— Мам, не пей из этого стакана, — голос Ксении дрожал, но прозвучал неожиданно чётко. — Новый папа туда что-то подсыпал.
Светлана ошалела, услышав это…
Время тянулось бесконечно долго, словно густая патока. Светлана почти неосознанно поднесла стакан с клюквенным морсом к губам, но внезапный громкий голос словно толкнул её, и рука дрогнула. Ярко-красная жидкость некрасиво расплескалась по стеклу: было бы забавно, если бы пролила, но сейчас совсем не до смеха.
– Что за ерунда, Ксюша? – Игорь приподнял брови и быстро перевёл взгляд с дочери на жену. В его глазах читалась растерянность, досада, но больше всего – плохо скрытая обида. – Это… Ты думаешь, я что-то подозрительное делаю?.. Там витамины, Валентина посоветовала. Я же для тебя стараюсь!
Ксения побледнела, её саму била дрожь.
– Мама, я видела, это не просто порошок. Ты же помнишь, как тебе плохо было на прошлой неделе? Я знаю, ты скажешь, что я всё выдумываю… Но я своими глазами видела, как он что-то туда добавлял!
Светлана не знала, куда деть глаза. В угол, в чашку, на мужа? Внутри неё боролись противоречивые чувства: так хочется поверить – очень хочется! – и не верю, не верю, не верю…
– Свет, ну… – теперь в голосе Игоря послышалась угроза. – Ты мне доверяешь? Или я здесь лишний?
Ксения задыхалась от переживаний.
– Мам, пожалуйста, поедем в лабораторию! Пусть проверят… Хуже не станет. Если это просто витамины – чего бояться?
У Светланы ослабели ноги, и она опустилась прямо на стул. Почему всё так сложно?
– Мам, только не пей. Прошу тебя.
Люди не зря говорят, что бывают моменты, которые меняют всё.
Именно так и происходит. В воскресный вечер, когда пар от чайника клубится у окна, когда грибные тарталетки на тарелке давно остыли, а разбросанные салфетки создают на кухне такой уютный, домашний хаос. Мелочи, детали… они застывают вместе со временем, превращаясь в декорации к надвигающейся трагедии.
Светлана смотрит на мужа.
Он меняется прямо у неё на глазах: ещё мгновение назад – родной, знакомый… а теперь – как незнакомец.
Хищный взгляд исподлобья.
Руки напряжены, лицо нервно подёргивается.
– Так дальше продолжаться не может! – выпаливает Игорь с неожиданной злостью.
– Если ты больше доверяешь непонятно кому, чем мне – считай, что всё закончилось!
Светлана сглатывает. За окном бушует ветер, унося мелкий дождь и прежнее одиночество.
Что ты выберешь? Сомнения и одиночество? Или спокойствие, но с тенью у двери?
– Мам, пожалуйста… – ещё раз прошептала Ксения.
– Я… – Она не договорила. Просто поставила стакан на стол. Словно провела границу между прошлым и будущим.
***
Тишина, наступившая после громкого спора, ощущалась плотной и тягучей, словно застывший воздух. Она звенела в ушах, как туго натянутая тетива лука, готовая сорваться в любой момент, после чего любые объяснения потеряют смысл.
Светлана, опустив глаза, неотрывно смотрела на обычный граненый стакан, впитавший запах вишневого напитка и пропитанный предчувствием беды. Ксения, сидящая рядом, в тревоге машинально рвала бумажную салфетку на мелкие обрывки.
Игорь, казалось, занял выжидательную позицию, давая понять, что только он решает, что будет дальше.
— Цирк какой-то, — не выдержал он, резко поднимаясь из-за стола. — Выставлять меня в неприглядном свете перед собственной женой! Интересно, это с позволения твоей мамочки? Может, мы с твоей мамой сами выясним отношения, а ты прекратишь нагнетать обстановку в доме?!
Он бросил на Ксению злобный взгляд исподлобья. Ярость вырывалась из него бурным потоком, подобно воде, прорвавшей плотину.
— Я не позволю… — Ксения едва не задохнулась от возмущения. — Если что-нибудь случится с мамой – я никогда себе этого не прощу! Не надо прикидываться, я видела, что ты делал…
Светлана ощутила непреодолимое желание сорваться с места, схватить дочь и стакан, выбежать вон и захлопнуть за собой дверь. Однако страх сковал ее, словно с детства ее учили не доверять своим чувствам, а верить словам, верить чужому «все в порядке».
