— Твоя жена — ужасна хамка. У нее одна цель — изолировать тебя от семьи, подмять под себя. Я же все вижу! С ней даже поговорить невозможно. Я чувствую себя здесь лишней. Вот прямо телом ощущаю, как мне тут не рады. Марина меня игнорирует, внучка грубит. А ты… — она сделала театральную паузу, — ты сидишь и молчишь. Разве я заслужила такое отношение?
***
Марина жила с мужем уже порядка двенадцати лет. И только три года назад они смогли позволить себе купить дачу. Тихий район, много насаждений, прохладный влажный воздух и пруд в шаговой доступности — все было просто идеально. Андрей, муж Марины, предложил купить старенький домик и переделать его под себя. Потому что строительство заняло бы много времени и денег. Марина согласилась, и они сделали так, как предложил Андрей.
Их десятилетняя дочь Алиса была в восторге. Родители купили ей большой каркасный бассейн и поставили прямо во дворе. Пока они возились с ремонтом, Алиса плескалась в прохладной воде и визжала от удовольствия. А вечером они вместе жарили мясо на мангале, готовили овощи, играли в настольные игры и обсуждали дальнейшие планы по реставрации дома.
Все было чудесно, пока не произошел один казус. Однажды Андрей уехал в строительный магазин, а Марина и Алиса остались вдвоем. Они как раз начали готовить обед. А через два часа Андрей вернулся, только не один.
— Мам, заходи, — бодро сказал он, открывая калитку.
Марина, как стояла с ножом в руке, так с ним и застыла. Перед ней стояла свекровь Зинаида Петровна. Та самая, которая уже много лет говорила, что Марина «перекормила мужа свободой», «воспитывает дочку без должной строгости» и «сама не умеет ничего, кроме как делать красивые ногти и варить макароны».
— Мы с мамой тут подумали, — начал Андрей, снимая с плеч сумку, — пусть она пару дней побудет с нами. Ей нужно отдохнуть. Ты знаешь, как она любит внучку.
— Ясно, проходите, — только и сказала Марина, а потом спустя десять минут, оставшись наедине с мужем, высказала ему все что, думала.
Андрей делал удивленный вид, будто не понимал о чем говорит жена. А Марина за двенадцать лет хорошо выучила, чем обычно заканчиваются мероприятия с присутствием свекрови.
Марина вернулась на кухню после разговора с мужем, зашла в дом, скинула с плеча полотенце и вновь занялась готовкой. Тушеное мясо было почти готово, нужно было только нарезать овощи и зелень, а также подогреть лаваш. Она действовала быстро, уверенно, но в голове продолжала прокручиваться сцена у калитки.
За окном донеслись знакомые окрики. Голос свекрови, требовательный и резкий, звучал все громче.
— Алиса, хватит, вылезай! У тебя уже посинели губы! Вот простынешь — и посмотрим потом, кому тут будет весело! Если только твоей матери! — громко вещала Зинаида Петровна, стоя возле бассейна.
Марина вытерла руки о полотенце, открыла окно и спокойно произнесла:
— Зинаида Петровна, на улице тридцать градусов, Алиса в воде всего двадцать минут. Она не замерзнет. А вот вам бы лучше уйти в тень, солнце сегодня очень активное.
Свекровь фыркнула, сделала недовольное лицо, но в тень все-таки отошла. Присела на лавку под сливой, где дул легкий ветерок, и что-то сердито бормотала себе под нос. Алиса, как ни в чем не бывало, продолжила плескаться, смеяться, брызгаться, будто ничего вокруг и не происходило.
Марина выдохнула и вернулась к готовке.
Зинаида Петровна гостила на даче второй раз. Марине было достаточно одного раза. Тогда они только купили дом, обои отваливались от стен, на полу — старый ободранный линолеум, а на окна вообще без слез было не взглянуть. Андрей тогда с таким восторгом говорил, что «все переделаем, все будет в лучшем виде», а Зинаида Петровна с порога начала вещать:
— Это вы называете дачей?! Тут же жить невозможно! Воняет каким-то старьем, может здесь вообще кто-то yмep, а вы, глупцы, купили эту развалюху.
