Звонок раздался в половине седьмого утра. Лера потянулась к телефону, не глядя на экран, думая, что это будильник. Но голос мужа заставил резко проснуться.
— Мама в больнице, — сказал Максим, и в его голосе слышалась паника. — Инсульт. Нужно срочно ехать.
Лера села на кровати, пытаясь осмыслить услышанное. Галина Петровна всегда казалась железной женщиной, которая переживет всех вокруг. А тут такое. Руки сами потянулись к одежде, мысли путались, но одно было ясно — нужно действовать.
В больнице врач говорил сухо и по делу. Ишемический инсульт, левая сторона поражена, речь нарушена. Восстановление возможно, но потребуется долгий уход и реабилитация. Лера слушала, записывала в блокнот рекомендации, задавала вопросы о лечении. Максим стоял рядом, бледный, растерянный.
— Кто будет с мамой? — спросил врач. — Круглосуточный уход необходим первые месяцы.
Лера взглянула на мужа. Максим работал на заводе, смены по двенадцать часов, отпросится не получится. Младший сын Андрей жил в другом городе, приезжал раз в полгода. Старший, Игорь, вообще не общался с матерью уже три года после развода с первой женой.
— Я буду, — сказала Лера, не раздумывая.
Домой Галину Петровну выписали через неделю. Лера превратила гостиную в больничную палату. Функциональная кровать, прикроватный столик, судно, памперсы — все необходимое для лежачего больного. Работу в страховой компании пришлось оставить. Начальник не скрывал недовольства, но что еще оставалось делать?
Дни слились в бесконечную череду процедур. Утром — измерение давления, выдача лекарств строго по времени. Завтрак перетертый блендером, потому что глотать твердую пищу Галина Петровна не могла. Переворачивание каждые два часа, чтобы не образовались пролежни. Массаж, гимнастика для парализованной руки, уговоры произнести хотя бы слово.
— Ма-ма, — повторяла Лера, держа свекровь за здоровую руку. — Скажи ма-ма.
Галина Петровна смотрела в потолок, будто не слышала. Иногда казалось, что понимает, но не хочет отвечать. Лера продолжала заниматься, веря, что терпение даст результат.
Через месяц свекровь начала говорить отдельные слова. Невнятно, с трудом, но все же. Лера радовалась каждому звуку, записывала прогресс в тетрадь, которую вела по рекомендации врача. Логопед приходил два раза в неделю, но основную работу делала Лера — повторяла упражнения, заставляла читать по слогам детские книжки.
Физически восстановление шло медленнее. Левая рука практически не двигалась, ходить Галина Петровна могла только с опорой. Лера водила свекровь в туалет, помогала мыться, одеваться. Интимные процедуры давались особенно тяжело — гордая женщина не могла смириться с беспомощностью.
— Зачем ты меня мучаешь? — хрипло спросила Галина Петровна однажды, когда Лера меняла постельное белье.
— Не мучаю, лечу, — ответила Лера, разглаживая простыню. — Врач сказал, движение необходимо.
— Врач… — свекровь поморщилась. — Молодой совсем. Что он понимает?
Лера не стала спорить. Галина Петровна всегда была сложным человеком, а болезнь характер не улучшила. Приходилось терпеть капризы, резкие слова, недовольство всем подряд. Еда не та, лекарства горькие, подушка неудобная. Лера меняла, переделывала, подстраивалась под настроение.
К концу второго месяца свекровь встала на ноги. Ходила медленно, опираясь на трость, но самостоятельно. Могла сама есть, хотя левой рукой пользовалась с трудом. Речь восстановилась почти полностью, если не считать легкой невнятности.
— Как дела? — спросил Максим, вернувшись с работы.
— Лучше, — ответила Лера, убирая тарелки после ужина. — Сегодня прошла до кухни без трости.
— Слава богу, — вздохнул муж. — Может, скоро все наладится.
Лера кивнула, но в душе сомневалась. Восстановление затягивалось, а Галина Петровна становилась все более требовательной. Каждый день приносил новые капризы и претензии.