И тут она вспомнила…
Начали исчезать небольшие вещи: браслет, подаренный отцом на выпускной. Рейтузы, связанные Ксенией еще в студенческие годы (старалась для мамы, чтобы зимой ноги не мерзли). А потом и вовсе – как сквозь землю провалилась папка с документами; Светлана решила, что сама убрала и забыла…
Но теперь этот стакан. Теперь – дочь, внимательно следящая за каждым движением Игоря.
— Какого черта ты вообще вмешиваешься? — с ненавистью прошипел Игорь. — Хочешь снова остаться одна, как это всегда было? Хочешь разрушить все, что мы с таким трудом построили?!
Светлана резко взмахнула руками и дрожащим голосом перебила его:
— А вдруг мой ребенок говорит правду?! Что, если она действительно видела?! Ты не должен приходить в ярость, если ты ни в чем не виноват…
Глаза защипало от обиды и стыда: ведь взрослых учат не сомневаться в своих мужьях, держать семью в ежовых рукавицах, «стерпится – слюбится»… Но ведь был еще Саша – отец Ксении, которого не стало всего за одну осень. И есть эта взрослая дочь, которая давно переросла детские страхи, а теперь, очевидно, боится только за нее, за свою мать.
Ксения, отодвинув стул, робко коснулась руки матери.
— Мам, давай уедем отсюда… Я тебя ни за что не брошу…
— А ты, Свет, хорошенько подумай, — процедил Игорь, — если ты уйдешь от меня сейчас – считай, что между нами все кончено…
Он стремительно поднялся, с силой хлопнул дверью и скрылся в спальне.
Светлана еще долго не решалась пошевелиться.
Пластиковая крышка стакана упала на линолеум – сердце болезненно сжалось.
Прошлой зимой она здесь же, на кухне, плакала из-за сахара для печенья, который опять забыла купить. А теперь – вот…
Ксения обняла ее за плечи, осторожно, словно Светлана вдруг стала маленькой девочкой:
— Мамочка, я так боялась, что ты мне не поверишь…
Светлана закрыла глаза: от усталости, от стыда, от благодарности за это «боялась».
На улице их встретил пронизывающий ветер и отсутствие людей.
В такси было тепло, в руках у Ксении был крепко завернут в пакет стакан с морсом.
Дорога тянулась бесконечно и уныло: за окном мелькали фонари, незнакомые дворы, пустые остановки. Только Ксения время от времени смотрела в окно, а потом переводила взгляд на мать:
— Все будет хорошо. Я очень тебя люблю.
Мама вздохнула.
— Прости, что я не всегда вижу правду…
— Но теперь ты со мной, — выдохнула Ксюша.
Лаборатория – белая, стерильная, напоминающая декорации из больничной телепередачи.
Врач, уставший и равнодушный, сразу задал вопрос:
— Это срочно?
Мама посмотрела на него с мольбой. Ксения попыталась объяснить:
— Мы подозреваем, что там может быть что-то опасное…
Медсестры обменялись взглядами:
— Результаты будут готовы не раньше, чем через три дня…
Три долгих дня.
Светлана бесцельно бродила по дому, где даже стены казались чужими.
Игорь исчез, на звонки не отвечал. Лишь однажды прислал короткое сообщение: «Решай сама, что для тебя важнее».
Ксения почти не отходила от матери. Они молча пили чай у старого окна; читали стихи из той самой книги, которую отец Ксении подарил Светлане на первую годовщину свадьбы; часто просто молчали – говорить стало трудно, когда каждое слово приобрело непомерный вес.
Ожидание результатов было, пожалуй, еще страшнее, чем вся эта сцена на кухне.
Светлана вспоминала не только пропавшие вещи, но и внезапно навалившуюся этой осенью усталость, не имеющую видимых причин: пару раз она даже теряла сознание прямо на диване, а Игорь возмущенно уверял, что ничего не было, просто «переутомилась, наверное»…
Глупо, когда за плечами целая жизнь, столько обманов и потерь, а ты все равно веришь человеку, который вдруг стал родным… Да что там – поверишь, простишь и забудешь. Или не забудешь, но смиришься… если очень страшно снова остаться одной.
