— Ты это видел?
— Что именно? — не отрывая взгляда от телефона, буркнул Игорь.
— Не притворяйся. — Алина стояла в дверях кухни, прижимая к груди свой смартфон. — Ты снял двадцать пять тысяч со счёта. Опять. Без слова. Опять!
Игорь тяжело вздохнул и положил телефон на стол.
— Маме лекарства нужны были. У неё давление скачет, она себя плохо чувствует.
— Так плохо, что надо молча вытаскивать деньги из общего бюджета? Ты думаешь, у нас тут золотая жила?
— Алина… ну сколько можно? Это же мои родители. Мы же семья.
Она подошла ближе, лицо покраснело, глаза горели — не от слёз, от злости.
— Мы — это я, ты и дети. А не твоя мама, которая звонит мне через день и рассказывает, как я тебе недостойна.
— Не начинай, пожалуйста.
— А ты, может, попробуй закончить! Потому что я больше не собираюсь закрывать глаза на то, как ты потихоньку вытаскиваешь деньги, как какой-то школьник из чужого кошелька!
Игорь отвернулся и потёр виски.
— Я не школьник, Алина. И не вор. Я просто хочу, чтобы мои родители не голодали в старости.
— А ты уверен, что они не «голодают» в золотых цепочках и с маникюром у косметолога раз в неделю?
Он встал, прошёл мимо неё.
— Ты всегда всё утрируешь.
— А ты всегда всё скрываешь, — с вызовом бросила она ему вслед. — Если я узнаю, что ты ещё раз снял деньги без согласования, можешь сам идти жить к маме. На её давление.
В этот вечер у Алины голова гудела. Дети, работа, нескончаемые дела по дому — и сверху эта история с Игорем. Слишком много для одного дня. Она открыла мессенджер — две непрочитанные от Веры. Вера никогда не писала просто так. Это всегда было что-то срочное, громкое или раздражающе эмоциональное.
«Тетя Зоя умерла. Позвони. Срочно.»
Сначала Алина перечитала сообщение трижды. Потом села на диван. Потом встала и пошла на кухню. Сделала чай. Вернулась. Только потом позвонила.
— Алло! — голос Веры был резкий, возбуждённый.
— Привет. Что случилось?
— Случилось, что тётя Зоя отошла в лучший мир.
— Царство ей небесное…
— Ты, может, сядешь?
— Я уже сижу.
— Нам троим — мне, тебе и Нине — перепадает дача.
— Какая дача? — недоверчиво уточнила Алина. — У неё ничего не было.
— Вот и нет! Ты только слушай. Дом в Подмосковье, полтора гектара, всё официально оформлено. Она оставила завещание.
Алина застыла.
— Подожди, подожди… ты хочешь сказать, что у нас есть… недвижимость?
Вера засмеялась:
— Поздравляю, сестра. Ты официально богаче своей свекрови.
Позже, уже вечером, Алина открыла ноутбук. Зашла в личный кабинет банка. История операций. Там, как на ладони, — снятие, снятие, снятие. Сначала две тысячи. Потом десять. Потом двадцать пять. Он снимал, как будто надеялся, что она ослепнет.
Она тихо подошла к зеркалу в коридоре. Усталая женщина лет сорока, с тенью под глазами и отпечатком бессонных ночей. Где-то глубоко — была прежняя Алина. Упёртая, гордая, которая не терпела вранья.
Похоже, пора её будить.
Утро началось с молчания. Он сидел на кухне, ел овсянку. Она наливала кофе.
— Я сегодня поеду к Нине.
— Алина, подожди… — Игорь встал, положил ложку. — Я хотел поговорить.
— Поздно. — Она надела пиджак. — Ты говорил. Деньгами.
— Я же не ради себя…
— А я ради нас, Игорь. Только «нас» у нас, похоже, больше нет.
Он не стал останавливать. Даже не спросил, на сколько она уезжает. И это было страшнее всего.
На вокзале Вера уже ждала. Вера — громкая, как петарда, и ехидная, как кошка.
— Ты выглядишь, как человек, который наконец понял, что семейный бюджет — это не обманка для фокусов.
