«Пока ты в роддоме, а Николай в командировке, мы с Иваном Семёновичем решили перепланировку у вашей квартире сделать. Детскую к нашей спальне присоединим, а вы с малышом в гостиной разместитесь. Сделаем из нашей трёхкомнатной квартиры двухкомнатную, но с большими комнатами. Мы уже всё обдумали и решили, что так будет лучше», — сообщила бодрым голосом Галина Петровна, свекровь, по телефону.
Юля молчала. Вернее, не молчала — она мысленно орала, визжала, метала тапки, стулья и кастрюли. Ей такой расклад совершенно не нравился. Ведь ей через несколько дней выписываться, а тут ещё и муж в срочной командировке, а свёкры так не вовремя хотят нечто непонятное из уютной и обжитой квартиры делать.
Наружу у Юли вырвался только тяжёлый, многострадальный вздох, напоминающий одышку. «Ну да», — пробормотала она. «Счастливо вам. Вы меня очень приободрили своей новостью. Я просто в восторге».
Галина Петровна не заметила сарказма или сделала вид, что не заметила, но коротко сказала: «Спасибо, доченька. Мы тут всё на благо семьи делаем, ради удобства», — пропела она, совершенно не замечая, что трубку уже положили.
Юля тупо уставилась в белоснежный потолок палаты. Рядом сладко посапывал во сне её сын. Однако успокоиться Юля уже не могла — её действительно взбесила её свекровь. Немного подумав, она снова взяла телефон и написала короткое сообщение мужу:
«Коля, твоя мать с отцом решили снести детскую. Говорят, им спальню расширять нужно, а мы с тобой и малышом будем жить в гостиной, видимо на диване, без перегородок и без нашего согласия. Наслаждайся командировкой пока».
Сообщение было отправлено, а Юля приложила руку ко лбу — не от температуры, от эмоций.
В тот же вечер в квартире по улице Темерязева, дом 18, происходили чудеса архитектурной мысли. Иван Семёнович, муж Галины Петровны, ходил по квартире в трусах и тапках, с перфоратором в руках, громко пукнул и философски заметил: «Ну, теперь, когда перегородку снесём, просторнее станет».
«А я тебе говорила, говорила!» — у Галины Петровны радостно блестели глаза. «Представляешь, теперь влезет в шкаф-купе, кресло, а может, даже и беговая дорожка всё встанет. Я всегда мечтала делать зарядку с видом на окно».
«А малыш-то где будет?» — попытался промычать Иван Семёнович, видимо вспомнив про остаток своей совести.
«В гостиной! Им там будет светло, уютно. Там даже телевизор есть. Места им будет достаточно, они же молодые. Вот пусть там и ютятся, а у нас будет не уголок, а целый угол спокойствия!»
«Вообще-то у них ребёнок, твой внук», — неуверенно пробормотал Иван Семёнович.
«Да ладно! Мы же им и так помогли. Они у нас живут, на съёмное жильё деньги не тратят. Они же вообще-то должны быть благодарны. Или нет? И потом, Коля мне сам говорил, что хочет сделать перепланировку».
«Он-то говорил, что хочет перенести гардероб, но не спальню».
«Да какая разница! Главное — хотеть. И пока он только хочет, а мы уже сделали. Так сказать, облегчили им жизнь».
А Коля тем временем находился в гостинице. После восьми совещаний, лютого мозгового штурма, десяти чашек кофе и одного долгого и бессмысленного диалога с менеджером, он лёг на кровать и открыл телефон. На экране мигало входящее сообщение от жены. Он прочитал, потом ещё раз перечитал, а потом, через силу поднялся, включил лампу и, прочитав это сообщение в третий раз, он позвонил матери.
Через пару гудков она взяла трубку: «Коля, сыночек! Ну как дела? Как ты там, мой мальчик?»
«Мама», — сказал он с каменным лицом. «Это, конечно, я. А кто бы ещё?»
«Вот, сыночек, я так рада! А мы тут с отцом в вашей квартире порядок навели. Перепланировку хотим сделать. Очень удобно будет, уютно, дышать станет легче».
«Мама, да не торопорь ты! Какая перепланировка?»
«Ну как же! Мы решили, что вам будет лучше в гостиной жить, а детскую к нашей спальне пристроили. Теперь у нас будет не комната, а просто люкс!»
Наступило молчание. «Ну, Коля, ты чего? Тебе что, такая идея не нравится, сынок?»
«Мама, ты… вы…» — он впервые за 32 года почувствовал, что у него в голове нету слов. Одни междометия, и они опережали мысли, никак не складываясь в связные фразы.