— Суп пересоленный, — заявила свекровь за обедом. — Совсем есть нельзя.
Лера попробовала — соли было в самый раз. Но молчала, относила тарелку на кухню, готовила заново. Так проще, чем спорить. Галина Петровна критиковала все — готовку, уборку, лекарства, даже то, как Лера расправляла постель.
— Простыни неровно заправлены, — говорила свекровь. — Складки мешают лежать.
— Подушка слишком высокая.
— Окно не в ту сторону открыла, сквозняк.
Лера переделывала, исправляла, соглашалась. Понимала, что болезнь сделала Галину Петровну беспомощной, а критика — способ сохранить хоть какой-то контроль над ситуацией. Терпеть было трудно, но выбора не было.
Хуже всего стало, когда свекровь начала сравнивать Леру с Викой — первой женой старшего сына. Игорь развелся с Викой три года назад, но Галина Петровна до сих пор считала бывшую невестку идеалом.
— А вот Вика всегда котлеты делала сочными, — говорила свекровь, ковыряя вилкой в тарелке. — Не сухими, как у тебя.
Лера сжала губы. Котлеты были обычными, никто никогда не жаловался. Но промолчала, убрала тарелку. Завтра приготовит по-другому.
— Вика умела делать массаж правильно, — продолжала Галина Петровна, когда Лера разминала парализованную руку. — У тебя руки жесткие, неприятно.
— Я стараюсь, — тихо сказала Лера.
— Старание — это хорошо, но умение важнее.
Каждый день приносил новые сравнения. Вика лучше убирала, Вика красивее одевалась, Вика умнее говорила. Лера слушала молча, продолжая ухаживать, готовить, возить по врачам. Силы кончались, но останавливаться было нельзя.
— Почему ты не отвечаешь, когда мама тебя хвалит? — спросил Максим однажды вечером.
— Хвалит? — Лера не поняла. — Когда?
— Ну, говорит, что Вика была бы хуже.
— Максим, — Лера устало посмотрела на мужа. — Галина Петровна постоянно говорит, что Вика делала бы лучше. Каждый день.
— Может, тебе показалось? — муж пожал плечами. — Мама благодарна, просто не умеет выражать.
Лера не стала спорить. Максим работал целый день, приходил домой усталый. Слышал только отрывки разговоров, не понимал, каково находиться под постоянной критикой. Легче было промолчать.
К четвертому месяцу ухода Лера похудела на десять килограммов. Спала по четыре часа в сутки, потому что Галина Петровна часто просыпалась ночью, требовала воды, лекарств, помощи в туалет. Друзья перестали звонить — на встречи времени не было, разговоры сводились к жалобам на усталость.
— Может, наймем сиделку хотя бы на выходные? — предложил Максим.
— На какие деньги? — Лера массировала виски, голова болела уже третий день подряд. — Сиделки берут пятьдесят тысяч в месяц. У нас только твоя зарплата.
— Ну и что делать?
— Не знаю.
Лера действительно не знала. Бросить свекровь было невозможно — Максим не простил бы, да и совесть не позволила. Но продолжать в том же духе означало окончательно потерять себя. Работы не было уже полгода, сбережения закончились, социальные связи разрушились.
— А может, Игорь поможет? — осторожно предложила Лера.
— Игорь не общается с мамой. Сам знаешь.
— Но это же его мать.
— Попробуй поговорить с ним.
Лера позвонила Игорю на следующий день. Разговор был коротким и болезненным.
— Я не буду помогать, — сказал Игорь. — Мама сама выбрала, с кем общаться, а с кем нет.
— Но Игорь, — Лера попыталась найти нужные слова. — Галина Петровна больна, нужна помощь.
— Пусть Максим справляется. Или Вика. Мама же считает, что Вика лучше всех.
— Вика больше не семья.