— Очень смешно.
— Серьёзно, ты бы видела себя! С таким лицом обычно пишут заявления на развод.
Алина улыбнулась.
— Знаешь, может, и напишу.
— Ну, смотри. Только не забудь указать причину: «Задушил любовь банковскими операциями».
Они засмеялись. И смеялись долго, как те, кто слишком давно этого не делал.
Участок тети Зои оказался неожиданно большим. Дом — двухэтажный, с верандой, облупившейся краской и ухоманным садом. Но что-то в нём было… живое. Тёплое.
— Она что, тут жила? — удивилась Нина, подходя ближе.
— Жила и никому не рассказывала, — пожала плечами Вера. — Секретная резиденция старой ведьмы.
— Не называй её ведьмой, — строго сказала Алина. — Она нас любила. Просто… по-своему.
Вера фыркнула:
— Да, особенно когда присылала по пятьсот рублей на Новый год и писала: «Потрать с умом».
— Ну, ты-то, конечно, тратила с умом — на вино и тираду о женской независимости, — язвительно отметила Нина.
— А ты — на тест на беременность, который оказался положительным, и теперь весь род в шоке, — не осталась в долгу Вера.
Сёстры переглянулись. Молчание. А потом — снова смех.
— Знаете что, девочки? — сказала Алина, глядя на покосившийся крыльцо. — Может, это и не дворец, но это… наш шанс.
— Шанс на что? — прищурилась Вера.
— На передышку. На начало чего-то нового.
— А что с Игорем? — осторожно спросила Нина.
— Пока не знаю. Но точно знаю, что мне нужно место, где не будет вранья. Хотя бы на пару дней.
— Ну, добро пожаловать в «Честнолесье», — Вера величественно распахнула руки. — Где всё старое, но без секретов.
— Кроме старого подвала, — добавила Нина. — Он закрыт.
— Конечно, закрыт. — Алина улыбнулась. — Потому что там лежит кое-что, что изменит всю нашу жизнь.
А что — они узнают уже завтра.
На третий день жизни в доме тети Зои у Алины начал дёргаться глаз. Не от усталости — от «гармоничного» сосуществования с сёстрами.
Нина по утрам пила кофе, глядя в одну точку, и шептала молитвы за здоровье ребёнка и мужа. Вера по утрам материлась на кофемашину, как будто та была её бывшим. Алина просто хотела тишины.
Но в доме Зои тишина была только ночью. И то, если не скрипели полы.
— Ты уверена, что у тебя нет планов переехать сюда навсегда? — спросила Вера, протирая старый подоконник. — Так, на всякий случай, я сразу скажу: я клопов не выношу.
— Я сюда не за дачей приехала, — устало сказала Алина. — Мне нужно подумать.
— То есть ты серьёзно задумалась про развод? — Нина, стоя у окна, держала на животе ладони — почти как крест.
— А что мне остаётся? — Алина пожала плечами. — Если человек с тобой живёт, как с соседкой по ипотеке, без предупреждения тратит общие деньги, и считает, что ты — не в счёт…
— Он же просто… хотел помочь родителям, — Нина пожала плечами.
— За мой счёт? Пусть тогда и живёт с ними. Я не против.
Вера прыснула от смеха:
— С такой формулировкой — прям слоган для адвоката: «Хочешь помогать маме? Получи алименты и тапки».
— Я просто устала, девочки, — голос Алины стал тише. — Мне надоело быть в семье бухгалтером, диспетчером, кочегаром и психологом в одном лице.
— Добро пожаловать в клуб, — кивнула Вера. — Только я раньше всех соскочила. Правда, с Максом на шее и без алиментов.
— Макс хоть взрослый уже.
— Взрослый, но всё ещё считает, что пятно на футболке — это «оригинальный принт».
Ирония, ирония… А внутри — всё горело.
На третий день Алина спустилась в подвал. Ключ от него Вера нашла в банке с фасолью на кухне. Вера же и выдала первую шутку:
— Это, по-любому, тайник. Ну, если там не скелет бывшего мужа Зои, я разочаруюсь.
— Она не была замужем, — заметила Нина.
