Анна насыпала в чашку слишком много сахара — три ложки вместо одной, как всегда. Потом посмотрела на эту сладкую лужу и зачем-то размешала. Не пила. Просто сидела с чашкой в руках, как с грелкой. Снаружи хлюпала слякоть, будто весь город хандрил вместе с ней. Алексей в соседней комнате крутил новости — громко, как любит. Будто если Путин заговорит тише, он чего-то не поймёт.
Она давно хотела завести разговор, но знала: это не будет разговор. Это будет допрос с пристрастием. Она даже знала, когда он скажет своё фирменное:
— Ты вообще нормальная?
Примерно на третьей минуте. После этого спор уже не имеет смысла — он побеждён. С остервенением и правом сильного.
На календаре стояла жирная дата. Завтра.
Завтра начинались курсы. Курсы дизайна интерьера. Да-да, это ведь не про «занавески», успокойся, всё в рамках правил. Это был её старый интерес, ещё до того, как она вышла за Лёшу. Тогда она мечтала переделывать квартиры, как в шоу «Квартирный вопрос». Потом родилась Лена, потом ипотека, потом жизнь — и понеслось.
А теперь, внезапно, ей снова стало хотеться. Хотеться чего-то не из разряда «купить мандарины» и «почистить фильтр в стиралке». А по-настоящему. По-взрослому. Хотеться того, от чего у тебя внутри что-то щёлкает.
Она отодвинула чашку, поднялась, пошла к телевизору, где Алексей развалился на диване, как лев на привале.
— Лёш, слушай…
— Чего? — не отрывая глаз от экрана, раздражённо фыркнул он. — Опять с мамой твоей что-то?
— Нет. Я завтра иду на курсы. По дизайну. Помнишь, я рассказывала?
Он медленно повернул голову. В его взгляде уже была эта тяжёлая усталость, как будто он заранее знал, что ему сейчас придётся быть «плохим полицейским».
— Ты шутишь? — спокойно, почти ласково, как с ребёнком. — Какие, к чёрту, курсы? Ты же не студентка, Ань. Ну ей-богу.
— Мне не двадцать, но и не восемьдесят. Я хочу попробовать. Это не блажь, я давно об этом думала, — тихо, но с внутренним напряжением.
— Думала? А кто об ужине думал? Кто думал, как Лене к выпускному платье искать, а? Может, это тоже в дизайн входит?
Анна сглотнула. Платье для Лены — отдельная тема. Дочь просила выбрать самой, и она купила, на свой вкус. Алексей фыркнул: «в этом даже я бы пошёл на выпускной — стыдно было бы отказаться». С тех пор дочь молчала. В доме стало прохладнее, хотя батареи работали.
— Я не прошу ничего у тебя. Просто приму это как мою жизнь. Четыре раза в неделю, вечером. Мне важно хотя бы попытаться.
Алексей рассмеялся. Резко. Громко.
— Ты хочешь, чтобы я тут ужин разогревал, пока ты по дизайн-курсам ходишь, да? Это твоя новая эмансипация? Может, ещё начнёшь в Инстаграме продавать мотивационные цитаты?
— Ты всегда так боишься, когда я от тебя хоть на метр ухожу? — почти прошептала она. Но метко.
Он замолчал. Телевизор гудел в углу, как старый холодильник.
— Ты думаешь, я тебя держу? — спокойно, с обидой.
— Нет. Я думаю, ты просто боишься, что я стану собой. А ты к этой «собой» не подойдёшь.
Он не ответил. Просто встал и вышел на балкон, как всегда, когда не знал, что сказать. Курить он бросил пять лет назад. Но балкон был его укрытием от сложных вопросов. Курить — можно, но только изнутри.
На следующий день Анна пришла на курсы. В тонкой куртке, с торчащей прядью из-под капюшона. Волосы запутались, как мысли. Она зашла в аудиторию, и первой её встретила Марина — бывшая коллега, бывшая соседка, бывшая жена стоматолога, а теперь — бодрая и слегка ехидная женщина с острой челкой.
