Алина сидела на кухне, аккуратно перекладывая чеки из бумажника в «финансовый журнал» — толстую тетрадь на пружине с подписанными закладками и разноцветными стикерами. Всё, как она любила: порядок, предсказуемость, чёткие категории — «продукты», «аптека», «коммуналка», «ремонт ванной». Даже пломба у Сергея, которую он поставил две недели назад, аккуратно записана — с точной суммой и фамилией стоматолога. Финансовая дисциплина у неё в крови. С детства, с тех времён, когда мама считала каждую копейку у кассы и всегда отказывалась от лишнего батона: «Алина, хлеб вчерашний ещё есть. Нечего жиреть».
На улице было пасмурно, но Алина чувствовала себя стабильно — в их семье всё было под контролем. По крайней мере, до сегодняшнего утра.
Сергей вошёл в кухню с тем лицом, каким он обычно сообщает, что стиралку заливает или что ему снова выписали штраф за парковку на газоне.
— Слушай… — протянул он, почесав затылок. — Дарья звонила.
Алина не отрывалась от журналa.
— И что у неё на этот раз? Машина сломалась? Телефон в унитаз уронила? Или просто соскучилась по нашему холодильнику?
Сергей усмехнулся, но как-то виновато.
— Не, всё серьёзнее. Она… Ну, в общем, у неё есть бизнес-план. Курсы по обучению… как там… «женской реализации через творчество и тантру». Всё модно, тренды, маркетинг.
Алина подняла глаза.
— Подожди. Это она серьёзно?
— Ну да, говорит, есть уже помещение на примете, преподаватели, типа, в восторге. Только денег не хватает.
Алина отложила ручку.
— Серёж. Скажи сразу: сколько?
Он поёрзал на стуле. Промолчал.
— Сколько? — повторила она, уже жёстче.
— Ну… типа миллион. В идеале полтора. Но она говорит, можно кредит. На тебя. У тебя кредитная история хорошая.
Тишина повисла плотная, как тесто на оладьи. Даже холодильник вдруг замолчал.
— Кредит. На меня. Для Дарьи. Чтобы она учила женщин… тантре. Серьёзно?
Сергей развёл руками, как школьник, застуканный с тройкой по химии.
— Ну ты не злись сразу. Я не сказал, что мы это делаем. Просто… Она просила поговорить. Всё-таки сестра.
Алина молчала. Достала из тетради стикер с пометкой «непредвиденные расходы», приклеила его на край стола и уставилась на него, будто он мог ответить за всю абсурдность происходящего.
— Серёж, ты же знаешь, чем это кончится. Дарья не умеет планировать. У неё все «проекты» — это либо шапки ручной вязки с поставкой в Париж, либо «инфобизнес», который сдох через неделю, потому что она забыла пароль от личного кабинета.
Сергей вздохнул.
— Она говорит, что изменилась. Что теперь у неё всё просчитано. И психолога нашла. Настоящего. С дипломом. Всё будет по уму.
Алина откинулась на спинку стула и тихо выдохнула.
— Нет.
Сергей поднял брови.
— Ты даже не хочешь обсудить?
— Обсудили. Ответ — нет. Ни кредита, ни миллиона, ни половины миллиона. Пусть оформляет на себя, если так уверена. Мы ей не банк.
Он промолчал. Потом, чуть погодя, в голосе его появилась знакомая интонация: усталость и укор.
— Ты всегда такая категоричная. Всё — «да» или «нет». Может, надо просто поверить в человека?
— Я верила. Два раза. Один раз, когда мы купили ей ноутбук «для учёбы» — она с ним потом «покупателей на Авито разводила», между прочим. Второй — когда ты взял за неё микрозайм и платил год. Третьего раза не будет.
Сергей потёр лицо. Казалось, хотел что-то сказать, но передумал.
— А я всё равно с ней поговорю, — пробормотал он.
— Ради бога. Только имей в виду — я этим заниматься не буду. И даже думать об этом — тоже не буду.
Вечером пришла Дарья. Как всегда — с «душевным» лицом и подарком: букетом странных цветов, будто собранных с кладбища, и пакетом мармелада. Алина посмотрела на неё так, как смотрят на внезапного таракана в ванной — не с испугом, а с усталым отвращением.
— Алиночка, привет, ну наконец-то увиделись! Я тут такую штуку придумала — просто бомба! — она уже обнималась с Сергеем, щебетала, как сорока на дрожжах. — Слушай, я в таком восторге, у меня прям энергии — как у Эйнштейна на кофеине!
Алина не ответила. Просто разливала чай.
Дарья села за стол и начала раскладывать какие-то бумаги — распечатки, скриншоты, отзывы из интернета, фото девушек в позах из йоги.
— Смотри, это будет программа — шесть недель. Девчонки будут работать над телом, энергией и самооценкой. В конце — сертификация. Модульная система. Всё по науке.
Алина поставила перед ней чашку.
— Ага. И кто всё это оплачивает?
Дарья посмотрела на неё так, будто только сейчас поняла, что Алина не в восторге.
— Ну… Я думала, мы все вместе вложимся. Ну как… семья. Инвестируем. Потом делим прибыль.