— Тем более! — ответила Вера. — Значит, скелет чужого мужа.
Скрип замка, спуск по холодным каменным ступеням, и вот — они оказались внутри. Пахло сыростью, старыми тряпками и… чуть-чуть тайной.
— Тут… шкатулка, — сказала Алина, подсвечивая телефоном.
— Это не шкатулка, это сейф, — поправила Нина. — Причём старый, как совесть.
— И такой же пыльный, — откашлялась Вера. — Я бы туда перчатки сунула, а не руку.
Но Алина уже крутила колесо. Через пару минут — щелчок.
Внутри лежали:
-
Конверт.
-
Свидетельство о собственности на участок.
-
Маленький бархатный мешочек с украшениями.
— Мама дорогая… — выдохнула Нина, увидев золото. — Это… это же не бижутерия.
— Это серьёзные вещи, — подтвердила Алина, уже доставая из конверта письмо.
Она молча читала.
— Ну? — Вера не выдержала. — Не томи. Что там?
— Она… она знала, что умрёт. И просила, чтобы мы не продавали дом. Говорит: «Этот дом — последнее место, где вы можете быть семьёй. Если и его потеряете — разбежитесь окончательно».
— Прямо как в сериале, — прошептала Нина. — Только без красивых мужиков.
— Ну уж извините, — съязвила Вера, — мы не в Турции. У нас мужики — или в банке, или у мамы на побегушках.
Алина резко встала.
— Я завтра еду в Москву. Нужно решить с банком. Дом оформлен на нас троих. Надо переоформлять, или хотя бы собрать бумаги.
— И с Игорем поговоришь? — спросила Вера.
— Нет.
— Почему?
— Потому что если я с ним поговорю сейчас, у меня не разговор получится, а драка за сковородку.
— Вот тогда точно — «семейное насилие». Но с кастрюлей.
В Москве всё было громким и агрессивным. Даже банк.
— Вам нужно оформить согласие от всех наследников, — сказала дежурная тономатонным голосом. — Иначе невозможно будет проводить сделки.
Алина кивнула.
— А ещё по возможности подайте заявление в Росреестр.
— Поняла.
На выходе из банка — звонок. Номер Игоря.
Она не брала.
Но он перезвонил.
И ещё.
На четвёртый раз — ответила.
— Что?
— Ты где?
— В банке.
— Ты что-то скрываешь? — голос был напряжённый.
— Серьёзно? Это ты мне это говоришь?
Молчание.
— Я просто… я волнуюсь. Ты исчезла.
— Я не исчезла. Я переехала.
— Алина…
— Скажи честно, — перебила она. — Ты действительно думал, что я ничего не замечу? Что можно годами тянуть деньги, как тихий бухгалтер?
— Это было неправильно. Я признаю.
— Ага. Только поздно.
— Я могу всё вернуть. Я хочу всё вернуть.
— Тогда начни с доверия. И с правды.
— Я помогал маме, потому что…
— Не потому что. А вместо. Вместо того, чтобы быть рядом со мной. С детьми. С нами.
Молчание. Потом — глухой голос:
— Я могу приехать. Поговорим?
— Не стоит.
— Почему?
— Потому что ты хочешь спасти отношения, которые уже лежат в реанимации. А я… я впервые за долгое время дышу.
На следующий день она снова была в доме.
Сидела на веранде.
Смотрела, как ветер шевелит траву.
Вера подошла с кружкой кофе.
— Что ты решила?
— Жить.
— А конкретнее?
— Пожить здесь. Устроить порядок. Возможно, сдать часть дома. Возможно, остаться.
— А Игорь?
— А пусть попробует пожить один. С папой, с мамой, со своими кредитами. Посмотрим, как он поёт без моего хора.
— Слушай, — вдруг сказала Вера. — А ведь тётя Зоя была права. Этот дом реально лечит.
— Не дом. Возможность уйти.
Ночью Алина сидела в комнате тети Зои. Там всё было на своих местах — строго, скромно, аккуратно.
На столе — альбом с фотографиями.
На первой странице — три девочки.
Алина, Вера, Нина. Маленькие. С бантиками.
Алина улыбнулась.