«Ты не переживай, сынок, не переживай. Мы всё по уму сделаем. Вон, папка уже стену сносит, а через 3 дня мебель привезут. Будет у нас с отцом уголок отдыха. А ещё я массажное кресло заказала, знаешь, японское, такое, с роликами…»
«Мама, я тебе так скажу…» — голос сына стал ниже, и в нём послышалось крайнее возмущение. «Я против любых перепланировок!»
«Сыночек, ну ты чего? Я же тебе говорил, что ничего менять нельзя без моего разрешения!»
«Мама, да ты, наверное, забыл. Ты же сам говорил, когда-то, что хочешь…»
«Мама!» — взревел Коля так, что даже у его отца перфоратор в руке дрогнул. «Если я приеду, и там хоть один кирпич не на месте, я вам с отцом сделаю… закачу грандиозный скандал!»
Галина Петровна от неожиданности ахнула: «Ты чего это на мать орёшь?»
«Я не ору! Я просто поражён. Это же надо было такое придумать, учудить! Вы в своём уме? У меня жена совсем недавно родила, ребёнок, у нас… им нужна детская, но никак не твоя беговая дорожка!»
«Но мы же думали, что…»
«Вот именно, что ничего вы не думали! А надо было не думать, а спрашивать!»
Галина Петровна молчала. Иван Семёнович, понимая, что дела не будет, отложил свой перфоратор и открыл пивко — без звука, но с пафосом. Он знал, что сегодня вечер будет долгий. Супруга наверняка вынесет ему весь мозг. Ведь он тоже был против этой затеи с удалением стен. А уж в каком восторге были бы соседи — об этом он вообще даже думать не хотел.
Уже на следующее утро Коля, отпросившись с работы под предлогом чрезвычайной ситуации дома, стоял на пороге своей собственной квартиры с чемоданом в руке. Он влетел домой как торнадо и первым делом увидел беговую дорожку в детской.
«Отлично. Вообще прекрасно», — пробормотал он. «А где будет жить мой сын? В гостиной?»
«Я же говорила! Кстати, мы к Юле приходили, но малыш спал. Это так мило», — сказала Галина Петровна, изо всех сил стараясь сменить тему. Она хотела обнять сына, но боялась. Впервые в жизни она видела его таким злым.
«Мама…» — Коля повернулся к ней. Его глаза просто горели. «Ты знаешь, а… наверное, собирай вещи».
«Ты чего, сынок?»
«Да, мама. Да, ты и папа завтра переезжаете на дачу. Уже тепло, и жить там уже можно до глубокой осени. Но никаких ‘но’. С завтрашнего дня мы с Юлей и ребёнком живём в нормальной квартире, с нормальной детской, а не в спортзале!»
«Сыночек, ну ты же всегда говорил, что мы одна семья!»
«Ну да, конечно, семья. Но не бригада по перепланировке квартир! Вы же без разрешения хотите стены ломать, ставите всяческие тренажёры, решаете, кто где и как жить будет. Так вот, теперь у вас будет свой дом — дача. Живите лучше там. Хотите бегать — бегайте, да чего хотите, то и делайте. Хотите стены крушить — вперёд! Но только не в этой квартире».
Иван Семёнович уже с утра, допивая пиво, философски заметил: «А я тебе говорил, Галя, зря ты всё это. А ты меня ещё и погнала перфоратор в аренду брать. Собирайся, дорогая, поехали на дачу».
И к вечеру они всё-таки уехали. Ну, испугались они грозных взглядов сына в свою сторону.
Коля встречал из роддома жену один, с огромным букетом цветов. На такси он сделал жене сюрприз. Юля с малышом вернулись домой.
«Ты не представляешь, как я рада видеть целой нашу детскую», — улыбнулась она.
«Да, представляю. Я представляю», — вздохнул Коля. Ведь ради этого он окончательно поссорился с родителями. Они спорили и ругались до 3 ночи.
«И как там твои родители? Как твоя мама? Сильно обижается?»
«Мама просто в шоке. До сих пор не верит, что я на неё накричал. Говорит, что я, когда связался с тобой, стал грубым и жестоким».
«Но ты же её предупредил насчёт перепланировки?»
«Ну да, предупреждал. А теперь она каждый день присылает фото кресла и беговой дорожки, стоящих теперь на даче, куда они с отцом уехали до осени. Говорит, что я их туда в ссылку отправил. Но ничего, ничего. Пусть лучше там, на природе, по утрам бегают, снимают стресс».
«Ну ничего, Коля, всё будет нормально. Полезно иногда родителям напомнить, кто в доме хозяин». Юля улыбнулась.
Они с мужем переглянулись и оба рассмеялись. А их малыш мирно сопел в своей кроватке — в настоящей детской, которая выстояла. И ему было хорошо и спокойно. Может…