Марина тогда молчала, терпела, потому что понимала, что больше свекровь не переступит порог этого дома. Но муж решил иначе, и даже не обговорил все с Мариной.
Она заранее готовилась, что приезд свекрови снова будет в стиле: перемыть все, что не просят, критиковать всех, кого видит, и поучать всех, кто молча терпит. Марина настроилась, чтобы не дать себе взорваться. В этот раз она решила держать дистанцию и действовать разумно.
Марина выложила мясо в глубокую миску, украсила зеленью, поставила все на стол. Алиса подбежала с мокрыми волосами, завернутая в полотенце, и тут же спросила:
— Мам, а бабушка будет есть с нами?
Марина только кивнула и устало улыбнулась. Еще как будет. И обязательно будет критиковать.
Все сели за стол, кроме Зинаиды Петровны. Марина пригласила ее сдержанно и без лишней теплоты, но та только надменно вскинула брови и продолжала сидеть на лавочке. Андрей, не замечал этого напряжения или делал вид, что не замечает, встал и пошел за матерью.
— Мам, идем, обед уже на столе, — позвал он с той самой добродушной интонацией, которую Марина терпеть не могла.
— Ну, если уж сам зовешь, — протянула Зинаида Петровна с видом царственной особы и направилась к столу, будто соизволила облагородить этот дом своим присутствием.
Окинув взглядом сервировку, она фыркнула:
— Так вы встречаете гостей?
Марина спокойно поставила последний бокал и ответила, не отводя пристального взгляда от мужа:
— Я не знала, что сегодня у нас будут гости. И тем более не знала, что это будете вы, Зинаида Петровна.
В голосе ее не было ни злости, ни раздражения — только усталость и ледяное безразличие. А взгляд, которым она сверлила Андрея, говорил сам за себя. Он потупил глаза и сосредоточенно начал разливать компот по стаканам.
Зинаида Петровна села за стол, сделала паузу и начала комментировать буквально все.
— Мясо, конечно, нужно было потушить подольше. И лук я не люблю, надо было спросить меня прежде, чем готовить. Овощи нарезаны слишком крупно. Это не подача, это — набор огородника, — презрительно оценила она салат.
— Спасибо за мнение, — спокойно отозвалась Марина, не меняясь в лице.
— А эти стулья… Скрипят так, будто сейчас развалятся. Неужели нельзя было что-то понадежнее купить?
Алиса, поджав губы, смотрела на бабушку с удивлением. Девочка уже достаточно выросла, чтобы понимать — бабушки бывают не только добрыми.
Зинаида Петровна демонстративно отодвинула тарелку с мясом и взяла кусок мягкого лаваша. Начала жевать его демонстративно, будто ничего вкуснее в жизни не ела.
— Мам, может колбасу, сыр? — вмешался Андрей, протягивая ей тарелку с нарезкой.
— Вот! Колбаса — другое дело, — довольно ответила свекровь и тут же обратилась к внучке. — А ты, Алисочка, кушай что хочешь, главное только не это мясо.
— Почему? — спокойно спросила внучка, положив очередную ложку себе в рот.
— Ну как это почему? У тебя организм молодой, нужно себя беречь. А мясо просто резиновое!
— Мне нравится мамина еда. А ее супы — самые вкусные, — парировала Алиса.
— Ты просто не замечаешь очевидного, потому что Марина — твоя мама, — ласково произнесла Зинаида Петровна, а невестку чуть не вырвало от ее речей.
Марина резко встала, будто что-то забыла выложить на стол. Но на самом деле она просто выдохнула, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Ведь именно с того момента, когда Марина наговорила лишнего, Зинаида Петровна стала относиться к ней еще хуже.
Марина открыла дверцу холодильника, хотя ничего оттуда и не собиралась брать. Просто нужно было на пару секунд остановиться перевести дух и выровнять дыхание. Но вместе с этим вдруг нахлынуло воспоминание — четкое, болезненное, как будто это было вчера.
