Вика открыла дверь ключом, как всегда — тихо, чтобы не разбудить сына, если вдруг тот уснул раньше. Вошла, сняла обувь, повесила сумку. Прошла в кухню — и застыла.
— Зинаида Петровна… — голос сам сорвался с дрожью. — Вы… что тут делаете?
Свекровь сидела за столом в их кухне, пила чай из её любимой кружки и спокойно намазывала паштет на батон. На плите — кастрюля с супом. На стуле — Николай Сергеевич, её свёкор, с газетой. На полу — шлёпанцы, которые она не покупала. А на холодильнике — магнитик с морей, куда Вика не ездила.
— Викуля! — вскочила Зинаида Петровна, обрадованно вытянув руки. — Ну ты даёшь! Мы же тебе сюрприз хотели сделать. Вот, приехали пораньше. Ты же говорила, у тебя сегодня короткий день.
— Я не говорила, — глухо ответила Вика. — И даже если бы говорила… Это не повод приходить без звонка. В нашу квартиру. В наш дом.
— Дом, милая моя, — поднял голову Николай Сергеевич, — куплен на наши деньги. Не забывай.
Внутри у Вики что-то щёлкнуло. Нет, не хрустнуло — именно щёлкнуло, как спусковой крючок. Она повернулась к раковине, налила себе воды. Сделала глоток. Поставила стакан. Потом медленно обернулась.
— Андрей где?
— На работе, — пожала плечами свекровь. — Мы ему утром звонили, он сказал, приходите, Вика будет рада.
— Рада? — переспросила Вика и горько усмехнулась. — Удивительно. А почему мне никто не позвонил?
— Ну что ты как неродная, — попыталась улыбнуться Зинаида Петровна. — Мы же семья.
— Именно. Мы — семья. Я и Андрей. Вы — родственники.
— Вика… — зашипела Зинаида Петровна, нахмурившись. — Ты себя-то слышишь?
— Слышу, — кивнула Вика. — И, поверьте, чем дальше, тем яснее.
Она не стала больше разговаривать. Просто прошла в спальню, где в кроватке спал Артём. Маленький, тёплый комочек с белыми щёчками. Она поцеловала его в лоб, села рядом и закрыла глаза. Дышала медленно. Считала про себя.
Они снова здесь. Без предупреждения. Как будто всё это их. Мебель, ложки, полотенца. Мой сын. Мой муж.
Где-то на грани сна и истерики Вика услышала, как хлопнула входная дверь. Видимо, ушли гулять. Или к соседям. Или в магазин. Или в ад, если ей повезло.
Андрей вернулся вечером — уставший, с ноутбуком на плече и с пиццей в пакете.
— Привет, — сказал он, входя. — Мамочка сказала, вы виделись?
— Виделись? — Вика подняла глаза от телефона. — Она оккупировала кухню и объявила, что у неё теперь запасной ключ. Да, мы «виделись».
— Ну чего ты так сразу, — вздохнул Андрей, поставив пиццу на стол. — Ты же знаешь, как они… Они с добром.
— С добром? — она встала. — Твоя мать считает, что имеет право решать, когда нам кого приглашать. Что готовить. Что говорить сыну. Где стоять коляске. Где вешать полотенца. Это не «с добром». Это вторжение.
— Ну ты тоже перегибаешь, — осторожно ответил он. — Они стараются помочь…
— А я просила?
— Это же семья, Вика. Ты не можешь от них так… отрезать.
— Могу. И сделаю. Или выбирай: либо ты говоришь им, что это наша жизнь и наши правила, либо я ухожу. С Артёмом.
Молчание упало в кухне так резко, что даже холодильник, казалось, затаил дыхание. Андрей смотрел на неё, будто впервые видел. Без маски. Без шуточек. Серьёзно. Настоящую.
— Ты серьёзно?
— Да, Андрей. Я больше не могу жить в театре, где главные роли играют твои родители, а мы — статисты. Я не обязана отчитываться Зинаиде Петровне, когда выхожу в магазин. Я не обязана терпеть её советы по воспитанию ребёнка. Я не обязана делить кухню с чужими людьми.
Он сел. Снял очки. Потёр глаза.
— Ты знаешь, я их люблю.
— Я знаю. Но ты женился не на маме. Ты выбрал меня.
Она встала, взяла телефон, ушла в комнату. Села у Артёма. Обняла подушку. Внутри горело всё: горло, грудь, ладони. Слёзы не шли, хотя должны были. Просто было больно. Больно, потому что за восемь лет брака она впервые поставила ультиматум.
