— Мышьяк, — повторил врач, не поднимая глаз от планшета. — Концентрация не смертельная, но достаточная, чтобы вызвать острую почечную недостаточность. Вам повезло, что вы сразу обратились.
Слово повисло в стерильном воздухе палаты. Оно казалось чужеродным, диким, как волк, забежавший в операционную.
Мой муж, Олег, сжал мою руку. Слишком сильно.
— Откуда? — его голос был хриплым. — Это… пищевое отравление? Может, в ресторане?
Врач наконец оторвался от экрана. Его взгляд был усталым и бесцветным.
— Мышьяк не появляется в салате сам по себе, Олег Петрович. Это не бактерии. Кто-то должен был его добавить.
Олег отпустил мою руку. Я посмотрела на него.
В его глазах плескался страх, но под ним, на самом дне, я увидела что-то ещё. Тёмное, вязкое. Подозрение.
Он не спросил, как я себя чувствую. Он не спросил, кто мог это сделать. Он смотрел на меня так, будто я была не жертвой, а главной уликой.
— Я не понимаю, — прошептала я. Горло пересохло. — У меня нет врагов.
— Полиция уже едет, — равнодушно сообщил врач, словно говорил о погоде. — Им нужно будет задать вам несколько вопросов. И нам придётся проверить ваш дом. Кухню, аптечку… стандартная процедура.
Он вышел, оставив нас одних в звенящем пространстве палаты. Олег отошёл к окну, отвернувшись. Его плечи были напряжены.
— Олег? — позвала я.
Он не обернулся.
— Моя мама была права, — глухо произнёс он. — Она говорила, что с тобой что-то не так. Что ты слишком… нервная.
Я не нашлась что ответить. Все эти месяцы её мелкие уколы, её «забота», её жалобы Олегу на моё «неуважение» — всё это было артподготовкой. И вот теперь, когда земля ушла у меня из-под ног, он выбрал её сторону.
Дверь снова открылась. На пороге стояла она. Светлана Борисовна. Вся в чёрном, с трагически изломанными бровями.
— Алиночка! Девочка моя! — она подлетела к кровати, источая аромат дорогих духов и фальшивого сочувствия. — Я как узнала — сразу сюда! Что случилось? Эти врачи ничего не говорят!
Она схватила мою руку своими цепкими пальцами. Её ладонь была сухой и горячей.
— Мама, её отравили, — сказал Олег от окна.
Светлана Борисовна ахнула и прижала руку к груди.
— Господи! Кто?! Кто мог покуситься на дитя?
Она обернулась на Олега, затем снова на меня. Её глаза, обычно колючие, как сухой репейник, сейчас были полны слёз.
Но что-то в её взгляде заставило меня съёжиться. Какое-то хищное, торжествующее пламя, которое она не успела потушить.
В этот момент в палату вошёл следователь. Мужчина средних лет, с лицом, на котором усталость прочно въелась в каждую морщинку.
— Добрый день. Капитан Сомов. Мне нужно будет осмотреть вашу квартиру. В частности, все лекарства, добавки, специи…
— Конечно-конечно, — засуетилась свекровь, не давая мне и рта раскрыть. — Всё, что нужно! Мы поможем!
У Алиночки столько баночек, она так следит за здоровьем… Нужно всё проверить. Каждую.
Они уехали. Олег, его мать и следователь Сомов. А я осталась смотреть на белый потолок, который давил, грозя обрушиться. Капельница методично отмеряла секунды моей новой, кошмарной реальности.
Я прокручивала в голове последние недели. Мои вечные мигрени. Расстройство желудка, которое я списывала на стресс.
Постоянная усталость. Всё это началось примерно тогда, когда Светлана Борисовна стала заезжать к нам «помочь по хозяйству» почти каждый день.
Она привозила с собой «полезные» травяные сборы. «Для иммунитета, деточка, тебе надо укрепляться».
Я послушно заваривала их. Она подсыпала мне в еду какие-то «витаминные порошки», купленные у знакомого нутрициолога. «Это для сияния кожи, а то ты совсем серая стала».
Телефон завибрировал на тумбочке. Олег. Я схватила его, палец дрогнул над кнопкой ответа.
— Да?
— Алина… — голос мужа был чужим, ледяным. — Следователь спрашивает, зачем ты искала в интернете «доза мышьяка».
Мир качнулся.
— Что? Я не искала! Олег, это неправда!
— Поисковый запрос в истории твоего ноутбука. Три недели назад. И ещё один: «симптомы отравления мышьяком». Ты объяснишь это?
— Это не я! Я не знаю, как это там оказалось! — в моём голосе зазвенела паника. Я чувствовала себя мухой, запутавшейся в липкой паутине.
На заднем плане я услышала голос свекрови, громкий и отчётливый: «Олежек, не дави на неё, она же больна… Может, она просто не помнит… Вся на нервах была последнее время, сама не своя…»
— Олег, это она! — закричала я в трубку. — Это твоя мать! Она была у нас, она пользовалась моим ноутбуком! Она подсыпала мне яд, а теперь пытается сделать виноватой меня!
— Ты с ума сошла — я тебя не травила, — раздался в трубке уже её голос, полный праведного гнева.