***
В тот день стояло солнце, такое яркое, что в объективы камер на улице было сложно было смотреть. Марина держала на руках крошечную Алису, завернутую в одеяльце с ярким розовым бантом. Рядом стоял Андрей, счастливо улыбаясь, и их фотографировали друзья и родные. Цветы, подарки, фразы «Поздравляем!» и «Какая красавица!» сыпались со всех сторон. Марина была уставшая, но безмерно счастливая — в ее руках была целая вселенная.
И тут к ним подбежала запыхавшаяся Зинаида Петровна, которая пришла на двадцать минут позже оговоренного времени.
— Господи, я думала, вы еще не вышли! Ну давай мне Машеньку на руки, — без всякого приветствия она потянулась к ребенку.
— Кого? — опешила Марина, машинально прижимая дочь ближе к себе.
— Машеньку, конечно! Мы с Андрюшей уже все решили — в честь моей бабушки назовем! — с гордостью выдала свекровь.
Марина посмотрела на мужа. Тот виновато отвел взгляд.
— Ее зовут Алиса, — твердо и громко произнесла она, чтобы услышали все.
— Что?! — глаза Зинаиды Петровны расширились. — Да ты хоть Андрея спросила? Мы еще до твоего появления договорились с сыном, что он свою дочь назовет Машей!
— Это моя дочь, а не ваша. И мы с Андреем решили назвать ее Алисой. И ничего менять не собираемся.
Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то сделал шаг в сторону.
— Да это вообще, может быть, и не его ребенок! — с неожиданной яростью выпалила Зинаида Петровна. — Я видела, как ты с другими мужиками флиртовала — и до беременности, и во время нее. Вот и родила неизвестно от кого!
Словно кто-то вылил ведро ледяной воды на Марину. На мгновение она онемела, и первой заговорила ее мать, Анна Григорьевна, стоявшая рядом.
— Ты что себе позволяешь?! — ее голос был громкий, как у школьной учительницы, — Ты в своем уме вообще? Прямо на выписке устраивать такие ужасные сцены?!
— Я хочу как лучше для моего сына! — завопила свекровь, начиная плакать. — А меня никто не слышит!
— Потому что вы сошли с ума, — уже спокойнее ответила Марина. — Моя дочь — это не ваша игрушка. И да, с сегодняшнего дня, держитесь от нас на расстоянии.
Зинаида Петровна развернулась и ушла, не попрощавшись.
***
Марина закрыла дверцу холодильника и снова вернулась за стол. Взгляд ее был спокойным, а лицо непроницаемым. А внутри вспыхивало все то, что она так долго терпела.
Свекровь, тем временем, хмыкнула:
— Ну вот что ты вставала? Или просто решила показать, кто тут хозяйка?
— Просто вспомнила одну сцену, — спокойно сказала Марина, усаживаясь обратно. — Как вы Машеньку искали у роддома.
Зинаида Петровна прищурилась и внимательно посмотрела на невестку, но ничего не ответила.
Все пообедали. Зинаида Петровна доела свой лаваш с колбасой, облизала губы, аккуратно вытерла рот салфеткой и, оглядев стол, с выражением обиды спросила:
— А что у нас с чаем и тортом?
Марина, уже встав из-за стола, начала собирать тарелки, даже не обернулась:
— На даче мы не едим тортов. Слишком жарко, да и не принято. А чай — пожалуйста, если компота вам не хватило.
Последнюю фразу она произнесла с холодной вежливостью, которая, как ни странно, задела свекровь куда больнее любого крика.
— Понятно, — процедила та, поднимаясь со скрипнувшего стула, будто ей нанесли личное оскорбление. — Не ждали, не готовили, и даже чаю трудно было налить.
Она пошла в сторону веранды, где сидел Андрей, уткнувшийся в телефон. Заметив мать, он машинально поднял взгляд.
— Сынок… — начала она с надрывом. — Я чувствую себя здесь лишней. Вот прямо телом ощущаю, как мне тут не рады. Марина меня игнорирует, внучка грубит. А ты… — она сделала театральную паузу, — ты сидишь и молчишь. Уж лучше тогда отвези меня домой. Разве я заслужила такое отношение?
