Снег падал крупными хлопьями, устилая мартовские улицы белым покрывалом. Я стояла у окна с чашкой остывшего чая, рассматривая, как редкие прохожие спешат по своим делам, кутаясь в шарфы и пряча лица от колючего ветра. Мысли крутились вокруг вчерашнего разговора с Андреем. Вернее, это даже разговором нельзя было назвать — скорее, монолог с его стороны, полный упреков и претензий.
Мы прожили с Андреем пятнадцать лет, вырастили двоих детей — Катю, которой сейчас тринадцать, и восьмилетнего Мишу. Жили как все — ссорились и мирились, строили планы на будущее, откладывали деньги на отпуск, радовались успехам детей. Обычная семья, каких миллионы.
Перемены начались полгода назад, когда мать Андрея, Елена Петровна, овдовела. Андрей был у нее единственным сыном, и она, потеряв мужа, почувствовала себя совершенно одинокой в своей двухкомнатной квартире на окраине города. Андрей часто навещал ее, помогал по хозяйству, возил за продуктами. А потом вдруг предложил матери переехать к нам.
Наша трехкомнатная квартира досталась мне от родителей. Я была единственной дочерью, и когда родители решили перебраться в деревню, они переписали квартиру на меня. Мы с Андреем сделали в ней ремонт, обставили по своему вкусу. Одну комнату занимали мы, во второй жили дети, а третью превратили в гостиную, где собирались все вместе, принимали гостей, отмечали праздники.
Предложение Андрея застало меня врасплох. Куда мы поселим Елену Петровну? Переоборудовать гостиную? А где тогда будем собираться всей семьей? Да и откровенно говоря, отношения у нас со свекровью всегда были натянутыми. Она считала, что я недостаточно хорошая хозяйка, плохо готовлю и неправильно воспитываю детей. А еще ей не нравилось, что я работаю — по ее мнению, женщина должна сидеть дома и заниматься семьей.
Но Андрей настаивал. Говорил, что мать совсем плоха, что ей тяжело одной, что это временно, пока она не привыкнет к новой жизни. В конце концов я согласилась, хотя и с тяжелым сердцем.
Елена Петровна переехала к нам в ноябре. Мы освободили для нее гостиную, перенесли диван в спальню, а шкаф с книгами — в детскую. Стало тесно, но я утешала себя мыслью, что это ненадолго. К тому же, Елена Петровна обещала помогать с домашними делами и присматривать за Мишей после школы, пока я на работе.
Но все пошло не так, как планировалось. Свекровь с первого дня начала устанавливать свои порядки. Ей не нравилось, как я готовлю, как убираю, как разговариваю с детьми. Она постоянно делала замечания, поучала, критиковала. Дети стали нервными — особенно Катя, которая как раз входила в сложный подростковый возраст. Андрей же будто не замечал напряжения, витавшего в воздухе. Или не хотел замечать.
Постепенно свекровь взяла бразды правления в свои руки. Теперь она решала, что готовить на ужин, когда детям делать уроки, во сколько всем ложиться спать. Андрей поддерживал все ее начинания, говорил, что мать лучше знает, как правильно. А я… я все больше чувствовала себя гостьей в собственном доме.
Апогей наступил вчера. Я вернулась с работы позже обычного — была квартальная отчетность, пришлось задержаться. Дома меня встретили недовольные лица Андрея и свекрови.
— Где тебя носит? — начал Андрей, едва я переступила порог. — Мать весь день с детьми, устала как собака, а ты прохлаждаешься неизвестно где!
— Я была на работе, ты же знаешь, — ответила я, снимая пальто. — Квартальный отчет, я предупреждала.
— Ну конечно, работа у нее! — вмешалась свекровь. — А то, что дети голодные, уроки не сделаны, в доме бардак — это все на мои плечи, да?
Я глубоко вздохнула, стараясь сохранять спокойствие.
— Елена Петровна, мы договаривались, что вы будете присматривать за Мишей после школы. Что касается Кати, она уже большая и сама может разогреть себе обед. А насчет бардака — я каждое утро убираю квартиру перед уходом.
— Вот как ты с матерью разговариваешь! — вскипел Андрей. — Никакого уважения к старшим!
— Я просто объясняю, — начала я, но он перебил:
— Ничего ты не объясняешь! Ты хамишь! Мать целый день крутится как белка в колесе, а ты еще и претензии предъявляешь!
