Ключ торчал в замочной скважине, словно предательский флаг на вражеской территории. Кира замерла перед собственной дверью, прислушиваясь к звукам из квартиры. Там явно кто-то хозяйничал — двигали мебель, что-то обсуждали, и голос… О господи, этот голос она узнала бы из тысячи.
— Юрочка, солнышко, давай диван вот сюда поставим! А этот шкаф — ну кто вообще додумался его здесь втиснуть? На помойку его, и сразу дышать легче станет!
Татьяна Васильевна командовала с таким апломбом, будто не в чужую квартиру вломилась, а дворец Эрмитажа перестраивала.
Кира медленно, стараясь не издать ни звука, повернула ключ. В прихожей — настоящий цыганский табор: чемоданы, сумки, какие-то узлы с барахлом. А в гостиной свекровь дирижировала двумя грузчиками, как Наполеон своей армией. Юрий стоял рядом и кивал — механически, бездумно, как китайский болванчик на торпеде машины.
— А это, простите, что за самодеятельность? — голос Киры прозвучал тихо, но в нём было столько стали, что грузчики замерли с диваном на весу.
— Кирочка, зайка моя, ты уже пришла! — Татьяна Васильевна всплеснула руками с таким энтузиазмом, будто они не виделись лет десять. — А мы тут решили немножко освежить обстановку. Ну, знаешь, лёгкий такой ремонтик, ничего глобального!
— Какой ещё ремонт? — Кира перевела взгляд на мужа. — Юра, ты вообще в своём уме? Что происходит?
— Понимаешь, тут такое дело… — Юрий замялся, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школьник. — У мамы с отцом… ну, в общем, трения. Она пока у нас поживёт. Временно.
— Временно? — Кира сделала шаг назад. — Это сколько? День? Неделя? Или ты меня сейчас обрадуешь сроком в полгода?
— Ой, да что ты драматизируешь! — отмахнулась свекровь. — Ну месяца три максимум. Ладно, может, четыре. Мне же надо где-то прийти в себя после всех этих переживаний. И вообще, у вас тут места полно, я буду тихонечко, как мышка!
Мышка, ага. Кира выронила сумку.
— А меня вообще кто-нибудь собирался спросить? Или я тут декорация для вашего семейного театра?
— Доченька, ну куда же мне идти? На улице ночевать? — Татьяна Васильевна театрально приложила руку к сердцу, изображая вселенскую скорбь.
— Это моя мать, — буркнул Юра. — Ты же не можешь быть против родной матери.
— Я против того, что вы всё решили за моей спиной! — Кира старалась не срываться на крик. — Это моя квартира! Я здесь жила до свадьбы и не собираюсь превращать свой дом в проходной двор!
— Вот именно что ДО свадьбы! — свекровь воинственно скрестила руки на груди. — Теперь вы семья. И мой сын имеет полное право пригласить маму в трудную минуту!
Кира стиснула зубы так, что заболели скулы. Развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью с такой силой, что с полки в прихожей что-то грохнулось.
Первые дни Кира держалась. Молчала, дышала через раз, старалась не замечать вторжения в свою жизнь. Но к концу недели стало ясно — Татьяна Васильевна пришла не погостить. Она пришла завоёвывать.
Мебель переставлена по её вкусу. Шторы заменены — «эти тряпки пылесборники выкинуть надо было ещё вчера». Посуда перемыта — «ты же не умеешь правильно, я покажу». А потом начались вещи.
— Это была ваза моей мамы, — Кира держала мусорный пакет с осколками и чувствовала, как внутри что-то обрывается. — Последний её подарок перед… перед смертью.
— Подумаешь, старьё какое-то! — отмахнулась свекровь. — Только пыль собирала. Я в «Ленте» новую купила — стильную, современную. Радоваться должна!
К концу второй недели Кира чувствовала себя узницей в собственном доме. Каждый вечер — допрос с пристрастием.