Андрей тяжело вздохнул. Вид у него был обреченный. Но, не желая раздувать скандал при дочке, он встал и пошел заводить машину.
— Марина, мы поедем. Я отвезу маму домой, — бросил он на ходу.
— Как скажешь, — спокойно ответила Марина, не оборачиваясь.
По дороге Зинаида Петровна будто обрела второе дыхание. Начала с жалоб:
— Я не могу понять, за что она меня так ненавидит? Я ведь стараюсь… Я, может, единственная, кто переживает за вашу семью.
А потом перешла к оскорблениям:
— Твоя жена — ужасна хамка. У нее одна цель — изолировать тебя от семьи, подмять под себя. Я же все вижу! С ней даже поговорить невозможно.
Андрей сначала молчал. Но чем дольше слушал, тем сильнее сжимал руль. Он понимал, что мать перегибает. Но в нем боролось все сразу: чувство вины, раздражение, усталость, чувство вины и слабость.
Когда вернулся на дачу — уже стемнело. Алиса с Мариной смотрели детский фильм в прохладной комнате, прижавшись друг к другу.
Андрей встал у дверного проема:
— Марина, нам надо поговорить.
Она посмотрела на него в упор:
— Про торт? Или про чай?
— Про твое поведение, — сухо сказал он. — Ты могла быть сдержаннее. Это все-таки моя мать.
Марина медленно поднялась с дивана. Они отошли на кухню и закрыли дверь.
— Сдержаннее? Я не закатила скандал и не выгнала твою мать. Просто держала дистанцию. А ты… ты бы мог предупредить меня о том, что она приедет.
— Не начинай…
— Я и не заканчивала. Но если ты еще хоть раз привезешь ее без предупреждения на дачу, то мы с Алисой уедем. Навсегда, — сказала она спокойно, и в этом спокойствии было куда больше решимости.
В ту ночь Марина спала в гостевой комнате. Она выключила телефон, расправила тонкое покрывало и уснула почти мгновенно, с ощущением, будто сделала все правильно.
А вот Андрей долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, глядя в потолок. В голове крутились обрывки слов матери, интонации и упреки. Он понимал, что Марина права. Он знал это уже давно. Знал, что мать перегибает. Что ее поведение отравляет воздух в семье, разрушает настроение и забивает клин в отношения между ним и женой.
Но при этом — ничего не мог поделать. Мать всегда была властной, требовательной и громкой. А он… он с детства привык соглашаться с ее мнением. Так проще.
Утром Марина повела Алису на прогулку к пруду. Воздух был свежий, как будто сама природа решила подарить им этот день. Андрей проснулся в пустой комнате. Он прошелся по дому, выглянул на террасу, сел и просто смотрел на свой участок и думал, много думал.
С тех пор он выбрал новую стратегию. Когда Зинаида Петровна в следующий раз попросилась на дачу, он сослался на дела. В другой раз — на сломанную машину. Потом — на запланированный ремонт. Ему это не нравилось, но Марина была непоколебима, и спорить с ней он больше не хотел.
Марине же было безразлично, как именно Андрей решит вопрос с матерью. Она не задавала вопросов и ничего не уточняла. Для нее все уже решилось: никакой свекрови на даче. Никогда.
Зинаида Петровна злилась. Она сжимала губы, закатывала глаза, жаловалась подругам. Она звонила сыну и «невзначай» напоминала о том, каким раньше он был милым мальчиком до того, как женился. Она пыталась, пробовала, жаловалась, но все было тщетно.
Марина и Андрей были крепкой супружеской парой. И Алиса, которая обожала свою маму, была связующим звеном между родителями. А Зинаида Петровна — вне этой крепкой связки. Она это чувствовала и понимала. И от этого свекровь злилась еще больше, но все равно не теряла надежды.
Она была матерью. И была уверена: рано или поздно все вернется на круги своя.
Она ошибалась.
