— Ты опять купила кофе вон за триста восемьдесят?! Диана, ты издеваешься или прикидываешься дурочкой?
Голос Артура звенел, как ложка о зубную эмаль. Холодный, язвительный и… до боли знакомый. Диана посмотрела на мужа, держащего её банковскую выписку с видом прокурора на заседании.
— Артур, я заработала эти деньги. На себя. На кофе. На всё.
— Неважно! — отрезал он, хлопая бумагами по столу. — Семейный бюджет — это не шутки. Ты теперь зарабатываешь больше — значит, должна больше отдавать. Логично?
Логично? — В голове у Дианы всплыло: «Когда ты был на заводе за тридцать пять тысяч, я молчала, а теперь ты у меня кэшбэк проверяешь?»
Вместо ответа она медленно наливала чай. Дрожала. Не от страха. От злости. В груди копилось — и, кажется, вот-вот рванёт.
Полгода назад всё было иначе. Слово «повышение» он тогда произносил с гордостью, почти с придыханием:
— Вот это моя Ди! Начальница! Босс!
А теперь?
Теперь она — расходная статья, инвестиция с плохим доходом и слишком дорогим вкусом на шампунь.
— Я всё пересчитал. Твоя часть расходов теперь — двадцать семь тысяч. И, кстати, с этого месяца будем переводить твоей маме меньше. Она и так там с пенсией сидит, не в Африке, — продолжал Артур, будто на собрании ЖЭКа.
— Меньше? Маме? А ничего, что я из этих денег лекарства покупаю? Она диабетик, Артур!
— Не начинай. Мне тоже надо родителям помогать. Мама хочет зубы делать. Я же не прошу у тебя их оплатить?
Хотя, по сути, только этого и не хватало…
Диана кивнула. Медленно. Потом глубоко вдохнула.
— Артур. Давай прямо. Ты не злишься на кофе. Ты злишься на то, что я теперь зарабатываю больше.
— Чушь. Ты просто тратишь деньги бездумно. А я пытаюсь навести порядок.
— Порядок? Это не порядок, это контроль. Как будто я снова в девятом классе и у меня комендантский час!
Артур усмехнулся. Сухо, с нажимом:
— Тебе бы не помешал комендантский час. Разнеслась. Вечно задерживаешься. То с Натахой, то с коллегами. Может, ты с начальником своим кофе пьёшь?
Диана похолодела.
— Не смей.
— А что? Я просто спросил. Или попала в точку?
— Ты хочешь, чтобы я приносила деньги, но сидела тихо, как мышь. Чтобы не тратила. Не разговаривала. Желательно — не дышала, — голос дрожал, но она уже не боялась. Она злилась.
Он поднялся.
— Я просто хочу, чтобы в доме был порядок.
— В доме? Или в моём кошельке?
На следующее утро она проснулась от звука его шагов. Открыв глаза, увидела: Артур стоит у её сумки, достаёт кошелёк.
— Что ты делаешь? — голос сорвался. Диана села на кровати, прижимая одеяло к груди.
— Карта нужна. Я маме на зубы переведу. Ты всё равно против, а мне плевать. Я муж. И я решаю.
Она вскочила. Схватила телефон, заблокировала карту прямо у него перед носом.
— Что ты творишь?! — рявкнул он.
— Свою жизнь спасаю. Ты больше не получишь от меня ни рубля.
— Ага. Значит, мы теперь враги?
— Нет, Артур. Мы не враги. Просто я больше не твой банк. И не твоя подчинённая.
В этот день Диана уехала на работу раньше. Дрожала за рулём, как студентка перед экзаменом. И впервые не хотела возвращаться домой. Дом… перестал быть домом.
На работе она сидела в машине до последнего. Наталья, её коллега и подруга, уже привычно высунулась из окна:
— О, Диан, ты чего там? Засела, как школьница на курилке.
— Просто не хочу домой.
— А… снова «карта, деньги, два Артура»?
— Хуже. Сегодня он попытался её взять, пока я спала.