— О! Знаю это лицо. Ты сказала мужу, что идёшь на курсы?
— Сказала. Он в шоке. Готовлюсь к диверсии, — хмыкнула Анна, снимая куртку.
— Главное, чтобы не к дивану обратно. Не дай бог — начнёшь сомневаться.
Анна села. Её трясло не от холода. А от этой странной новой свободы, которую она пока не понимала, но чувствовала. Как первый шаг по тонкому льду — вроде держит, но скользко, и чуть не упал.
Через час она уже обсуждала визуальное зонирование спальни с каким-то лысоватым мужчиной по имени Сергей. Он улыбался, поддакивал, а потом сказал:
— А вы, похоже, раньше работали с людьми. У вас голос такой — как у человека, которому можно довериться.
Она засмеялась впервые за неделю.
— А вы, похоже, умеете замечать то, что другим и не снилось.
— Ну, ещё бы. Я три года вел переговоры с арендодателями. Это закаляет. Почти как брак.
Вечером дома было тихо. Алексей молчал. Ужин стоял на плите. Анна села напротив него, не раздеваясь, с рюкзаком на коленях.
— Я приду завтра в то же время. Надеюсь, кухня не сгорит без меня.
Он смотрел в телевизор.
— Делай, что хочешь. Я не против. Просто знай — если у нас всё развалится, я не собираюсь это клеить заново.
Анна вздохнула. Тяжело. Без театра.
— А ты уверен, что оно вообще ещё целое?
И в этот момент оба поняли — началось.
Анна вошла домой позже обычного. Не специально — просто после курса задержалась с Мариной и Сергеем. Пили кофе в «Шоколаднице», обсуждали цвета, которые «работают в малогабаритках», и в какой момент жизнь начинает казаться чужой. Сергей рассказал, как его жена ушла к тренеру по фитнесу, и он целый год пытался понять, чем хуже. Ответа так и не нашёл, но зато узнал: кофе с ванилью помогает в моменте.
Дома пахло чем-то сгоревшим.
На плите стояла чёрная сковородка с тем, что когда-то было котлетами. На столе — две тарелки. Обе пустые. Алексей сидел напротив, смотрел в телефон, хмурый, как будто кто-то в комментариях обидел его родных.
— Ты где была? — без прелюдий.
— Кофе пила. Обсуждали концепции.
— Ты серьёзно? У тебя концепции? У женщины, которая вчера не могла найти зарядку, теперь — концепции?
— Ты можешь не превращать всё в издёвку? — раздражённо, не садясь.
— А ты можешь не бегать, как школьница, к своим новым дружкам? Кто это вообще? Этот твой Сергей? Он что, к тебе клеится?
Анна резко сняла куртку, бросила на стул.
— Алексей. Это не допрос. Я взрослый человек. И если кто-то — просто человек, который слушает, это ещё не означает, что он «клеится».
— А кто ты тогда? Взрослая? Серьёзно? Ань, ты живёшь в моей квартире, ешь на мои деньги, ездишь на моей машине, и вдруг решила, что у тебя есть «путь к себе»?
Путь к себе. Он произнёс это с таким ядом, что даже стул, казалось, скривился от неловкости.
— Во-первых, квартира общая. Во-вторых — я всю жизнь вкладывала себя в тебя, в нашу дочь, в этот дом. И если я решила, наконец, заняться собой — это не преступление. Или ты всё ещё считаешь, что я должна только за тобой посуду мыть?
Алексей встал. Медленно. Молча. Подошёл ближе. Его лицо было близко. Слишком.
— Если ты хочешь быть свободной женщиной — окей. Только не удивляйся, если однажды проснёшься действительно одна.
— Лучше быть одной, чем жить с человеком, который считает меня приложением к своему телевизору, — выдохнула она и вышла в коридор.
За дверью спальни она заперлась. Впервые. Раньше она всегда оставляла приоткрытой — «на всякий случай», «а вдруг он захочет поговорить». В этот раз — щёлк, и всё.