Свекровь тем временем театрально промокнула глаза платочком.
— Я так и знала, что до добра это не доведет. Говорила тебе, Андрюша, не приживусь я тут. Не хочет меня твоя жена видеть, не хочет…
— Елена Петровна, я такого не говорила, — попыталась возразить я, но она не слушала.
— Всю жизнь для вас положила, а теперь вот как со мной… Может, мне обратно к себе уехать? Буду там одна доживать свой век…
— Никуда ты не поедешь, мама, — отрезал Андрей. — Это мы отсюда уедем.
Я опешила:
— В каком смысле — мы?
— В прямом, — он скрестил руки на груди. — Раз ты не можешь нормально относиться к моей матери, значит, нам здесь не место.
— Андрей, послушай, — я пыталась говорить спокойно, хотя внутри все кипело, — давай сядем и спокойно обсудим ситуацию. Я не против, чтобы твоя мама жила с нами, но нужно установить какие-то правила, границы…
— Какие еще границы? — возмутился он. — Ты что, собираешься матери указывать, как ей жить? В ее-то возрасте?
— Не в ее, а в нашем доме, — уточнила я. — И я прошу элементарного уважения к себе и своим детям.
— К своим? — Андрей побагровел. — А мои они, значит, не мои?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду…
— Я все прекрасно понимаю! — он повысил голос так, что с кухни выглянули испуганные дети. — Все! С меня хватит! Забирай детей и уходи, моя мама хочет тут жить одна!
Я застыла, не веря своим ушам. Он что, серьезно выгоняет нас из собственной квартиры?
— Андрей, это моя квартира, — сказала я тихо. — Она досталась мне от родителей. Если кто-то и должен уйти, то…
— Да плевать я хотел, чья это квартира! — заорал он, сметая со стола вазу с цветами. — Убирайся! И детей забирай! Хоть сегодня! Чтоб ноги вашей здесь не было!
Свекровь тем временем показательно упала в кресло, схватившись за сердце.
— Андрюша, валидол… в сумочке…
Пока Андрей искал лекарство для матери, я пошла к детям. Они сидели в своей комнате: Миша плакал, уткнувшись в плюшевого медведя, Катя обнимала брата, гладя его по голове. Ее глаза были сухими, но полными боли и недоумения.
— Мама, мы правда должны уйти? — спросила она шепотом.
Я обняла обоих.
— Нет, родные мои, никуда мы не пойдем. Это наш дом. Папа просто очень расстроен, он не подумал, что говорит. Все будет хорошо.
Но в глубине души я понимала, что ничего хорошего не будет. Ситуация зашла слишком далеко. Андрей сделал свой выбор, и этот выбор был не в пользу нашей семьи.
Вечером, когда дети уснули, я позвонила своей подруге Ирине. Она работала юристом и занималась в том числе семейным правом.
— Ириш, прости за поздний звонок, но мне очень нужен твой совет, — сказала я, выйдя на лестничную клетку, чтобы Андрей не слышал разговора.
— Что случилось? — в ее голосе слышалось беспокойство.
Я коротко рассказала ситуацию. Ирина слушала молча, лишь изредка задавая уточняющие вопросы.
— Так, — сказала она наконец. — Давай по порядку. Квартира оформлена на тебя, верно?
— Да, родители переписали ее на меня еще до моего замужества.
— Отлично. Значит, это твоя личная собственность, а не совместно нажитое имущество. Андрей не имеет на нее никаких прав, разве что право проживания как член семьи. Но это право не распространяется на его мать.
— То есть я могу законно попросить свекровь съехать?
— Не просто можешь, а имеешь полное право, — подтвердила Ирина. — Более того, если Андрей будет настаивать на том, чтобы ты с детьми ушла, это можно расценивать как попытку незаконного выселения.
— И что мне делать?
— Для начала, никуда не уходи. Это твоя квартира, ты имеешь полное право в ней находиться. Если Андрей будет угрожать или пытаться выгнать силой, звони в полицию. Я завтра приду к тебе с документами, и мы вместе подадим заявление на определение порядка пользования жилым помещением. Это на случай, если ситуация зайдет совсем далеко.
