На кухне пахло жареным луком, подгоревшим хлебом и чем-то невысказанным.
— Не солил, — буркнул Рома, уткнувшись в экран телефона.
— А я тебе не ресторан, — резко ответила Аня, хлопнув сковородкой об конфорку. — Сам себе шеф-повар. Или маму попроси, пусть приедет, посолит.
Роман молча прожевал кусок хлеба, не глядя на жену. Она ходила по кухне, как нервная официантка в обеденный час: то чайник поставит, то полотенце сдернёт, то холодильник распахнёт, потом забудет, зачем.
— Слушай… — начал он, всё ещё не отрываясь от телефона. — Я тут подумал.
Аня застыла, прищурившись, как кошка перед прыжком.
— Сейчас будет что-то гениальное. Давай, удиви.
— Может, я с мамой слетаю? Ну, в этот твой Сочи. Ты ж всё равно на работе зашиваешься. А ей полезно — море, воздух, вот это всё. Давление скачет опять, говорит.
Аня уронила тряпку на пол. Присела, медленно подняла её и выпрямилась.
— Прости, это сейчас шутка была? Такая… пассивно-агрессивная?
— Да что ты начинаешь? — уже раздражённо сказал Рома. — Я просто подумал, ты всё равно работаешь, тебе не до отпуска, а путёвка уже оплачена.
— Моими деньгами. — Аня подняла бровь. — В смысле — я платила. Из своего бонуса. Потому что, цитирую тебя, «ты у нас в долгах, как в шелках». И теперь ты хочешь взять мою путёвку… и полететь с мамой?
Он смутился, почесал шею, как всегда делал, когда чувствовал, что где-то налажал.
— А что тут такого? Мы ж семья. У нас всё общее.
— Ага, особенно когда это «общее» принадлежит мне, а ты — «временный совладелец». Ты вообще слышишь себя?
— Ну а что мне делать? Она меня просила! Ты ж знаешь, она после того инфаркта… Я не могу её оставить.
— Можешь. Просто не хочешь. Это ж тебе удобнее — с мамой. Там тебя никто не пилит, не просит убраться, не напоминает, что ты взрослый мужик, а не мальчик на побегушках.
Роман вспылил:
— Ну конечно! Всё тебе не так! Я между вами двух разорваться должен, да?
— Ты между нами не разрываешься. Ты просто выбираешь маму. Снова. Как всегда.
Аня облокотилась о стол, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
— Знаешь, что самое обидное? Не то, что ты не поедешь со мной. Не то, что ты маму выбираешь. А то, что ты даже не подумал меня спросить. Просто решил. Как будто я тут мебель. Хозяйственная, оплаченная и молчаливая.
Он встал, отодвигая стул с пронзительным скрипом.
— Да всё, забудь. Слетай одна. Я тут с мамой посижу. Мне вообще не принципиально. Хотел как лучше.
— А вышло, как всегда.
— Ой, опять эта драма началась. Прямо трагедия Шекспира на завтрак.
— Рома, у тебя мать вместо жены, а жена вместо домработницы. И ты даже не видишь в этом ничего странного.
Он пожал плечами, подошёл к кофемашине и стал насыпать зёрна, будто это его дело первостепенной важности.
— Вот ты всё время недовольна. Что бы я ни сделал — всё не так.
— Потому что ты вообще ничего не делаешь, Рома. Просто скользишь. Плывёшь по течению. Только мамочка — твой компас, а я — твоя шлюпка.
Он рассмеялся. Насмешливо, с усталостью.
— Ну ты загнула, Ань. С утра уже, а я будто в театр попал.
Она молча подошла к нему. Очень близко. Настолько, что он отступил на шаг.
— Знаешь, что обидно, Рома? Что ты даже не пытаешься понять. Ты просто живёшь. А я существую рядом. Обеспечиваю. Принимаю. Оправдываю. До какого чёрта?
Он отвернулся, схватил кружку, отпил глоток и едва не обжёгся.
— Хочешь — разводись, — сказал он буднично. — Только потом не говори, что я тебя не удерживал.
— Ты меня вообще не держал. Никогда.
Повисла тишина. Только капал кран. Как в плохом сериале: звуки жизни, в которой никому уже не хочется участвовать.
Она взяла сумку и пошла к двери.
— Аня, подожди… — его голос был тише, почти беззащитный.
Она обернулась. На секунду.
— Знаешь, Рома. У нас тут не «семейный совет», а корпоратив. Где я — единственный сотрудник, а ты с мамой — вечные гости на фуршете.
Хлопнула дверь.
Он остался один. С кофемашиной, немым омлетом и ощущением, что вроде бы ничего страшного не произошло. А вроде бы — всё кончилось.
Когда самолёт начал снижение, Роман окончательно пожалел, что не остался дома. Мама всё время дергала за локоть, кряхтела, задавала одинаковые вопросы и ругала кондиционер, который, по её мнению, «дует прямо в печень».