Вечер. Ксения стоит у окна с телефоном в руках и нервно кусает губы.
— Мам, давай я сегодня с тобой посплю? — тихо предложила она. — Ты не бойся, хорошо?
Светлана кивает, и все внутри сжимается от страха. Но все равно становится немного спокойнее.
В ночь перед тем, как должны были быть готовы результаты анализа, Светлана не могла уснуть. Она вышла на балкон – дождь барабанил по подоконнику. Вспомнилось детство: папа, пахнущий табаком, подхватывающий ее на руки. Мама, с пирожками и газировкой после хоровода. Как странно: тогда мир казался простым и понятным. А теперь – это ловушка, где один неверный шаг может стоить жизни.
А в голове звучит голос Ксении:
— Мам, ты сильная.
И она вдруг поняла, что сильная не значит одинокая.
***
Этот короткий, почти незначащий звонок, будто бы по ошибке, кардинально перевернул её жизнь.
— Але, это лаборатория? — Светлана, сидя на кухне, нервно сжимала чашку с остывшим чаем. Рядом Ксения, затаив дыхание, указала на блокнот с крупной надписью: СПРОСИ ПРО АНАЛИЗ!
— Да, слушаю вас. Есть результаты?
— Да, Светлана Викторовна, вы поступили верно, обратившись к нам. В предоставленном образце обнаружен сильнодействующий транквилизатор, феназепам, в значительной дозировке. Приобрести его без рецепта невозможно.
У Светланы потемнело в глазах. Она осторожно опустила трубку, словно боялась разрушить хрупкое равновесие.
— Мам? — тихо спросила Ксения. — Ну что там? Я же… я подозревала…
— Транквилизатор, — прошептала Светлана. — Это не витамины…
Слова застряли в горле, скованные липким ужасом.
— Мам, он мог…
— Да, — прервала она, — мог… Мог делать все, что угодно. А я бы ничего не помнила.
И тут вспыхнула ярость. Не просто страх, не обида на себя или на судьбу. Это был гнев: за обманутое доверие, за слабость, за то, что, живя честно, она оказалась в западне, где ее использовали вслепую.
— Мам, нужно в полицию. Обязательно… — Ксения, обычно робкая, вдруг стала строгой и взрослой.
— Да… Ты права, — Светлана впервые расправила плечи. Только сейчас она осознала, какой хрупкой была эта спасительная нить: что Ксения не сдалась, заставила взглянуть правде в глаза. А что, если бы она промолчала?..
Но решиться — еще не значит решить проблему. Настоящая буря началась, когда Светлана и Ксения пришли в полицейский участок.
Томительное ожидание. Очередь. Равнодушный взгляд дежурного:
— Что у вас случилось?
Но когда они показали справку из лаборатории и тот самый стакан, полицейский нахмурился.
— Вы понимаете серьезность обвинений?
— Да, — ответила Светлана, — но я устала жить в постоянном страхе.
Заполнение заявлений, бесконечные вопросы…
— Почему не обратились раньше? Были ли угрозы?
— Да, были, — Светлана рассказала все, не утаив ни одной детали, чтобы потом ни о чем не жалеть.
В тот же день Игоря вызвали в отделение. Он кричал, возмущался, требовал адвоката.
— Это клевета! Она мстит мне за непослушание, вот и все!
Но в этот раз Светлана не отступила.
Ночью, не сомкнув глаз, Светлана смотрела в потолок, терзаясь горькими мыслями: когда-то она робела перед первым мужем, перед учителями, даже перед соседками… А теперь ей вдруг стало все равно: пусть думают, что хотят, пусть говорят что угодно… Предательство близкого человека – вот что по-настоящему больно, и еще больнее – не поверить самой себе.
— Мам, я рада, что ты меня услышала, — тихо сказала Ксюша, укрывая ее теплым пледом.
Светлана вдруг заплакала — впервые за все это время. Не от страха, а от облегчения.
— Ты у меня самое дорогое, что есть…
— Я знаю. И ты — у меня.