Наталья присвистнула:
— Ты ещё удивляешься? Он жадный, Диан. И не к деньгам. К власти. Ты у него из-под контроля ускользаешь, вот он и бесится. Уверена, если ты перестанешь зарабатывать, он первый побежит просить, чтобы вернулась.
Вечером Артур ждал её на кухне. С бумажкой. Видимо, опять расчёты.
— Смотри. Если не хочешь напрямую, давай хотя бы фиксированную сумму. Мне на родительские, коммуналку, бензин…
— Нет.
— Почему? Это же честно.
— Нет. Потому что ты не партнёр, Артур. Ты бухгалтер с манией величия. А я не хочу отчитываться за каждый грёбаный салатик в столовой.
— Тогда ты живёшь здесь бесплатно? Или как?
Диана молча сняла кольцо. Положила на стол. Встала.
— Я устала. Не от тебя. От этого. Я поживу у мамы.
— Ага. Беги. Как всегда. Маме поплачешься, кофе купишь за пятьсот.
Она уже шла к двери, когда обернулась.
— Артур, тебе не жена нужна. Тебе нужен бухгалтер и надзиратель. Найди кого-то, кто будет стоять по стойке «смирно». А я — уволилась.
Диана не плакала. Даже в лифте. Только в такси, когда водитель молча подал салфетки, не задавая ни одного вопроса.
Сейчас ей было страшно. Непривычно. Одиноко.
Но впервые за долгое время — свободно дышалось.
— Дианка, ты чего такая побледневшая? У тебя давление? Или этот придурок снова чудил? — голос мамы звенел в утренней тишине, пока она досыпала макароны на сковородку.
Диана молча жевала кашу. Даже макароны с курицей, её «психотерапия по рецепту», не лезли. Она не спала вторую ночь — в ушах всё ещё звенел голос Артура: «Ты что, решила со мной бороться?»
— Мам, я у тебя пока поживу. Надеюсь, ты не против?
— Против? Тащить чемодан или сама дотащишь? — фыркнула Валентина Николаевна. — Я этого твоего дипломата сразу не взлюбила. Глаза у него хитрые. Как у кота, который метит, а потом делает вид, что не он.
Третий день без Артура был похож на отпуск, где забыли выдать коктейль, солнце и море. Только нервный тик под глазом — в придачу.
На работе Диану встретили взглядами, как будто она вернулась с фронта.
— Диан, у тебя кто-то умер? — хмыкнула Оксана, глядя на её покрасневшие глаза.
— Почти. Знаешь, как говорят: «Минус один контролёр — плюс один вдох».
В обед её схватила Наталья. Не просто «пошли поедим», а буквально — втащила в «Кулинарию» с видом заговорщика.
— Всё, хватит страдать. Рассказывай. Сколько ты продержалась без него?
— Три дня. Три ночи. Один поход в «Пятёрочку» без крика: «Ты опять это купила?!» — Диана усмехнулась, но взгляд потемнел. — Мне страшно, Наташ. Не из-за того, что одна. А из-за того, что думаю, может, я сама виновата…
Наталья поставила вилку, посмотрела на неё внимательно, как хирург на снимок:
— Виновата? В том, что работаешь и зарабатываешь? Или в том, что у тебя нет терпения сидеть на игле его раздражения?
— Он был не всегда таким…
— Ага. На медовый месяц все хорошие. Он и цветы дарил?
— Да. Один раз. На 8 марта. Упаковка такая красивая была…
— Ага. А внутри — гвоздики, которые он у метро купил за сто рублей. Помню.
Они обе хихикнули, но в следующую секунду в груди сжалось.
Вечером, вернувшись к маме, Диана впервые открыла ноутбук — не ради работы, а ради мыслей. Хотела просто написать: «Что со мной не так? Почему мужчина, который меня любил, теперь меня презирает?»
Но остановилась.
Потому что в глубине души знала: с ней всё в порядке. Проблема не в том, что она изменилась. А в том, что он — не справился с её ростом.
— Дианка, у меня тут в кладовке чайник сдох. Посмотришь? А то я в этих кнопках, как курица в микроволновке…
Мама подкинула тему для отвлечения. И неожиданно — идею.