— Да сядь ты уже нормально, — прошипел он, когда она в третий раз полезла за сумкой в багаж над головой. — Там тапочки. Не понадобятся. До отеля доживёшь.
— Не командуй, я тебе не солдат, — буркнула мать. — Ты бы хоть воды купил, бессовестный. На сына пенсии не хватило, называется.
— Мам, ты час назад суп съела. Хватит уже. Сейчас приземлимся и купим.
— Аня бы купила, — многозначительно сказала мать, и уставилась в иллюминатор. — Она у тебя хоть и грубая, но внимательная. А ты, как обычно — сам в телефоне, а я как багаж.
Он закрыл глаза. Ему было плохо. От жары, духоты, но больше всего — от постоянного, липкого ощущения, что сделал что-то не так. И это «не так» уже не поправить даже обратным билетом.
Отель был приличным. Даже слишком. Роман ещё дома выбирал с душой — всё-таки для жены старался. Иронично.
Теперь он тащил чемодан по брусчатке, а мама шла позади, будто принцесса в санях.
— Тут слишком круто, — сообщила она. — Надо было попроще. Я тут себя как гость на чужой свадьбе ощущаю.
— Ага, только жених с мамой, невеста сбежала, — пробормотал он себе под нос.
В номере с видом на море всё казалось бы красиво, если бы не…
— Одна кровать?! — возмутилась мать, осматривая номер. — Ты с ума сошёл?! Я с тобой спать не буду! Я что, тебе Аня?!
Роман закрыл глаза.
— Мам, давай без драмы. Я сейчас на ресепшн спущусь, попрошу раздельные.
— Ты бы сразу думал головой, не в неё же только пиво заливать! — фыркнула она. — Аня бы проверила. Она у тебя всегда всё организует.
Он сжал зубы. Имя Ани в этом отпуске звучало чаще, чем гудки лифта.
«Аня бы то, Аня бы сё»…
День второй. На пляже мать устроила шоу.
— Сынок, тут мужчина ко мне приставал, представляешь?! — кричала она на весь берег, едва он вернулся с двумя морожеными. — Старый, но явно с прицелом! Хорошо, ты вовремя подошёл!
— Мам, это был охранник. Он тебя просил надеть шлёпанцы.
— Всё равно. Странный он какой-то.
— Мам, тебе 67 лет, расслабься уже. Нас никто не похитит.
— Я в душе молода! У нас, между прочим, ещё всё работает!
— Я сейчас утоплюсь.
— Ты сначала кремом намажься. Сгоришь — кто потом кормить будет?
Вечером она на ужине снова затеяла разговор об Ане.
— Она тебя любит, дура ты. Не все такие, как она. Я тебе говорила: не балуйся. Её терпение не вечное.
— Мам, ты ж её терпеть не можешь.
— Я — да. Но я-то не замужем за тобой! Мне можно. А она тебя вообще волоком тащит. Если ты не понял.
Рома молчал. Потому что понял. Просто поздно.
На третий день у него сдали нервы. Всё раздражало — крикливые дети, музыка из каждого ларька, песок в шлёпанцах, мама, вечно говорящая, что он «весь в отца», хотя отца он помнил только по фотографии.
Он вышел на балкон, набрал Аню. Скинула. Перезвонил. Опять скинула. Он написал:
«Ты права. Всё. Я — идиот. Прости. Очень. Не знаю, как это починить»
Она прочитала. И… ничего не ответила.
Мама вышла к нему, держа в руках вазочку с фруктами из отеля.
— Груши зелёные, скажи им там, пусть не позорятся. У тебя голос дрожит. Всё в порядке?
— Ане написал.
— А, ну, молодец. Лучше поздно, чем как обычно. Что сказала?
— Пока — ничего.
— Значит, думает. А это хорошо. Аня — не из тех, кто «в порыве». Ей надо всё разложить, рассчитать, переварить.
Он усмехнулся.
— Ты её лучше меня знаешь?
— Я тебя лучше неё знаю. И это гораздо печальнее, — сказала она, протирая фрукты салфеткой. — Сын, ты — мягкий. Тебя если не направлять, так и будешь на месте сидеть. Аня тебе была не просто женой, а рулём. Без неё ты — как этот арбуз: круглый, симпатичный, но никуда не катится.
Он опустил голову. Смешно, но мама впервые за долгое время сказала что-то честное. Не язвительное, не мамино. А по сути.
— Мам, ты знаешь, ты… достала. Но права.
— Конечно, права. Мать же. И ещё скажу: не теряй. Аня — не вторая раздача. Таких больше не будет.
Рома достал телефон. Написал ещё одно сообщение.
«Если ещё не всё потеряно, я хочу быть другим. Для тебя. Не для мамы, не для отдыха. А для тебя. Вернусь и поговорим?»
Она не ответила. Но не удалила сообщение. А значит — прочитала.