После разговора с Ириной мне стало немного легче. По крайней мере, я знала, что закон на моей стороне. Но легче было только в юридическом плане. Эмоционально я была опустошена. Как мы дошли до того, что вынуждены решать семейные проблемы через суд?
Ночь я почти не спала. Андрей тоже ворочался, но мы не разговаривали. Казалось, между нами выросла невидимая стена, и ни один из нас не знал, как ее разрушить.
Утром, едва рассвело, в дверь позвонили. Я открыла, еще не до конца проснувшись. На пороге стоял мужчина в форме.
— Здравствуйте, Анна Сергеевна? — он сверился с бумагами в руках. — Судебный пристав Краснов Игорь Викторович. У меня постановление суда об определении порядка пользования жилым помещением.
Я ничего не понимала. Какое постановление? Какой суд? Мы же только вчера с Ириной говорили об этом, и я еще ничего не подавала!
В прихожей появился заспанный Андрей.
— Что происходит? — спросил он хрипло.
Пристав повернулся к нему.
— Вы Андрей Николаевич Соколов?
— Да, — муж растерянно кивнул.
— Прошу ознакомиться с постановлением суда, — пристав протянул бумаги. — Согласно решению, вы и ваша мать, Соколова Елена Петровна, обязаны освободить жилое помещение в течение трех дней, так как оно является собственностью Анны Сергеевны Соколовой и ее несовершеннолетних детей.
Андрей выхватил бумаги и начал лихорадочно их читать. Его лицо становилось все бледнее.
— Но… но это какая-то ошибка, — пробормотал он. — Я не получал никаких уведомлений о суде… Анна, ты что, подала на меня в суд?
Я покачала головой, все еще не понимая, что происходит.
— Нет, конечно нет. Я вообще не понимаю, о чем речь.
Пристав терпеливо объяснил:
— По имеющимся у меня сведениям, исковое заявление было подано три месяца назад адвокатом Анны Сергеевны. Суд состоялся неделю назад. Вам были направлены уведомления по месту регистрации, но вы не явились. Суд рассмотрел дело в ваше отсутствие и вынес решение в пользу истца.
— Какой еще адвокат? — я была в полной растерянности. — У меня нет никакого адвоката!
В этот момент из своей комнаты вышла свекровь, закутанная в халат.
— Что за шум с утра пораньше? — проворчала она, но, увидев пристава, осеклась.
— Елена Петровна Соколова? — уточнил пристав.
Она молча кивнула.
— Вам тоже необходимо ознакомиться с постановлением, — он протянул ей еще один экземпляр бумаг.
Свекровь взяла документы и, нацепив очки, принялась читать. По мере чтения ее лицо менялось — сначала недоумение, потом шок, потом… удовлетворение?
— Что происходит, мама? — спросил Андрей, заметив эту странную метаморфозу. — Ты что-то знаешь об этом?
Елена Петровна аккуратно сложила бумаги и вернула их приставу.
— Знаю, Андрюша. Это я подала в суд.
Теперь настала очередь Андрея остолбенеть.
— Ты… что?
— Я подала в суд на твою жену, — спокойно повторила свекровь. — Только вот что-то пошло не так. Я хотела, чтобы суд признал мое право на проживание здесь, а вышло наоборот.
Я не верила своим ушам. Елена Петровна, пока жила в нашем доме, втайне от всех подала на меня в суд? И теперь удивляется, что проиграла?
— Но почему? — только и смогла выдавить я.
— Потому что эта квартира должна была достаться Андрюше, — свекровь вздернула подбородок. — Это его дядя, мой брат, помогал твоим родителям с покупкой. А они, неблагодарные, все тебе отписали. Несправедливо!
Я вспомнила, что действительно, когда родители покупали эту квартиру, им помог с первым взносом брат свекрови. Но это было почти тридцать лет назад! И они давно вернули ему долг.
— Елена Петровна, но ваш брат получил свои деньги обратно, с процентами, — сказала я. — Родители мне все рассказывали.
— Не в деньгах дело! — отмахнулась свекровь. — А в том, что без него они бы никогда не купили такую квартиру. Значит, и Андрюша имеет на нее право. А ты его лишила этого права!
— Так, стоп, — вмешался пристав. — Давайте без эмоций. Суд уже принял решение, и оно подлежит исполнению. У вас есть три дня на то, чтобы собрать вещи и покинуть помещение.
— А если мы откажемся? — хмуро спросил Андрей.