— Прибыль, — повторила Алина медленно. — А если будет убыток?
— Ну… не будет. — Дарья улыбнулась. — А если и будет — это же опыт! Как говорится, кто не рискует…
— …тот не получает микрофинансовые судимости, — вставила Алина сухо.
Дарья фыркнула.
— Ну ты и злая. Серьёзно. Почему нельзя поддержать? Я же не просто так пришла. Я верю в это. А ты сидишь — как бухгалтер в налоговой.
Сергей встал и вышел на балкон. Видимо, чтобы не слышать. Или, наоборот, чтобы не влезть.
Алина посмотрела Дарье в глаза.
— Ты хочешь, чтобы я взяла кредит. На твою идею, которую ты придумала между очередной фотосессией и очередным марафоном желаний. А платить потом — мне. Потому что ты снова забудешь, «что у тебя уже есть обязательства».
— Я отдам! — выкрикнула Дарья. — Что ты вообще обо мне думаешь?
— Я думаю, что ты взрослая женщина с манией величия и детским мышлением. И моя задача — не играть в твои песочницы, а защищать свою семью. То есть — себя. Потому что, если я не буду, ты нас всех закопаешь в долгах.
Разговор сорвался. Дарья заплакала. Сергей вошёл и начал успокаивать. Слова — те же, что всегда: «ну не ссорьтесь», «давайте по-доброму», «можно же договориться».
Алина взяла сумку, телефон, надела куртку.
— Куда ты? — спросил Сергей.
— На ночь к Кате. Она точно не предложит мне вложиться в танцующий эзотерический клуб.
Она ушла, хлопнув дверью. Но знала: это только начало. Дарья не отступит. А Сергей… Он снова будет разрываться. Между ней и сестрой. Между разумом и совестью. А она устала быть «ответственной» за всех. Особенно — за чужие ошибки.
Алина вернулась к родителям на третий день. Не потому что хотелось — просто в двухкомнатной квартире, где папа постоянно бурчал про «новости, которые скрывают», а мама кормила с точностью до грамма, легче было услышать себя. Или хотя бы попытаться.
Сергей писал каждый вечер:
«Прости, что так получилось. Мне просто нужно время всё обдумать».
«Дарья не права, я это понимаю. Но она — моя сестра. Понимаешь?»
Нет. Уже не понимала. У неё было чёткое ощущение, что всё, что выстраивалось годами — доверие, бюджет, план на отпуск — разом пошло прахом, как только у Дарьи снова случилась «великая идея».
Алина лежала на узкой кровати, под маминым вязаным пледом, и смотрела в потолок. Он был такой же, как в её детстве. Только теперь казался низким. Давящим.
Дарья не звонила. Она прислала Алине одно сообщение:
«Жаль, что ты оказалась не тем человеком, каким прикидывалась».
Алина не ответила. Хотя у неё был соблазн написать что-то едкое. В духе:
«А жаль, что ты всё ещё прикидываешься человеком, а не паразитом».
Но она удержалась. Потому что понимала — Дарье только дай повод.
Через неделю Сергей приехал. В руках был букет — её любимые ромашки, немного помятые. Вид у него был невыспавшийся и виноватый. И куртка всё та же — с порванным карманом, который он обещал зашить с прошлого лета.
— Я поговорил с ней, — сказал он, едва переступив порог. — Сказал, что мы не будем брать кредит. Что это перебор. Она кричала. Истерила. Мама, конечно, за неё вступилась…
Он тяжело сел на диван, как будто с него сняли гири.
— Но ты держался? — Алина смотрела на него без обычной мягкости. Она училась быть жёсткой. Теперь — по необходимости.
— Держался. Но… она сказала, что если не мы, то ей придётся обращаться к частным займам. Под проценты. Коллекторы и всё такое. Ты же понимаешь, в какие истории она влезала раньше.
Он посмотрел на Алину. Глаза у него были как у человека, который просит не денег — а прощения. Или хотя бы паузы.
Алина встала, отошла к окну.
— Сергей, давай честно. Скажи — ты хочешь помочь ей. Хочешь взять кредит. Просто ждёшь, чтобы я согласилась, да?
Он замолчал. Слишком надолго.
— Я… Я не знаю, как жить, если с ней что-то случится. Если она действительно влезет в долги.
Он поднял глаза.
— Алиночка, ну это же моя семья…
— А я кто? — она обернулась резко. — Я тебе кто, Серёж? Бухгалтер на побегушках? Кредитная линия по первому требованию?
— Не говори так. Ты же знаешь, что нет.
— Тогда веди себя соответствующе!
Она не кричала, но голос её дрожал.
— Мы с тобой всё просчитали: ипотека, отпуск, подушка безопасности. Ты же сам говорил, что никогда не ввяжешься в авантюру. А сейчас твоя «семья» с наращенными ногтями и в пальто от Максмара рассказывает тебе, как «всё пойдёт по плану».