Видимо, она выхватила телефон у сына. — Я о тебе заботилась, неблагодарная! А ты… ты, видимо, сама хотела отравиться, а теперь ищешь, на кого свалить! Привлечь к себе внимание!
— Отдайте мне мужа! — кричала я.
— Ему не о чем с тобой говорить, — отрезала она и повесила трубку.
Я швырнула телефон в стену. Он отскочил и упал на пол с треснувшим экраном. Слёзы бессилия обожгли глаза.
Она всё продумала. Каждый шаг. Она не просто травила моё тело, она методично уничтожала мою репутацию в глазах собственного мужа.
Прошло, наверное, два часа. Два часа абсолютной пустоты, когда я просто лежала, не в силах пошевелиться. Дверь палаты открылась. Вошёл капитан Сомов. Один.
Он молча сел на стул у кровати. Положил на тумбочку запечатанный пластиковый пакет. Внутри — небольшой пузырёк из тёмного стекла.
— Мы нашли это, — спокойно сказал он. — В вашей квартире.
Моё сердце ухнуло вниз.
— Что это?
— Токсикологический отчёт будет готов через час. Но предварительный экспресс-тест показал наличие триоксида мышьяка.
— Где… где вы это нашли? — прошептала я, уже зная ответ. На моей полке с витаминами. В моей сумочке. Где-то, где это будет указывать на меня.
Сомов посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был уже не таким бесцветным. В нём появилось что-то похожее на интерес.
— В аптечке. Но не в вашей общей. А в той, которую ваша свекровь держит у вас в гостевой спальне. В косметичке, на самом дне, под флаконом валерьянки.
Я смотрела на пузырёк в пакете, и воздух в лёгких вдруг закончился. Это была не просто улика. Это был спасательный круг.
— Она… она хотела подставить меня, — прохрипела я, — но просчиталась. Думала, что обыскивать будут только мои вещи.
— Очень на то похоже, — кивнул Сомов. Он достал телефон. — Я попросил вашего мужа и свекровь вернуться в больницу. Думаю, нам всем пора поговорить.
Через двадцать минут они были в палате. Светлана Борисовна влетела первой, уже готовая к бою.
— Что ещё случилось? Почему нас выдернули?
Олег вошёл следом. Он выглядел потерянным. Его взгляд метнулся от меня к следователю, потом к матери. Он не понимал, что происходит.
Сомов не стал тянуть. Он поднял пакет с пузырьком.
— Светлана Борисовна, можете объяснить, что это делало в вашей косметичке?
Лицо свекрови на секунду окаменело. Всего на одну секунду, но я успела это заметить. Затем на него вернулась маска праведного негодования.
— Понятия не имею! Это не моё! Это она! — она ткнула в меня пальцем. — Она мне подбросила! Чтобы отвести от себя подозрения! Я же говорила, она хитрая!
— Подбросила? — спокойно переспросил Сомов. — То есть, пока вы ехали сюда, она, находясь под капельницей, как-то проникла в вашу квартиру, подбросила вам яд и вернулась? Интересная версия.
— Она могла сделать это раньше!
— Могла, — согласился следователь. — Только вот ещё одна деталь. Мы проверили ваши телефонные звонки за последний месяц.
Вы не объясните, зачем за три дня до отравления невестки вы звонили своей старой подруге, Вере Захаровой, которая работает заведующей складом в агрохимической лаборатории?
Той самой, где как раз хранятся пестициды на основе мышьяка.
Вот оно. Финальный удар. Лицо Светланы Борисовны стало пепельным. Она открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба.
— Я… я просто… я звонила поздравить её с днём рождения!
— Её день рождения в августе, — ровным голосом парировал Сомов. — А сейчас начало мая.
Олег смотрел на мать. В его глазах рушился мир. Вся его жизнь, все его представления о добре и зле, о любви и преданности — всё это рассыпалось в прах.
— Мама? — прошептал он. — Мама, это правда?
И тут она сломалась. Её лицо исказилось от ярости и ненависти, направленной не на следователя, а на меня.
— Да! — взвизгнула она. — Правда! Потому что она тебе не пара! Она ничтожество! Я хотела, чтобы ты был счастлив, с нормальной женщиной! Я хотела лишь немного её… проучить.
Сделать больной, слабой, чтобы ты увидел, какая она на самом деле! Чтобы ты её бросил!
Она задыхалась от собственных слов. Олег пошатнулся и опёрся о стену. Он смотрел на свою мать так, словно видел её впервые. Видел не любящую родительницу, а чудовище.
— Уведите её, — глухо сказал он следователю.
…Меня выписали через неделю. Олег каждый день был рядом. Он не просил прощения — он знал, что слова здесь бессильны.
Он просто был рядом, молча менял воду в вазе с цветами, чистил апельсины и смотрел на меня с бесконечной, собачьей тоской в глазах.
Я не знала, смогу ли я его простить. Не за то, что он сын своей матери, а за то, что в самый страшный момент он поверил не мне. Но я знала одно.
Я выжила. Я победила. И больше никто и никогда не сможет заставить меня сомневаться в себе.
Я смотрела в окно на весенний город, и впервые за долгое время по-настоящему дышала.