— Тогда будет принудительное выселение, — спокойно ответил пристав. — С участием полиции.
Когда пристав ушел, в квартире повисла гнетущая тишина. Андрей смотрел на мать с таким выражением, будто видел ее впервые.
— Мама, зачем ты это сделала? — спросил он наконец. — Почему не поговорила со мной?
— А что бы ты сделал? — фыркнула свекровь. — Ты же под каблуком у своей жены! Только и делаешь, что потакаешь ей во всем. Я хотела восстановить справедливость!
— Какую справедливость? — Андрей повысил голос. — Ты пыталась отсудить квартиру у моей жены и моих детей! Ты понимаешь, что натворила?
Елена Петровна не ожидала такой реакции от сына. Она растерянно заморгала, потом ее лицо исказилось от обиды.
— Значит, вот как? Предаешь родную мать ради этой… этой…
— Мама, хватит, — твердо сказал Андрей. — Я люблю тебя, но то, что ты сделала — это предательство. Не Анна предала тебя, а ты предала нас всех.
Свекровь фыркнула и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью. Мы с Андреем остались в прихожей, все еще оглушенные произошедшим.
— Анна, я… — начал Андрей, но я покачала головой.
— Не сейчас. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
День прошел в странном оцепенении. Дети ушли в школу, не подозревая о драме, разыгравшейся утром. Елена Петровна заперлась в своей комнате и не выходила даже к обеду. Андрей бродил по квартире как тень, не находя себе места.
Вечером, когда дети уснули, мы наконец сели поговорить.
— Прости меня, — начал Андрей. — Я был ослеплен чувством долга перед матерью и не видел, что она делает с нашей семьей.
— Дело не в твоей матери, — тихо сказала я. — А в тебе. Ты выбрал ее, а не нас. Ты был готов выгнать из дома собственных детей.
Андрей опустил голову.
— Я не понимаю, что на меня нашло. Правда. Как будто что-то затмило разум. Я всегда считал, что должен заботиться о матери, защищать ее. И не заметил, как она начала манипулировать мной.
— А теперь что?
— Не знаю, — честно признался он. — Я больше не хочу, чтобы мама жила с нами. Это разрушает нашу семью. Но и выгнать ее на улицу не могу.
— Никто не говорит о том, чтобы выгонять ее на улицу, — вздохнула я. — У нее есть своя квартира.
— Ей тяжело там одной.
— Значит, нужно придумать другое решение. Может быть, социальный работник? Или сиделка на несколько часов в день?
Андрей поднял на меня глаза, полные надежды и раскаяния.
— Ты правда готова искать решение? После всего, что я наговорил?
— Я не знаю, смогу ли простить тебя сразу, — честно ответила я. — Но ради детей я готова пытаться. Мы все-таки семья.
На следующий день свекровь собрала вещи и молча ушла, даже не попрощавшись. Андрей проводил ее до такси, они о чем-то долго говорили, потом обнялись. Он вернулся домой с красными глазами.
— Она вернулась к себе, — сказал он, снимая куртку. — Я договорился с соседкой, она будет заходить два раза в день. А на выходных мы с детьми будем навещать ее.
— Хорошо, — я кивнула. — Это правильное решение.
Прошло три месяца. Постепенно жизнь наладилась. Елена Петровна смирилась с тем, что живет одна, и даже нашла себе компанию — записалась в клуб по интересам при местной библиотеке. Андрей навещал ее раз в неделю, иногда брал с собой детей. Я тоже заезжала, но реже — раны еще не затянулись.
Мы с Андреем много говорили, выясняли отношения, учились заново доверять друг другу. Это было непросто, но мы оба хотели спасти нашу семью.
Однажды вечером, когда дети уже спали, Андрей сел рядом со мной на диван и взял за руку.
— Знаешь, я многое понял за это время, — сказал он тихо. — О себе, о нас, о своей матери. И главное — я понял, что семья не там, где ты родился, а там, где ты нужен и любим. Вы — моя настоящая семья. Ты и дети. И я больше никогда этого не забуду.
Я сжала его руку в ответ. Впереди у нас было еще много работы, но в тот момент я почувствовала, что мы справимся. Что наша любовь сильнее обид и разногласий. Что дом — это не просто стены и крыша, а люди, которые готовы бороться за свое счастье, несмотря ни на что.