— А я, получается, семья? — в голосе Игоря слышалась обида. — Когда я развелся, мама встала на сторону Вики. Говорила, что я негодяй, что довел хорошую женщину. Теперь пусть Вика ухаживает.
Трубка замолчала. Лера поняла, что помощи ждать неоткуда. Максим работал, Андрей жил далеко, Игорь обижен. Вся тяжесть ложилась на нее одну.
— Кто звонил? — спросила Галина Петровна.
— Игорь. Спрашивал, как дела.
— Врет. Игорь не позвонил бы. Наверное, ты сама звонила, просила помочь.
Лера промолчала. Спорить было бесполезно.
— Зря стараешься, — продолжала свекровь. — Игорь не простит. А если бы Вика попросила, он бы сразу приехал.
— Может, и так.
— Вика умела с людьми общаться. Не как ты.
Лера вышла на кухню, чтобы не наговорить лишнего. Руки дрожали от усталости и злости. Полгода самоотверженного ухода, а в ответ только критика и сравнения с женщиной, которая даже не была родственницей.
Вечером Максим нашел Леру на балконе. Сидела на стуле, смотрела в никуда.
— Что случилось? — спросил муж.
— Устала, — коротко ответила Лера.
— Мама снова что-то сказала?
— Как обычно.
— Не обращай внимания. Болезнь влияет на характер.
— Максим, — Лера повернулась к мужу. — Твоя мать не больна характером. Галина Петровна прекрасно понимает, что говорит.
— Не преувеличивай.
— Я не преувеличиваю. Полгода слушаю, какая Вика замечательная, а я никудышная. Каждый день.
— Может, мама хочет, чтобы ты лучше старалась?
Лера внимательно посмотрела на мужа. Максим искренне не понимал, в чем проблема. Для него было естественно, что жена ухаживает за свекровью. Что терпит капризы, критику, неблагодарность. Что жертвует работой, здоровьем, нервами ради семьи.
— Я стараюсь изо всех сил, — сказала Лера. — Но этого недостаточно.
— Недостаточно для чего?
— Для элементарного уважения.
Максим пожал плечами, будто не понимал, о чем речь. Поцеловал жену в макушку, пошел в дом. Лера осталась на балконе, глядя на летний вечер. Где-то внизу смеялись дети, шумели машины, жила обычная жизнь. А здесь, в четырех стенах, время остановилось. Бесконечный круг процедур, капризов, недовольства. И никакой благодарности.
Утром Галина Петровна проснулась в плохом настроении. Завтрак был невкусным, лекарства горькими, погода отвратительной. Лера молча выслушивала претензии, убирала, готовила заново. Привычка терпеть въелась в кожу.
— А вот Вика никогда не подавала остывшую кашу, — сказала свекровь, отодвигая тарелку.
— Каша горячая, — тихо возразила Лера.
— Для тебя, может, и горячая. А для больного человека — холодная.
Лера взяла тарелку, понесла разогревать. В кухне остановилась, опустила руки. Больше не могла. Полгода унижений, полгода жертв, которые никто не замечал. Полгода сравнений с женщиной, которая даже не была родственницей.
Вернулась в комнату с горячей кашей. Галина Петровна уже забыла о своей претензии, рассматривала фотографии на тумбочке.
— Вот это Вика с Игорем на свадьбе, — показала свекровь на снимок. — Какая красивая пара была. Жаль, что развелись.
— Жаль, — согласилась Лера.
— Если бы Вика была здесь, она бы лучше ухаживала. Понимала бы, что нужно больному человеку.
Что-то щелкнуло в голове Леры. Терпение кончилось. Поставила тарелку с кашей на стол, выпрямилась, посмотрела на свекровь.
— Вика была бы лучше? — спросила Лера, и в голосе прозвучали незнакомые нотки.
— Конечно. Вика внимательная, заботливая…
— Тогда зачем вам я?
Галина Петровна удивленно посмотрела на невестку. Лера стояла прямо, руки сжаты в кулаки, глаза горели.
— Что ты хочешь сказать? — спросила свекровь.