А он пошёл к стойке администратора и заказал себе другой номер. Один.
И не потому что мама достала, а потому что вдруг захотел научиться быть взрослым. Пусть даже впервые в 41 год.
Рома возвращался домой один. Мать осталась ещё на пару дней — решила «впитать климат». Хотя, по факту, она просто хотела отдохнуть от него. Он не возражал. Даже был благодарен. За последние дни его как будто хорошенько приложили по голове — без крови, но с осознанием.
Таксист весь путь молчал. Умный человек. Рома смотрел в окно и вспоминал, как год назад в этом же аэропорту его встречала Аня. С термосом кофе и объятиями, которые вонзались прямо под рёбра.
Сейчас её дома не было. Знал. Она на работе. Оставила ключи на комоде в коридоре, как бы говоря:
«Проходи. Живи. Если умеешь.»
Квартира встретила тишиной и запахом чужого шампуня — он давно уже не нюхал этот аромат. Всё стояло так же. Но всё казалось чужим. Даже кот — он теперь спал в кресле, где раньше сидел Рома. Как будто занял место, пока хозяин не вернулся. Только вот — не отдал.
Он прошёл на кухню, достал чашку, налил воды, посмотрел в окно. Двор. Детская площадка. Отец какой-то девочки качал её, будто убаюкивал — медленно, заботливо. И вдруг всё внутри кольнуло.
А ведь они с Аней хотели ребёнка… два года назад. Потом не до того было. Карьера, кредиты, его вечно «потом». Теперь — поздно?
На столе лежала записка. Рука Ани — уверенная, как у человека, который больше не сомневается:
**«Я поеду в тот самый Сочи. В СЕНТЯБРЕ. Одна. Или не одна — пока не решила. Твою маму можешь забирать к себе, как и хотел. Я больше не против. Даже за.P.S. Квартира пока на нас двоих. Но я подумаю, как тебе будет удобнее.Не ищи меня. Если что-то изменится — я сама тебя найду.Аня»**
Рома прочёл трижды. Потом сел. Потом встал. Потом снова сел.
Он не знал, что делать. Сказать, что внутри что-то оборвалось — ничего не сказать. Оборвалось давно. Просто теперь это осозналось.
Позже, ближе к вечеру, он поехал туда, где не был сто лет — в офис Ани. Её не оказалось. Коллега, симпатичная блондинка, с любопытством посмотрела:
— Рома? Ну ничего себе. Ты существуешь. А мы думали, ты как Тесла — был, да сгинул.
— Я хотел поговорить с Аней.
— О, не тебе одному. У неё сейчас период «я никому ничего не должна». Плотный график, встреч не назначает. Даже шефа сегодня развернула.
— А… как она?
— А ты кто ей сейчас, чтобы знать? — она усмехнулась. — Бывший? Будущий? Заблудившийся?
Он опустил глаза.
— Никто. Пока.
Вечером он сидел на кухне и перебирал старые фото в телефоне. Вот они на даче. Вот в Сочи, кстати. Два года назад. Она в соломенной шляпе, он весь обгоревший, а она его мажет кремом и смеётся:
— «Тебя даже солнце не терпит, если без меня ездишь».
Как же точно.
Телефон дрогнул. Смс.
«Я приеду забрать некоторые вещи в пятницу. Надеюсь, будешь на работе. Без сцен.»
Он долго смотрел на экран, потом написал:
«Можешь не торопиться. Я сам съеду. Это честно.»
Ответа не было. Но он не ждал.
На следующий день он поехал к матери. Прямо с чемоданом.
— О, снова с чемоданом! Как из фильма, — встрепенулась она. — Снова в отпуск? Или тебя выгнали?
— Можешь радоваться, мам. Я теперь с тобой. Навсегда.
Она замолчала. Даже губы перестали шевелиться.
— Это сейчас шутка такая?
— Нет. Очень даже всерьёз. Мы же семья. И как ты говорила — у нас всё общее. Только теперь это общее — ты и я. Без Ани.
— А ты что думал? Что я тебя на руки приму, как в детстве? Ты взрослый. Решай сам. Я тебя воспитывала не для того, чтобы ты ко мне прилип на пенсии.
— Так… ты против?
— Я не против. Просто… ты как всегда. Всё понял, когда всё ушло.
Он посмотрел на неё. Усталую. Одинокую. Слишком похожую на него.
И вдруг понял: именно поэтому всё ушло.
ФИНАЛ:
Через неделю он собрал чемодан и съехал из квартиры, которая принадлежала им с Аней. Подал на развод первым. Без скандалов. Без притязаний. Без надежд.
В суд он не пришёл. Просто подписал бумаги заранее.
Пусть хотя бы финал будет взрослым. Без маминых советов. Без фраз «я хотел как лучше». Без «Аня бы сделала…».
На последнем фото в телефоне — море. Пустой лежак. И женская шляпа.
Он удалил фото.
Сначала фото. Потом всё остальное.