Диана взяла старенький чайник, разобрала, покопалась — и, о чудо, он зашипел, как Артур на завтрак. Мама хлопала в ладоши, как будто дочку в космос отправила.
— Слушай, ты у нас не женщина, а золотые руки с высшим образованием! А если серьёзно… Может, тебе самой что-то открыть? Свой бизнес?
— Мам, я только что сбежала от мужика, который пытался обложить меня налогом на жизнь. А ты — бизнес…
— Так ты и до пенсии с ним сидела бы. А теперь — делай, что хочешь. Свобода, дочка, она как клеёнка в старом шкафу — сначала душно, а потом удобно.
На следующий день Диану ждал сюрприз.
— Привет, Ди, — голос за спиной, знакомый, как школьный дневник. Обернулась. Замерла.
— Костя?
Константин. Её первый. Её университетская история, которую не дорисовали. Тогда он уехал за границу, она — осталась с дипломом и разбитым сердцем.
— Я тебя узнал в «ЛинкедИне». Видел, что в руководителях числишься. Поздравляю.
Она хмыкнула:
— Спасибо. Хотела отпраздновать, но не вышло — муж был не в восторге.
Костя кивнул. Серьёзно. Без улыбки.
— Я развёлся три года назад. Жена не выдержала, что я стал… другим. Более спокойным. Менее «харизматичным», как она говорила.
Диана удивилась:
— Обычно наоборот. Все жалуются, что мужики не меняются.
— Вот и я ей так сказал. А ты как?
Она пожала плечами:
— Осваиваю свободу. И чайники.
Они рассмеялись. А потом замолчали. И в этой паузе было больше понимания, чем в пяти последних разговорах с Артуром.
К вечеру ей написал Артур.
«Мне надо забрать кое-что из квартиры. Я приеду завтра. Надеюсь, ты не будешь устраивать цирк.»
Диана долго смотрела на сообщение. Потом просто поставила «ОК». Без эмоций. Без нервов.
— Он всё ещё считает, что может прийти и взять, что хочет, — заметила она вечером маме.
— Так и есть. Пока ты внутри у себя не решишь, что он больше не хозяин. Ни тебе, ни квартире, ни твоему времени. Ты себя не освобождай на словах — освобождай на деле.
— Мам, а если он придёт и начнёт давить?
— У тебя же паспорт есть? А мозги? А полиция, в конце концов?
На следующее утро Диана не дрожала.
На ней были брюки, в которых она ходила на собеседование, когда впервые устроилась в ту самую компанию. Тогда Артур сказал: «Выбирай — или я, или эта работа».
Она выбрала тогда — его.
Сегодня — выбрала себя.
Когда Артур зашёл, в прихожей уже стоял пакет с его вещами.
— Ты серьёзно? Даже не пустишь?
— Артур. Ты больше не часть моей жизни. Даже если кричишь, как будто всё ещё тут живёшь.
Он сжал губы. Видно было — хочет взорваться. Но сдержался.
— Ты думаешь, одна справишься?
— Я не думаю. Я знаю.
— Ну-ну. Найдёшь себе ещё одного, кто будет тебя терпеть?
— Терпеть? А зачем? Я не таракан, чтобы меня терпели. Я женщина. И я — свободна.
Он ушёл. Громко. Со звонком двери. Но — ушёл.
И впервые за долгое время в квартире стало тихо.
Вечером она снова увиделась с Костей. На кофе.
— Ну, рассказывай, какой у тебя план?
— План? — улыбнулась Диана. — Купить самый дорогой латте в городе. И не объяснять никому, зачем.
— Я не пойму, ты что, совсем с ума сошла?! — визг стоял такой, что даже кот мамин выскочил из-под кровати и уставился, как человек.
— Тётя Валя, давайте без спектаклей, у вас и так давление, — спокойно ответила Диана, но внутри всё кипело.