— Опять поздно! — встречала её свекровь у порога, сложив руки на груди. — Юрочка голодный сидит! Мужчин кормить надо вовремя, а не шляться по офисам до ночи!
— Я предупреждала, что задержусь. У нас аврал, проект горит.
— В наше время жёны к шести дома были! Суп на плите, котлеты в духовке! А сейчас — карьеристки, бизнес-леди… Тьфу!
Месяц спустя Кира проснулась с чётким осознанием: она больше не хозяйка в своём доме. Она здесь гостья, которую едва терпят.
Вечером, собравшись с духом, она поймала Юру на кухне.
— Нам надо поговорить.
— Опять? — он даже не поднял глаз от бутерброда. — О чём на этот раз?
— О твоей маме. Она у нас уже месяц. Когда она съедет?
— Ну не прямо сейчас же! У неё сложный период…
— А у меня, значит, курорт? — Кира села напротив. — Мне очень весело каждое утро встречать на кухне твою мать в моём халате, пьющую кофе из моей любимой чашки и рассказывающую, как мне жить!
— Она просто хочет помочь. А ты ведёшь себя, как будто мы тебя в осаду взяли.
— Помочь?! Она выкинула мои вещи! Мою любимую кофту назвала тряпкой! Я её ещё в универе носила, она мне дорога как память!
— Ну, мама — женщина опытная, может, стоит прислушаться?
— Ты вообще слышишь себя? — Кира не верила своим ушам. — Ты живёшь между двух женщин, и я явно не в приоритете!
В этот момент на кухню вплыла Татьяна Васильевна — с тряпкой в руке и недовольством на лице.
— Опять скандалы? Кира, ты прямо рекорд ставишь — сколько истерик в день можно закатить?
— Это вы тут ураган устроили! В моей квартире!
— В ВАШЕЙ квартире, дорогая! Всё теперь общее! Или ты забыла, что замужем?
— Нет, не забыла. И раз вы такая юридически подкованная, запомните: квартира куплена ДО брака. На деньги моей матери. И все документы у меня на руках.
— И что теперь? Выгонишь меня на улицу, как собаку?
Кира помолчала, посмотрела на мужа. Тот продолжал жевать, делая вид, что происходящее его не касается.
— Нет. Я просто ухожу. Из этой квартиры. Из этого балагана.
Она встала, вышла, потом вернулась, взяла ключи и снова вышла. Без единого слова.
Следующие недели тянулись, как резина. Кира старалась приходить домой как можно позже, уходить как можно раньше. Лишь бы не слышать:
— Юрочка, ты только посмотри на свою жену! Холодная, как рыба! Никакой ласки, никакой заботы!
Юрий отмалчивался. Сидел, уткнувшись в планшет, и ждал, когда «само рассосётся». Но не рассасывалось.
Однажды утром Кира обнаружила, что её любимое синее платье исчезло. После получасовых поисков нашла его в мусорном пакете вместе с ещё несколькими вещами.
— Татьяна Васильевна, это что?! — она вытащила платье из пакета, как улику.
— А ты на себя в зеркало смотрела? В этих тряпках ты выглядишь… ну, скажем так, не солидно для замужней женщины. Я тебе новое куплю, приличное.
— Я сама решу, что мне носить!
— Юра, скажи ей! — свекровь повернулась к сыну.
— Мам, не начинай, — буркнул он, не отрываясь от телефона. — Пусть носит что хочет.
— Вот! Ему всё равно, как выглядит его жена!
Но настоящий скандал разразился, когда Кира проверила банковский счёт. Минус тридцать тысяч.
— Юра, ты снимал деньги с нашего счёта?
— А, да, снимал. Пашке дал.
— Какому Пашке?!
— Брату моему. У него с бизнесом проблемы. Мама сказала, надо помочь.
— Ты снял МОИ деньги даже не спросив?!
— НАШИ деньги, — тут же вклинилась свекровь. — В семье всё общее!
— Это я две недели за них горбатилась! А Пашка вернёт?