— Я хочу сказать, что полгода выслушиваю, какая Вика замечательная. Полгода слышу, что делаю все не так. Полгода жертвую своей жизнью, а в ответ получаю только критику.
— Ты преувеличиваешь…
— Не преувеличиваю. Я бросила работу, забыла о друзьях, не сплю ночами. Готовлю, убираю, вожу по врачам, терплю капризы. А вы только и делаете, что сравниваете меня с Викой.
Галина Петровна открыла рот, но Лера не дала ей заговорить.
— Знаете что, Галина Петровна? Если Вика такая замечательная, пусть она и ухаживает. А я больше не буду бесплатной сиделкой.
— Как ты смеешь! — возмутилась свекровь. — Неблагодарная! Я тебя воспитывала, как дочь!
— Воспитывали? — Лера горько усмехнулась. — Полгода только и слышу, что я никудышная. Это воспитание?
— Я хотела, чтобы ты стала лучше!
— Лучше чем? Лучше Вики? Так пусть Вика и ухаживает. А я закончила.
Лера повернулась и вышла из комнаты, не глядя на ошеломленную свекровь. Галина Петровна растерянно смотрела в пустой проем двери, не веря происходящему. Полгода покорного терпения, а тут такой взрыв.
За следующие недели состояние свекрови заметно улучшилось. Лера продолжала выполнять необходимые процедуры, но уже без прежнего энтузиазма. Галина Петровна начала самостоятельно ходить в туалет, могла есть без посторонней помощи, даже готовить простые блюда. Врач на плановом осмотре констатировал значительный прогресс.
— Восстановление идет быстрее, чем ожидалось, — сказал доктор. — Через месяц-два можно будет обходиться без постоянного ухода.
Лера кивнула, записывая рекомендации в тетрадь. Полгода труда наконец приносили результат. Галина Петровна возвращалась к нормальной жизни. Казалось бы, пора радоваться, но благодарности по-прежнему не было.
— Каша слишком жидкая, — заявила свекровь за завтраком. — Вика всегда делала гуще.
— Сделаю гуще, — коротко ответила Лера.
— И сахара мало. Вика знала, что я люблю сладкое.
— Добавлю сахара.
— Не нужно со мной соглашаться из вежливости. Вика была искренней, говорила правду.
Лера сжала челюсти, но промолчала. Даже после взрыва две недели назад Галина Петровна не изменила тон. Критиковала, сравнивала, недовольствовала. Будто ничего не произошло.
К концу седьмого месяца свекровь уже могла оставаться дома одна. Лера осторожно начала искать работу, подавать резюме. Деньги кончились, жить на одну зарплату мужа становилось невозможно. Но каждый раз, когда Лера собиралась на собеседование, Галина Петровна вдруг плохо себя чувствовала.
— Голова кружится, — жаловалась свекровь. — Не могу одна остаться.
— Давление нормальное, — Лера проверила тонометром. — Может, прогуляемся?
— Гулять не хочу. Лучше дома посидим.
— Галина Петровна, мне нужно на собеседование.
— Собеседование? — свекровь удивленно посмотрела на невестку. — Зачем тебе работа? Дома дел полно.
— Нужны деньги.
— Максим зарабатывает.
— Максим один не справляется. Кредиты, коммунальные, продукты — все подорожало.
— Вика не работала. Игорь содержал семью.
— Вика — это Вика. А я — это я.
— Вот именно. Вика понимала, что женщина должна быть дома.
Лера вздохнула, отложила сумку. Собеседование пришлось отменить. Галина Петровна довольно улыбнулась, устроилась поудобнее на диване. Весь день жаловалась на плохое самочувствие, но к вечеру чувствовала себя прекрасно.
— Как мама? — спросил Максим, вернувшись с работы.
— Лучше, — ответила Лера. — Целый день дома была.
— Молодец. Видишь, как важно, что ты рядом.
— Мне нужна работа, Максим.
— Найдешь потом. Сейчас мама важнее.