Утро началось с тишины. Алексей не разбудил её, не предложил кофе, не спросил, куда она идёт. Только громко хлопнул входной дверью, уходя на работу. Дочь Лена уже третий день ночевала у подруги. Или у парня — что, по сути, одно и то же. Переходный возраст, гормоны, и полная тишина на мессенджеры.
Анна позавтракала одна. Без музыки, без мыслей, с взглядом в окно. Потом надела старые джинсы, худи с пятном от зелёнки (не отстирывается, проверено), и пошла. Не на курсы. К Марине.
У Марины дома было странно уютно. Всё немного не в тему, как будто интерьер собирали на барахолке, но от этого — тепло. Халат на крючке, носки с авокадо, кот спит на принтере. Всё как надо.
— Ты будто с войны пришла, — сказала Марина, подливая ей чай.
— Так и есть. Алексей начал заводить шарманку: «Ты живёшь на мои деньги», «это моя квартира», «ты никто без меня».
— О, классика. Знаешь, когда мой бывший так сказал, я пошла и сняла квартиру. Не потому что могла. А потому что не могла с ним.
Анна кивнула. Глаза щипало. Слёзы не капали, но были близко.
— Марин… а если он прав? А если это блажь? Я ничего не умею. Я 20 лет просто жила, стирала, жарила и молчала. А теперь — концепции, дизайн, курсы. Может, я и правда, как он говорит… бегаю от реальности?
Марина хмыкнула.
— Ань. Реальность — это не Алексей. Это ты. Если твоя реальность тебя душит — смени её. Или хотя бы открой окно, проветри.
В этот момент зазвонил телефон. Анна взяла. Сергей.
— Простите, что беспокою. У нас тут небольшая выставка проектов — студенты показывают, что придумали. У вас отличный проект кухни. Вы не хотели бы показать его? Заодно познакомлю с одним человеком. Ему как раз нужен дизайнер — на время, на фриланс.
Анна зависла.
— Вы шутите? Я же только два занятия проползла.
— Не шучу. У вас есть вкус. А это не купишь ни за деньги, ни за стаж. Приходите. Сегодня в семь. Я вас встречу у входа.
Она отключила звонок и посмотрела на Марину, как школьница на училку: «я что, правда могу?»
— Ты обязана пойти, — с нажимом сказала Марина. — Иначе так и будешь сидеть дома, слушать, как он хрустит пельменями и рассказывает, что ты — никто.
На выставке было людно, шумно, пахло кофе и перегаром. Анна волновалась, как на первом свидании. Сергей подошёл, улыбнулся, крепко обнял. Без лишнего. Просто тепло.
— Ты сегодня — в ударе, — сказал он. — Ты даже не представляешь, как сильно поменялась с того дня, как пришла.
Анна не знала, что ответить. Она просто улыбнулась. Потом показала свой проект. Потом поговорила с тем самым заказчиком. Потом получила его визитку.
А потом — пошла домой.
Дома было темно. Алексей сидел на кухне. Перед ним — бокал. Пустой. Рядом — вторая бутылка, не начатая. Он не был пьян, но был другим.
— Я думал, ты ушла навсегда, — тихо.
— Ты хотел бы?
— Иногда — да. Иногда — нет. Всё сложно. Я просто… не понимаю, зачем тебе всё это. Ты всегда была… стабильной.
— Ты хотел бы, чтобы я оставалась удобной. Но мне тесно в этом. — Она поставила на стол визитку. — Мне предложили работу. Небольшую. Проект.
— Ты собираешься работать? Реально?
— Да. И, скорее всего, это начало конца. Нашего.
— Ты так легко об этом говоришь…
— Потому что тяжело было все двадцать лет. А теперь — только вслух.
Он молчал. Потом кивнул. Без злобы. Без слов.
И в этот момент стало ясно — точка ещё не поставлена. Но ручка уже поднесена к бумаге.