И впервые не знала, чем всё закончится.
На следующее утро Андрей сам забрал ключ у свекрови.
— Мам, это не обсуждается. Без звонка — не приходите.
— А ты подкаблучник, — прошипела она. — Она тобой вертит, как хочет.
— Нет, мама. Просто я наконец понял, с кем хочу строить жизнь.
Она ушла, хлопнув дверью. Николай Сергеевич молча пожал руку и ничего не сказал. И это было самым громким в тот день.
К вечеру Андрей и Вика лежали на диване. Молча. Он — с книгой. Она — с телефоном. Рядом спал Артём.
— Прости, — тихо сказал он.
— За что?
— За то, что поздно понял.
— Позже — лучше, чем никогда.
Она взяла его за руку. И впервые за много месяцев почувствовала: есть шанс.
— Ну и что теперь? — Зинаида Петровна сидела на кухне у Оксаны, дочери, и громко мешала чай. — Мы чужие люди стали? Нам внука не видеть? Потому что эта… эта Виктория взбрыкнула?
— Мама, ну не кипятись, — Оксана рассеянно уткнулась в телефон. — У людей семья, свои порядки. Ты сама всегда говорила: «Устав у каждого свой».
— А я думала, Андрей — не тряпка. А он, оказывается, под каблуком. Всё ради бабы. А мы? Мы же ему квартиру купили! Без нас бы он до сих пор с тобой в комнате жил!
Слёзы наворачивались на глаза. Обидно было до дрожи. Она ведь искренне — помочь, подсказать, спасти от ошибок. А в ответ — закрытая дверь и холодный голос сына: «Не приходи без звонка».
— Как ты, мам? — Андрей звонил каждый вечер. Разговоры были короткими. Натянутыми.
— Как я? Прекрасно! — с сарказмом отвечала мать. — Свободу дали, вот и радуюсь. Телевизор смотрю. С внуком по фотографиям знакомлюсь.
— Мам, не надо так…
— Что — так? Ты сам решил. С женой решил. Удачи вам.
После звонка он сидел в тишине и смотрел в пустоту. Вика мыла посуду, спиной к нему. Он чувствовал напряжение между ними — как натянутая струна. Её шаги по квартире — ровные, быстрые. Слова — сухие. Порой он слышал, как она ночью рыдала, тихо, в подушку.
— Ты злишься? — однажды спросил он.
— Я устала, — ответила она. — Я сражаюсь за нас, а ты — пытаешься угодить всем. Так не бывает.
— Я пытаюсь быть хорошим сыном и хорошим мужем.
— А в итоге — ты никакой. Ни там, ни тут.
Он молчал. Внутри — жгло.
Через неделю Вика сидела у ноутбука и открывала сайты по аренде жилья. Мысли мелькали одна за другой: уехать, начать заново, без давления, без посторонних ключей в доме, без критики, без «а вот раньше…»
Андрей зашёл, увидел экран. Сел рядом.
— Съезжаем?
— Хочешь остаться — оставайся. Я устала объяснять, почему нам нужен воздух.
Он вздохнул. Долго смотрел в окно.
— Я найду нам квартиру.
Через три недели они переехали. Сняли «двушку» в спальном районе. Без ремонта, но с окнами в парк и новой дверью, у которой был один ключ — у них.
На новоселье пришли только друзья. Родителей не звали.
— Ну, с новосельем, — подняла бокал шампанского Вика. — За независимость.
— За нас, — подхватил Андрей.
И в ту ночь он впервые за долгое время уснул спокойно.
Зинаида Петровна позвонила через месяц. Её голос был другим. Сдержанным. Спокойным.
— Андрей, мы подумали. Может, нам тоже съехать на дачу? А квартиру сдавать. Нам тут тяжело. Да и вы… всё равно редко бываете.
— Мам…
— Не перебивай. Я тебя родила, но не имею права ломать твою жизнь. Не сразу поняла. Прости.
Он сидел с трубкой в руке. Рядом Вика гладила рубашку. Услышала обрывки фраз — и ничего не сказала. Просто подошла и обняла его сзади.
— Мам, приедете в гости в выходные?
— Если можно. По звонку, конечно, — грустно усмехнулась она.
— Можно, — ответил он. — И даже с пирогами.
Они начали строить заново. Медленно, с оговорками. Но уже не из чувства вины — из желания быть семьёй.