Но слёзы всё равно пошли.
Потому что память — это то, что не спрячешь ни в сейф, ни в подвал.
С утра шёл дождь. Мелкий, липкий, как ком в горле. Алина сидела на веранде с чашкой кофе и смотрела, как капли ползут по стеклу. Было неожиданно спокойно. Даже слишком.
— Ты слышала? — Вера стояла босиком, с телефоном в руке. — Он приехал.
Алина обернулась.
— Кто?
— Ну не сантехник же. Твой Игорь.
— Какой мой? — Алина резко встала. — Он уже давно не мой.
— Ну, смотри. Я предупредила.
Через двадцать минут он был на крыльце. Мокрый, с чемоданом и виноватым взглядом. Как школьник, которого выгнали с контрольной за шпаргалку.
— Привет, — тихо сказал он.
— У тебя проблемы с жильём? — голос Алины был ровный, как асфальт после дождя.
— Нет. Просто я подумал… может, мы сможем поговорить.
— Про что? Про то, как ты воровал деньги с общего счёта? Или как твоя мама до сих пор зовёт меня «эта с дипломом и без совести»?
Он глубоко вздохнул.
— Я был неправ.
— Браво. Только ты не в суде. Здесь извинения не списываются — их надо зарабатывать.
Он подошёл ближе.
— Я не за деньгами. Я за тобой.
Вера, наблюдая со стороны, хмыкнула:
— Ух ты. Звучит, как будто сейчас цветы достанет и запоёт «Вернись, я всё прощу».
Алина не сдвинулась с места.
— А ты знаешь, что мы нашли? Украшения. Письмо. Завещание. Этот дом — последняя попытка нашей семьи не развалиться. И знаешь, что? Тут никто больше не лжёт.
— Я понял.
— Ты понял? Да ты годами вытирал ноги об моё доверие! Помогал маме — молча. Выводил деньги — молча. Уговаривал детей молчать, когда дарил своей матери подарки на мои деньги. У тебя нет проблем с голосом, у тебя — привычка молчать, когда выгодно.
Он опустил глаза.
— И ты пришёл сюда… что? Искать прощения?
— Нет, — глухо ответил Игорь. — Сказать, что ты была права.
— Я всегда была права. Я просто перестала себя в этом убеждать.
Вера тихо хлопала сзади, как на плохом спектакле.
— Браво, Алина. Браво. Теперь его швырни метлой — будет идеальная сцена.
— Ты не понимаешь, — Игорь чуть повысил голос. — Я просто боялся, что скажешь «нет», если я спрошу. Я думал, ты не поймёшь.
— Да я, может, и не поняла бы! Но, чёрт побери, я бы хотя бы выбрала, участвовать в этом или нет. А ты выбрал за меня. Как за мебель в спальню.
Игорь поднял глаза.
— Я не хочу тебя терять.
— А я уже тебя потеряла. В тот момент, когда поняла, что доверие у нас — как банковская карта: лимит исчерпан.
Он уехал через два часа. Без скандала. Без «всё ещё будет хорошо». Просто ушёл. С чемоданом и мокрыми кроссовками.
Вера наливала вино.
— Ну что ж… финал в духе «победила она».
— Не победа это, — сказала Алина, глядя в окно. — Это взросление. Позднее. Болезненное.
— И что теперь?
— А теперь — жить.
— Здесь?
— Пока да. А дальше — посмотрим.
Спустя неделю они втроём сидели на веранде. Вера — с ноутбуком, подбирала объявление о сдаче участка. Нина — с животом, похожим на небольшой глобус, перечитывала письмо тёти Зои. Алина смотрела в потолок и думала о главном.
Всё, что рушится — рушится не сразу. А кусками. Сначала доверие. Потом разговоры. Потом — взгляд. И только потом — дом. В смысле не тот, в котором живёшь, а тот, который внутри. И вот этот дом теперь строился заново.
— Ну что, девочки? — сказала Алина. — Мы теперь что, собственницы?
— Мы теперь наследницы, — поправила Нина.
— Мы теперь свободные, — закончила Вера.
И, может, это было и не идеальное завершение.
Но это точно было начало новой главы.