Анна проснулась в полной тишине. Алексей ушёл рано, как всегда. Никаких записок, никаких смс — как будто всё было нормально. Как будто вчера не было той визитки на столе, и слов «это начало конца».
Она полежала ещё немного, смотрела в потолок. Думала, почему так обидно, когда уже вроде бы не любишь. Или всё-таки?..
На кухне — крошки, чашка с недопитым чаем, забытая футболка на стуле. Обычное утро. Но внутри — совсем не обычное. Сердце, как в клетке. Рвётся, но биться некуда.
Телефон жужжал. Сергей.
— Доброе утро. Вы говорили с мужем?
— Говорила. Он, кажется, начал что-то понимать. Но поздно.
— Вы молодец. Просто знайте это.
— Спасибо. Я сегодня не смогу прийти — надо разобраться с собой.
Сергей замолчал, а потом сказал:
— Я буду рядом. В любой момент.
К вечеру Алексей пришёл домой пораньше. Был напряжённый. Долго мыл руки. Очень долго. Как будто пытался смыть с себя всё.
Анна сидела на диване. На коленях — тот самый проект. Уже не просто эскизы — чертежи, цветовая палитра, даже расчёт материалов.
— Что это? — спросил Алексей, не глядя на неё.
— Работа. Мне дали задание. Я делаю кухню для молодой пары. У них ипотека и собака. Парень — айтишник, девочка — флористка.
— И ты думаешь, это серьёзно? Они что, будут слушать тебя?
Она подняла на него глаза.
— Они уже слушают. Потому что я их понимаю.
— А меня ты понимаешь?
Наступила пауза. Нехорошая. Долгая.
— А тебя, Лёша, я много лет понимала. Даже слишком. А себя — нет.
Он сел рядом. Слишком близко.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл?
Она не ответила.
— Или ты уйдёшь? — уже тише.
— Я не знаю. Я всё ещё живу по расписанию: завтрак, плита, твои носки, дочкины слёзы, кофе на балконе. Но вот внутри — будто другой человек. Я не знаю, кто это, но она явно не хочет быть просто Анной Алексеевной.
Он смотрел на неё, как на чужую.
— Знаешь, что обидно? — с глухой обидой сказал Алексей. — Я ведь тебя всегда держал рядом, чтобы тебе было спокойно. Всё делал. А ты — только молчала, потом собралась, и вот — вся такая дерзкая. И кому это всё достанется, а?
— Кому-то, кто не будет ставить меня на полку, как вазу, — спокойно.
Он вдруг схватил её за руку. Не сильно, но неожиданно. Она вздрогнула.
— Ты думаешь, я тебя не люблю? Я просто… по-своему. Я не умею по-другому.
— Люди, которые любят по-своему, обычно калечат тех, кого любят. Потому что «по-своему» — это почти всегда «по себе». А я больше не хочу по тебе.
Он отпустил руку.
— Ты изменилась. Прямо на глазах. Это пугает.
— А меня пугает, что я не изменилась раньше.
Дочка Лена вернулась ближе к ночи. Бросила рюкзак, сняла кеды и уставилась на родителей.
— Чё, дрались?
— Разговаривали, — хмуро сказала Анна.
— Понятно. Я к себе.
Анна подошла к двери её комнаты.
— Лен. Слушай, а если мама… ну… жить будет отдельно. Ты как?
Лена пожала плечами.
— Норм. Главное, чтоб без соплей и оров. Я ж не маленькая.
Анна рассмеялась. Первый раз за день.
Утром она ушла. Не с чемоданами, не со сценой. Просто с рюкзаком, ноутбуком, и рулоном чертежей. Алексей молча стоял у двери. Не удерживал. И даже не крикнул «остановись». Просто смотрел. Глаза — как после февральской метели: пусто, но больно.
На улице было тепло. Почти весна.
Анна шла по тротуару, слушала шаги, ветер, собственное дыхание. Не было страха. Было что-то другое. Что-то, что раньше казалось невозможным.
Свобода. Горькая, взрослая, настоящая.
