рюкзак с Лизкиными тапками и банкой кофе «три в одном», а вся её прошлогодняя жизнь.
Прошла неделя с тех пор, как она ушла. Окончательно.
Андрей не звонил. Только одна сухая смс:
«Ты уверена?»
Да.
Да, Андрей. Я уверена, что не хочу, чтобы мои трусы стирала твоя мать.
Я уверена, что хочу жить, а не выживать на собственной территории.
Я уверена, что моё «нет» значит «нет», а не «поговорим после борща».
Она подала на развод.
— Ты уверена, что хочешь через суд? — спросила Лиза, когда они заполняли документы.
— Я уверена, что больше не хочу, чтобы кто-то спрашивал меня, уверена ли я в себе. Хватит. Я взрослый человек, мать его.
Через пару дней Полина поехала в квартиру, чтобы забрать свои вещи. Предварительно позвонила, вежливо, культурно. Ответила Галина Павловна:
— О, ты ещё и вещи хочешь забрать? А я думала, ты насовсем испарилась.
— Я не из тех, кто испаряется. Я из тех, кто возвращается за своим.
— Ну, приходи. Только побыстрее, я сериал смотреть собираюсь.
Полина пришла. Без истерик. С коробками. С Лизой.
Дверь открыл Андрей. Выглядел постаревшим. С мешками под глазами, в мятой футболке.
— Привет, — буркнул.
— Привет, — спокойно ответила она. — Я быстро.
Он хотел что-то сказать, но Лиза уже просочилась мимо, бодро:
— Я на кухню. Проведаю, как у вас тут кулинарный терроризм поживает.
Полина молча зашла в спальню. Всё лежало, как она и оставила. Только чемодан её был раскрыт — явно кто-то порылся.
— Мам, ты смотрела мои вещи? — окликнула она в зал.
— А что, мне теперь и пальцем не тронь? — возмутилась Галина Павловна. — А если бы там была бомба?
— Тогда, возможно, я бы выиграла хоть один спор, — сухо ответила Полина.
Лиза хихикнула с кухни.
— Забирай свои тряпки и не устраивай сцен, — добавила свекровь. — Нам с Андрюшей теперь проще будет. Без тебя — тишь да благодать.
Полина остановилась в дверях спальни и глянула в зал.
— Правда? Ну тогда удачи. Потому что следующая женщина, Галина Павловна, скорее всего, сразу пришлёт вам счёт за психолога. А может и за съёмную квартиру. Потому что терпеть вас — это диагноз.
— Ах ты… — свекровь вскочила. — Да как ты смеешь!
— Я не смею. Я разрешаю себе. Наконец-то.
Андрей открыл рот, но Полина подняла руку:
— Не надо. Не оправдывай. Не умоляй. И не вспоминай. Всё, что между нами было — это как старые туфли: красивые, но с камнем внутри. Ходить можно, но больно.
— Но я… я хотел всё уладить, — тихо сказал он.
— Поздно. Уладить надо было, когда я плакала на кухне, а ты шептался с мамой в зале. Когда я молчала, а вы говорили, что «подумаешь, женщина, подвинься». Вот и подвинулась. Только подальше.
Когда они с Лизой вышли, Полина впервые почувствовала, что дышит полной грудью.
— Чувствуешь? — спросила Лиза.
— Что?
— Свободу.
Полина кивнула.
— Знаешь, я думала, что рухну. Что будет страшно. Что одна не справлюсь. А оказалось… Я просто больше не хочу жить в клетке. Даже если в ней туалет в кафеле.
— Вот это тост, — засмеялась Лиза. — Пошли, подруга. У нас новая глава.