В эту ночь они долго не могли заснуть, и в голову лезли страшные мысли: а если бы не Ксюша?.. А вдруг он взломал ее пароли? Снова искал документы?.. Светлана вспомнила пропавшие квитанции, мучительное чувство вины.
Но теперь этим воспоминаниям не было места. Ксюша крепко держала ее за руку, как в детстве:
— Я всегда буду рядом.
Утром позвонил следователь:
— По вашему заявлению принято решение о возбуждении уголовного дела…
Начался тяжелый, изматывающий, но очищающий процесс. Светлана училась говорить вслух:
— Нет, я больше не позволю собой манипулировать.
Соседи косились, некоторые подруги упрекали:
— Неужели нельзя было простить? Ну, сорвался мужик…
А Светлана лишь пожимала плечами. Это была цена ее будущего спокойствия. Самое удивительное — она никогда раньше не чувствовала себя такой живой, даже сквозь слезы.
Понимаете, что это за сила — когда тебя слышат? Когда твоя правда не обесценивается, не превращается в «ты все выдумала»!
— Ксюша, ты оказалась права во всем. Как же мне теперь жить дальше?..
— Вместе, мам. Только так.
***
Как робкий рассвет после затяжных ливней, жизнь медленно возвращалась сквозь ясное стекло, словно очнувшись от кошмара.
Недели тянулись. Игорь общался только через посредников-юристов, избегая прямых ответов и встреч с дочерью. Следователь дважды вызывал Светлану на допрос. Ступая по неустойчивому мартовскому снегу, она вдыхала аромат уходящей зимы, и впервые за долгие годы ее не страшила чья-то тень поблизости.
Странное это чувство – свобода: поначалу пугает до дрожи, а затем внезапно отпускает.
Светлана начала возвращаться к нормальному сну. Настоящему, без страха провалиться в забытье.
Ксения, словно в детстве, оставляла на кухне чай с малиной и теплый плед. И чаще обнимала просто так, без причины, на всякий случай.
Однажды вечером Светлана остановилась у окна и вдруг заметила: в доме стало светлее. Не от новых занавесок, которые принесла Ксения.
– Мам, а давай всю зиму вместе будем? И праздники, и во дворе, и на кухне, ватрушки печь.
Светлана вгляделась в глаза дочери: еще видны следы тревоги, но поверх – настоящее доверие. Тонкая нить тепла, связывающая их.
– Прости, что я не всегда тебя слушала…
– Ты всегда чувствовала, мам. Просто боялась ошибиться.
Светлана отстранилась, тяжесть отступила.
– Теперь мы обе умеем слышать. Я у тебя научилась, представляешь…
Пару раз звонили бывшие подруги, предлагали «наладить личную жизнь», утверждая, что «без мужчины плохо».
Но Светлана больше не искала чужое плечо, чтобы заменить одиночество.
– Мам, тебе хорошо со мной? – спрашивала Ксюша, улыбаясь из-за книги.
– Лучше, чем когда-либо, доченька.
Говорят, одиночество – это страшно. Но еще страшнее – потерять веру в себя.
Теперь в доме становилось уютнее не из-за мужского присутствия, а потому, что каждый вечер звучали рассказы: о забавных эпизодах из Ксюшиного детства, о папе, о бабушке с ее фирменными пирогами с маком. Вечерами обсуждали книги, спорили о любимых фильмах – спорили, да, но не ругались.
Иногда Светлана ловила себя на мысли, что ее сердце впервые за многие годы не терзает пустота. Спокойствие – как бесценный дар.
Это был долгий путь, который еще не завершен. Бывают ночи, когда тоска накатывает волной, но теперь можно протянуть руку: Ксения всегда рядом.
Однажды в субботу, когда в доме витал аромат свежей выпечки, Светлана внезапно произнесла:
– А ведь я и правда впервые не боюсь быть одна.
– Потому что ты не одна, мамочка, – Ксюша улыбнулась и нежно коснулась ее плеча. – Теперь ты мой дом.
Светлана впервые за долгое время ощутила, что она дома – в безопасности, наедине с собой. Пусть за окном мокрый снег, и вечер обещает быть тихим, пусть впереди новые заботы – но она больше не позволит никому вытирать о себя ноги.
Потому что теперь главное в ее доме – доверие и голос той, кто всегда была рядом.