— Конечно, вернёт! Как только дела наладятся.
— Кстати, — продолжила Татьяна Васильевна, — я тут подумала. Вам нужна квартира побольше. Эту можно продать, я уже присмотрела отличный вариант. Трёшка, хороший район. Правда, доплатить придётся, но Юра кредит возьмёт.
— Что?! — Кира почувствовала, что земля уходит из-под ног.
— Вам же детей рожать пора! А в этой клетушке… Да и мне отдельная комната не помешает.
Кира встала и молча вышла. Зашла в спальню, достала из сейфа папку с документами. Дарственная от мамы, договор купли-продажи, выписка из ЕГРН. И ещё один документ, о котором она никому не говорила.
Без стука в комнату ввалилась свекровь.
— Я всё решила! Завтра едем смотреть квартиру!
— Нет.
— Как это нет?!
— Юра! — позвала Кира. — Зайди, пожалуйста. Нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
Юрий пришёл нехотя, всё с тем же телефоном в руках.
— Садитесь оба. — Кира выложила документы на стол. — Я долго терпела. Очень долго. Сначала вы вломились в мой дом без предупреждения. Потом начали всё переделывать под себя. Выкидывать мои вещи. Распоряжаться моими деньгами. И теперь решили продать МОЮ квартиру?
— Опять истерика… — закатила глаза свекровь.
— Нет. Это не истерика. Это — документы на квартиру. Она полностью моя, куплена до брака. А вот это, — Кира вытащила ещё один документ, — брачный договор. Сюрприз, да?
Юрий побледнел.
— Ты… брачный договор? За моей спиной?
— Не за спиной. Ты сам его подписывал. Просто не читал, что подписываешь. Помнишь, я говорила — так будет честнее?
— Я думал, это просто формальность…
— А оказалось — моё спасение. У вас есть час на сборы. Потом я вызываю полицию.
— Ты выгоняешь родную мать своего мужа?! — взвизгнула Татьяна Васильевна.
— Я выгоняю людей, которые превратили мой дом в проходной двор. Которые не уважают ни меня, ни моё пространство, ни мою собственность.
— Кира, давай поговорим… — начал Юра.
— Три месяца говорили. Хватит. Либо вы оба уходите, либо я звоню в полицию. Выбор за тобой — или я, или мама.
— Но как я могу выбирать между женой и матерью?
— Вот и выбирай. Только знай — я больше не буду третьей лишней в собственном доме.
Он помолчал, посмотрел на мать, на жену… И пошёл за матерью.
Дверь хлопнула. Кира медленно опустилась на кровать. Руки дрожали, но внутри разливалось странное спокойствие. Страшно? Да. Но впервые за три месяца она могла дышать полной грудью.
Через неделю Юрий позвонил.
— Может, поговорим? Мама уехала к отцу…
— Нет, Юра. Я тоже уехала. От тебя. От вашей токсичной связки. Я подала на развод.
— Но я же люблю тебя!
— Мало. Любовь — это не слова. Это поступки. Это когда ты защищаешь меня, а не прячешься за мамину юбку. Забери вещи на выходных.
Она повесила трубку и подошла к окну. Внизу кто-то смеялся, жизнь шла своим чередом. А у неё внутри была тишина. Хорошая такая тишина — без вечного ворчания, упрёков и командного тона.
Телефон разрывался от звонков родственников. «Семью надо сохранять», «Мужа надо беречь», «Свекровь — вторая мать». Она методично отправляла номера в чёрный список.
Развод прошёл быстро — спасибо брачному договору. Юрий попытался что-то оспорить, но быстро сдулся. Видимо, без мамы он и решения принять не мог.
А Кира… Кира научилась главному. Уважать себя. Защищать свои границы. И не бояться остаться одной, если рядом с тобой не уважают твоё право быть собой.
В её доме теперь был порядок. Её порядок. И никакая Татьяна Васильевна больше не переставит здесь ни одного стула без спроса.