— Она говорит, что вложится в студию ногтевого дизайна. Типа у неё есть клиентская база…
— И телефон за сто тысяч. Это тоже «вложения в развитие»? — Алина усмехнулась. — Нет, Серёж. Я больше не позволю ей использовать тебя. И меня. Особенно меня.
Вечером, когда Сергей ушёл, оставив на столе ключи от их квартиры и свой паспорт (молча, без комментариев — просто положил), Алина почувствовала… не боль. Нет. Это было нечто другое.
Ощущение, что она спасает не только себя. А его тоже. Потому что он бы не остановился. Он бы влез. Ради сестры, ради «семьи», ради спасения.
А потом оказалось бы, что деньги ушли, а сестра — в Дубае. Уже было такое, в 2018. Только тогда суммы были меньше.
Прошло три дня. Алина вернулась в квартиру, чтобы забрать вещи. Там пахло её духами. И пылью. И пустотой. Сергей не звонил. Но в холодильнике были куплены её йогурты. И на полке лежала газета с её кроссвордом.
Она вздохнула.
Сердце стучало в каком-то тревожном, неровном ритме. Но решение было принято.
Через неделю она подала на развод. Без скандала. Без драмы. Просто в тишине и с печатью, поставленной усталым сотрудником МФЦ.
Сергей не пришёл на подачу заявления. Он только написал:
«Если ты так решила — я уважаю. Но, Алина, я всё ещё люблю тебя».
Она долго смотрела на экран. А потом аккуратно удалила сообщение.
Не потому что не любила. А потому что начала любить себя — чуть больше, чем прежде.
Прошло почти два месяца.
Жизнь Алины стала… тише. Утро — кофе из турки, работа с ноутбуком, редкие звонки родителям. Вечера — книги, иногда прогулки, иногда — тишина и ничего. Без новостей. Без скандалов. Без Дарьи.
Иногда она думала о Сергее. Не с болью — с каким-то светлым сожалением. Он не был плохим. Просто оказался не готов выбирать. А жизнь — она ведь заставляет. Хоть кого-то, да придётся оставить под дождём.
Её телефон звонил редко. И когда он зазвонил в половине первого ночи, Алина сразу поняла: просто так никто бы не позвонил.
— Алина? Прости… Это я, Нина Алексеевна… — голос свекрови был охрипшим. — Миша… то есть Дарья… Она… Она в больнице.
Алина молчала.
— Что с ней? — наконец спросила она.
— Сердечный приступ. Или что-то такое. Врачи не говорят толком… Алина, Серёжа сам не свой. Он просил тебе не звонить, но я… я не знала, куда ещё. Прости.
Слово «прости» прозвучало чуждо в устах Нины Алексеевны. Как будто перекати-поле решило извиниться перед пшеницей.
Алина приехала утром. Больница на Мичуринском — серое здание, облупленная плитка, запах хлорки и отчаяния. Она помнила его ещё со времён дедушки. Те же коридоры, тот же гул телевизора в холле, те же пластиковые стулья, на которых никто не может уснуть.
Дарья была в реанимации. Лежала бледная, с приборами и капельницей, а волосы собраны как-то неаккуратно. Без маникюра. Без маски на лице. Просто человек. Без антуража.
Рядом сидел Сергей. Не бритый, в чёрной худи, с руками, сжатыми в кулаки.
Он не сразу заметил Алину. Потом поднял глаза. И не сказал ни слова. Просто встал.
— Ты приехала… — тихо сказал он, будто не верил.
Алина кивнула.
— Мне не всё равно, Сергей. Но я не возвращаюсь.
Он опустил голову.
— Я всё испортил. Я думал, что смогу как-то удержать всё вместе… И сестру, и тебя.
— Не вышло, — добавил он с горькой усмешкой.
— Потому что ты держал всех, кроме себя.
Алина смотрела на него прямо. — Тебя же вообще не было. Только тень, которую Дарья тянула за собой.
Он ничего не ответил. Просто сел обратно, как будто кто-то выключил в нём свет.
Через два дня Дарья пришла в сознание. Алина решила не заходить. Она всё уже поняла. Сергей позвонил сам.
— Она спрашивала про тебя. Сказала… что не думала, что всё зайдёт так далеко.
Он помолчал.
— Я, наверное, буду помогать ей, пока она в реабилитации.
— Это правильно, — спокойно ответила Алина. — Но кредит ты на себя брать больше не станешь. Даже моральный.
Сергей хотел что-то возразить. Но не стал.
Он уже знал, что она не сдаст назад. И в этом было уважение. Даже если с привкусом потери.
Через месяц Алина переехала в новую квартиру. Сама. Купила себе кресло — широкое, уютное. Завела себе правило: никаких разговоров о долгах за ужином. Никаких «ты же не бросишь» по ночам. Никаких Дарий, даже если они «всего один раз» и «серьёзно всё просчитали».
Сергей иногда писал. Без намёков. Просто спрашивал, как дела.
И однажды, в один из таких вечеров, он написал:
«Ты была права. Всегда. Я просто не хотел смотреть правде в глаза».
Алина прочитала. И впервые за долгое время улыбнулась — по-настоящему.
Не от мести. Не от победы.
А от того, что вовремя ушла. И осталась — собой.