— Мама поправилась. Врач сказал, что постоянный уход больше не нужен.
— Врач не знает маму, как мы. Ей нужна поддержка.
— Какая поддержка? Галина Петровна прекрасно справляется сама.
— Не преувеличивай. Болезнь серьезная.
— Была серьезная. Семь месяцев назад.
Максим пожал плечами, будто не понимал, к чему ведет разговор. Для него было естественно, что жена сидит дома, ухаживает за матерью. Что жертвует карьерой ради семьи. Что терпит капризы и неблагодарность.
На следующий день Лера снова попыталась устроиться на работу. Нашла вакансию в небольшой фирме, недалеко от дома. Зарплата скромная, но лучше, чем ничего. Собеседование назначили на вторник.
— Куда собираешься? — спросила Галина Петровна, увидев Леру в деловом костюме.
— На работу. Собеседование.
— А как же я? Одна дома останусь?
— Галина Петровна, вы прекрасно справляетесь сами. Врач подтвердил.
— Врач не живет со мной каждый день. Не знает, как мне тяжело.
— Телефон будет рядом. Если что-то случится, позвоните.
— Телефон — не помощь. Нужен живой человек.
— Живой человек — это хорошо. Но живой человек тоже должен жить.
Лера взяла сумку, направилась к двери. Галина Петровна встала, пошла следом.
— Не уходи, — попросила свекровь. — Мне плохо.
— Что болит?
— Сердце. Голова. Все болит.
— Давление проверим.
— Не в давлении дело. Мне страшно одной.
— Страшно чего?
— Вдруг снова инсульт случится? Кто поможет?
— Инсульт не случится. Лекарства принимаете, диету соблюдаете.
— Откуда знаешь? Ты же не врач.
— Врач сказал, что опасность миновала.
— Врач может ошибаться.
Лера остановилась у двери, посмотрела на свекровь. Галина Петровна стояла прямо, лицо нормального цвета, дыхание ровное. Никаких признаков плохого самочувствия.
— Вы симулируете, — сказала Лера.
— Что?! — возмутилась свекровь. — Как ты смеешь!
— Смею. Потому что вижу. Когда нужно меня задержать, у вас болит голова. Когда дома скучно, болит сердце. Когда не нравится еда, болит живот.
— Неправда!
— Правда. Семь месяцев наблюдаю.
— Ты бессердечная. Больного человека обвиняешь в симуляции.
— Больного не обвиняю. А здорового — да.
Лера вышла из дома, оставив свекровь одну. Впервые за долгое время не поддалась на манипуляции. Собеседование прошло успешно, на работу взяли. Начать предложили через неделю.
Домой Лера вернулась в приподнятом настроении. Наконец-то появилась возможность вернуться к нормальной жизни. Заработать деньги, восстановить самооценку, пообщаться с людьми.
— Как дела? — спросила Галина Петровна, встречая невестку в прихожей.
— Хорошо. Меня взяли.
— Взяли? Куда?
— На работу. Начинаю в понедельник.
— А как же я?
— Как — как? Будете жить обычной жизнью.
— Какой обычной? Я больной человек.
— Были больным. Теперь здоровы.
— Не здорова. Мне нужен уход.
— Уход нужен был полгода назад. Сейчас нужна самостоятельность.
Галина Петровна насупилась, прошла в комнату. Вечером жаловалась Максиму на бессердечность невестки. Рассказывала, что Лера бросила больную женщину ради работы. Что не понимает, как тяжело жить после инсульта.
— Может, действительно рано на работу? — спросил Максим жену.
— Не рано. Галина Петровна полностью восстановилась.
— Но она говорит, что плохо себя чувствует.
— Чувствует себя прекрасно. Просто не хочет отпускать.
— Отпускать? Куда?
— К нормальной жизни. Удобно иметь бесплатную прислугу.
— Лера, ты слишком резко говоришь.
— Говорю то, что думаю. Семь месяцев молчала.
— Мама благодарна за уход.