Перед ней стояла Раиса Григорьевна — мать Артура. В платье, как у директора школы на выпускном, и с лицом, как будто Диана только что вынесла из квартиры её сервиз и продала на «Авито».
— Это ты довела моего сына! Он похудел, нервный весь, ходит по квартире, как привидение! Что ты с ним сделала, а? Мужику надо подчиняться, а не выкаблучиваться со своими карьерными замашками!
— Знаете, что самое интересное, Раиса Григорьевна? Он ведь правда стал тише. И знаете, почему? Потому что больше никто рядом не позволяет ему рычать. Он остался один — и внезапно стал приличным человеком.
Диана стояла у порога маминой квартиры. Мать была на кухне, сжимала валидол и считала до десяти. За последние двадцать минут у неё в квартире прокрутили весь репертуар психоатаки: от «ты разбила Артуру жизнь» до «кому ты теперь вообще нужна в свои годы».
— У моего сына была ЖЕНА! А теперь какая-то эгоистка, возомнившая себя центром земли!
— У вашего сына был комфорт. Когда я кормила, платила, молчала и улыбалась. А теперь у него — просто взрослые проблемы, с которыми он не умеет справляться. Пора бы уже научиться, не в детском саду.
— Ты сожгла ему жизнь!
— Он спал до двенадцати, орал из-за пакета молока и считал мои расходы. Это — не жизнь. Это — вегетативное существование.
На следующий день Диана нашла письмо в почтовом ящике. Без конверта. Простая бумажка, корявый почерк.
«Ты думаешь, ты победила? Но ты будешь жалеть. Я верну всё назад. Деньги, уважение, тебя. Ты будешь ползать.»
Она села на табурет у подъезда, листок в руках. Не плакала. И не боялась. Но рука дрожала.
— Он мне письмо написал. Как школьник. Только вместо «вернись, я всё прощу» — угрожает. — она рассказывала Наталье за кофе.
— Ну всё. Уровень «газлайтинг с элементами шантажа» достигнут. Поздравляю, Ди. Ты прошла всю игру. С финальным боссом в виде его мамы. Что дальше?
— Я подаю на развод. Официально. Я не хочу, чтобы он даже на бумаге имел право что-то требовать.
— А имущество? Делёж?
— Ничего он не получит. Всё, что в квартире, куплено мной — с чеками, с доказательствами. Машина — его, оставляю. У меня есть свобода. Это и есть мой самый дорогой актив.
На развод подали через Госуслуги. Всё цивильно. Он пытался звонить. Писал. Плакал. Угрожал. Извинялся. Потом снова угрожал.
Через три недели Артур появился на пороге маминой квартиры. Накрашенный, в новом пуховике, с букетом.
— Прости. Я был идиотом. Я просто не справился с тем, что ты стала сильнее. Я боялся. Я ревновал.
— Артур. Знаешь, в чём ирония? Ты боялся, что я уйду. И сделал всё, чтобы я это сделала.
— Я не могу без тебя.
— А я могу. И именно это тебе невыносимо.
Он хотел зайти. Она не пустила.
— Слушай, давай всё начнём с нуля?
— Сколько у тебя было попыток? Четыре? Пять? Я не счётчик — я человек. И знаешь, этот счёт — закрыт.
— Ты жалеешь?
— Нет. Жалею только, что не ушла раньше.
Через месяц Диана получила решение суда. Развод оформлен. Без раздела, без споров.
На следующий день она сняла квартиру. Маленькую, но свою. С белыми стенами и окнами на парк. Первый вечер — тишина, чай, и та самая чашка, за которую он однажды устроил скандал.
Вечером ей написал Костя.
«Как насчёт ужина? Без контроля, ревности и финансовых выкладок. Просто ты, я и хорошие суши.»
Она долго смотрела на экран.
И написала:
«Суши — это прекрасно. Но без мужиков, которые потом требуют за них отчёт. Поехали.»
В новой квартире она устроила первую вещь, которую не могла позволить себе годами: тишину.
Никто не проверял её кошелёк. Никто не ставил условия. Никто не упрекал за успех.
И эта тишина звучала громче любых криков из прошлого.