— Максим, — Лера устало посмотрела на мужа. — Твоя мать ни разу не сказала спасибо. Ни разу не признала, что я помогла. Только критиковала и сравнивала с Викой.
— Может, она не умеет выражать благодарность?
— Умеет. Просто не считает нужным.
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь. Просто не хочешь признавать.
В понедельник Лера вышла на работу. Галина Петровна устроила сцену, жаловалась на плохое самочувствие, просила остаться. Но Лера была непреклонна. Семь месяцев жертв хватило.
Рабочий день пролетел незаметно. Новые люди, интересные задачи, возможность почувствовать себя нужной. Лера поняла, как скучала по нормальному человеческому общению. Коллеги были доброжелательными, начальник адекватным.
Домой вернулась в хорошем настроении. Галина Петровна встретила недовольным лицом.
— Как дела? — спросила Лера.
— Плохо. Весь день одна сидела.
— Что делали?
— Лежала. Голова болела.
— Таблетку выпили?
— Выпила. Не помогло.
— Может, к врачу?
— Зачем? Врач не поможет. Мне нужен постоянный уход.
— Постоянный уход больше не нужен.
— Откуда знаешь?
— Врач сказал.
— Врач не живет со мной. Не знает, как мне тяжело.
— Вика бы знала? — неожиданно спросила Лера.
— Конечно. Вика внимательная, заботливая. Понимала бы, что больному человеку нужна поддержка.
— Понятно.
Лера прошла в спальню, достала из шкафа сумку. Начала складывать вещи. Галина Петровна зашла следом, удивленно смотрела на сборы.
— Что делаешь? — спросила свекровь.
— Собираюсь.
— Куда?
— К маме. Пожить некоторое время.
— Почему?
— Потому что устала.
— От чего устала?
— От неблагодарности. От постоянной критики. От сравнений с Викой.
— Я не критикую. Просто хочу, чтобы было лучше.
— Лучше не будет. Потому что для вас лучше — это Вика.
— Вика тут ни при чем.
— При чем. Семь месяцев слушаю, какая Вика замечательная. Какая заботливая, внимательная, умная. Как она лучше готовит, убирает, ухаживает.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Обидели. Сильно обидели.
— Прости.
— Поздно просить прощения. Семь месяцев было время подумать.
Лера закрыла сумку, повернулась к свекрови.
— Знаете что, Галина Петровна? Раз Вика такая идеальная, пусть она и ухаживает. Звоните, просите. Может, согласится.
— Вика не приедет.
— Почему? Она же замечательная.
— Вика не родственница.
— А я родственница? Семь месяцев чувствую себя наемной сиделкой.
— Ты невестка. Это твоя обязанность.
— Обязанность — помогать. Но не терпеть хамство.
— Какое хамство?
— Постоянные сравнения с другой женщиной. Критику каждого действия. Неблагодарность.
— Я благодарна…
— Неправда. Ни разу не сказали спасибо. Ни разу не признали, что помогла.
— Спасибо, — тихо сказала Галина Петровна.
— Поздно. Семь месяцев было время сказать искренне.
Лера взяла сумку, направилась к двери. В прихожей встретила Максима.
— Куда собираешься? — спросил муж.
— К маме.
— Зачем?
— Подумать.
— О чем думать?
— О том, стоит ли жить в доме, где тебя не уважают.
— Лера, не преувеличивай.
— Не преувеличиваю. Спроси у мамы, что она думает обо мне.
— Мама тебя любит.
— Любит? Или терпит?
— Не понимаю разницы.
— Вот в этом и проблема. Не понимаешь.
Лера вышла из дома, оставив мужа наедине с матерью. Впервые за семь месяцев не уступила, не подчинилась, не промолчала. Впервые поставила себя на первое место.
На следующий день Максим позвонил на работу.
— Мама плохо себя чувствует, — сказал муж. — Не можешь прийти?
— Не могу. Работаю.
— Лера, она действительно больна.
— Вызови скорую.
— Не настолько больна. Просто нужна поддержка.
— Поддержку может дать Вика.
— Какая Вика?
— Та самая, которую твоя мать семь месяцев ставила мне в пример.
— Но Вика не семья.
— А я семья? После семи месяцев унижений?
— Лера, не будь такой жестокой.
— Жестокой? Это жестоко — требовать благодарности за самоотверженный труд?
— Мама благодарна. Просто не умеет показать.
— Умеет. Показывала Вике. Пусть теперь Вике и показывает.
Лера повесила трубку. Вечером не пошла домой, осталась у матери. Рассказала всю историю, выплакалась. Мать слушала, гладила по голове, говорила правильные слова.
— Правильно сделала, — сказала мать. — Нельзя позволять так с собой обращаться.
— Но она больна…
— Была больна. Теперь здорова и манипулирует.
— Максим не понимает.
— Максим маменькин сынок. Для него мама всегда права.
— Что делать?
— Жить своей жизнью. Работать, радоваться, не жертвовать собой понапрасну.
— А если не простят?
— Не простят — их потеря. Ты хорошая женщина, заслуживаешь лучшего.
Через неделю Галина Петровна позвонила сама.
— Лера, — голос звучал смущенно. — Можем поговорить?
— Можем.
— Приедешь?
— Нет. Говорите по телефону.
— Я… Я хотела извиниться.
— За что конкретно?
— За сравнения с Викой. За критику. За неблагодарность.
— Принимаю извинения.
— Вернешься?
— Нет.
— Почему?
— Потому что не верю в искренность.
— Я искренне раскаиваюсь.
— Семь месяцев было время раскаяться. Не раскаялись.
— Лера, я понимаю, что была не права…
— Понимаете сейчас. Когда остались без бесплатной прислуги.
— Не говори так жестоко.
— Говорю правду. Когда я была нужна, вы меня унижали. Теперь, когда ушла, вспомнили о вежливости.
— Что нужно сделать, чтобы ты простила?
— Ничего. Уже поздно.
— Но я же мать Максима…
— И что? Это дает право унижать невестку?
— Нет, конечно…
— Вот и поговорили.
Лера повесила трубку, чувствуя странное облегчение. Семь месяцев терпения и унижений остались в прошлом. Впереди была новая жизнь — своя, не жертвенная, не посвященная неблагодарным людям.
Работа приносила удовольствие, зарплата позволяла снимать небольшую квартиру. Лера постепенно восстанавливала социальные связи, встречалась с друзьями, читала книги. Жизнь налаживалась.
Максим приезжал уговаривать вернуться. Обещал, что мать изменится, что больше не будет сравнений и критики. Но Лера знала цену этим обещаниям. Галина Петровна не изменится, потому что не считает себя виноватой.
— Мама старается, — говорил Максим. — Больше не жалуется.
— Потому что некому жаловаться.
— Лера, дай ей шанс.
— Давала семь месяцев. Хватит.
— Но она же семья…
— Семья — это те, кто уважает и ценит. А не те, кто связан кровью.
Через месяц Лера узнала, что Максим нанял сиделку. Платную. Галина Петровна была недовольна — чужая женщина не понимала привычек, готовила не так, убирала не там. Но выбора не было.
— Видишь, — сказала мать Леры. — Когда приходится платить деньги, сразу находят способ обходиться.
— Я не радуюсь, — ответила Лера. — Просто больше не позволю использовать себя.
— Правильно. Жертвенность должна быть взаимной.
— Или хотя бы признанной.
— Хотя бы.
Лера продолжала жить отдельно, работать, строить новые отношения. Иногда думала о Максиме, но без сожаления. Муж сделал выбор в пользу матери, не сумел защитить жену. Теперь пусть живет с последствиями.
А Лера училась жить для себя. Впервые за долгое время не оглядывалась на чужие потребности, не жертвовала собой ради неблагодарных людей. И понимала, что это правильно. Потому что тот, кто не умеет ценить жертвы, не заслуживает их вообще.
